Дмитрий Суворов - Все против всех. Гражданская война на Южном Урале
Судьба этих червонных казаков после войны была трагична. Те, кому не «посчастливилось» пасть на фронтах, были поголовно истреблены советской репрессивной машиной. Первым эту чашу испил в 1921 году Миронов, но не миновала она в 30–е годы и Примакова, и Ковтюха, и Жлобу, и братьев Кашириных. Исключение — судьба Буденного: здесь сыграли роль его личная близость к Сталину и привилегированное положение, в которое была поставлена 1–я Конная армия как инструмент противостояния Троцкому в рядах Красной Армии. Это противостояние началось еще в годы войны, когда, к примеру, в 1920 году Реввоенсовет с подачи Троцкого приговорил буденновского начдива А. Пархоменко к расстрелу за дикие зверства в черте оседлости евреев. Сталин добился замены ему «вышки» на разжалование в рядовые, а через два месяца Пархоменко восстановили в прежней должности.
Большая же часть казачества уже к середине 1918 года сделала свой окончательный выбор: красные — враги. «Коммунисты дюже свирепы» — вот подлинное высказывание тех лет.
И красные тоже окончательно определились… Выходит в свет знаменитое постановление о расказачивании за подписями глав большевистского руководства. Громом прозвучит требование одного из руководителей Красной Армии Ионы Якира о «процентном истреблении всего мужского населения в казачьих районах» (именно так!).
Обратите внимание — казачество стало единственным этносом (или, если хотите, субэтносом) России, по отношению к которому большевики соблаговолили выпустить подобную директиву. Конечно, Ленин и его команда явно не считали казаков за народ и, призывая к его уничтожению, просто распространили на них систему красного террора как против неугодной социальной группы. Почти в то же время Ленин призывал, например, к истреблению интеллигенции. Однако факт есть факт: особая позиция по казачеству у красных несомненна. И она выражается в одном слове: убить.
«Нет ни одной семьи, где не оплакивали бы погибших… Дон онемел от ужаса», — написал летом 1919 года в своем воззвании Филипп Миронов. И так было повсеместно. Чудовищная статистика: только в азиатской части России — от Урала до Владивостока — к 1922 году было уничтожено до полутора миллионов казаков. Это не считая Дона и Кубани! Среди них погибших на фронтах — не более трети. Одним словом, мы имеем дело с натуральным геноцидом целого этноса, по масштабам сравнимым с турецкой резней армян в 1915–1923 годах или с Холокостом — уничтожением евреев нацистами в 30–40–е годы.
В этой жуткой истории у Урала своя, особенно трагическая страница. Если трагедию казака в годы гражданской войны можно назвать крестным путем, то Урал — это подлинная Голгофа. Роль палача Уральского казачества выпало сыграть Чапаевской дивизии. Фурманов свидетельствует: едва вступив на казачью землю, Чапаев «уловил, что с казаками бороться нужно иначе, чем с насильно мобилизованными колчаковскими мужичками…Главное здесь — не захватывать территорию, главное — уничтожать живую силу». И это стало обычной практикой. Описывая в одном из своих стихотворений известную историю контрудара казаков атамана Толстова против занятого чапаевцами Лбищенска (в ходе этой операции и оборвалась жизнь Василия Ивановича), поэт Михаил Зенкевич написал:
Но, оправившись от заминки,
Справили чапаевцы по ним поминки.
И далее — описание, как по всей земле казачьей не осталось ни кола, ни двора — ничего… Снова Дикое поле, не тронутое лемехом плуга. Как будто и не жил здесь человек.
Такой масштаб террора не имеет аналогов в практике расказачивания в других регионах. А вот и результат. Если на Дону и Кубани население все же осталось (это зафиксировано для Дона — Шолоховым в «Тихом Доне», для Кубани — Фурмановым в романе «Красный десант»), то казачество Оренбургского и Уральского войск было поставлено перед альтернативой: поголовное уничтожение с женами и детьми или исход «всем миром». Казаки выбрали второе. И начался, пожалуй, самый беспрецедентный эпизод гражданской войны, перед которым меркнут даже «ледовый переход» каппелевцев и знаменитая врангелевская эвакуация из Крыма.
Уральские и оренбургские казаки уходили на юг, через пески Средней Азии, всем народом. С наседающей на пятки смертью уральцы прошли вдоль всего казахского и туркменского берега Каспия до Ирана, через Иран — к водам Персидского залива, где их подобрали английские военные корабли и перевезли в Австралию. Там их потомки живут и доныне, не забывая родного языка. А оренбуржцы отступали восточнее — через пески и оазисы. Часть их пыталась укрыться в Хиве, столице тогда независимого Хорезма. Но красные пришли и туда, уничтожив суверенитет этого среднеазиатского государства, и оренбуржцам пришлось уходить еще южнее — в Иран, где они поступили на службу к шаху Реза Пехлеви. Большая же часть казачьих войск во главе с самим Дутовым прорвалась в Семиречье (район Алма–Аты), где соединилась с казаками–сибиряками Партизанской дивизии атамана Анненкова и с боями ушла в Синьцзян — одну из западных провинций Китая. Там оренбуржцы и сибиряки надеялись найти отдых и силы для дальнейшей борьбы.
Но их Голгофа была еще впереди.
Первые пограничные конфликты, или Зарубежный след бойцов уральского сопротивления
Тема столкновений на границе в 1919–1922 годах — одна из самых малораскрытых страниц истории гражданской войны в России. Собственно, то, о чем пойдет речь, уже нельзя назвать гражданской войной в точном смысле этого слова, ибо в центре нашего внимания окажутся конфликтные ситуации на границах Советской России с сопредельными государствами. Ранее эта проблема рассматривалась исключительно в плане пресловутой «интервенции», популярна была легенда о «походе 14 держав против Страны Советов» — классический пример политической мистификации!
Так называемая «интервенция» действительно имела место в трех регионах России: на Русском Севере (Мурманск и Архангельск), в Новороссии (от Одессы до Херсона) и особенно на Дальнем Востоке, где японцы дошли до Читы. Более нигде такая ситуация не прослеживается.
Ибо, к примеру, участие эстонских войск в наступлении Юденича на Петроград — это акция союзнического характера, при главенстве русского командования. И кстати, в ходе операции эстонцы, оскорбленные бестактными заявлениями Юденича в их адрес, прекратили военные действия, чем нокаутировали в конце концов всю операцию. Присутствие же германо–турецких, а затем британских сил в Закавказье (английских также и в Туркмении) — это нахождение войск на территориях, где к тому времени была власть суверенных государств, не входящих ни в красную, ни в белую Россию.
В тени же остался целый пласт исторических событий, когда границы переходила… Красная Армия. Все они падают на период, когда победа большевиков в этой войне уже определилась.
Начнем с общеизвестного. Как известно, в 1919–1921 годах 11–я армия (командующий — командарм М. Левандовский, политкомиссар — С. Киров) вторглась в независимые тогда Азербайджан, Армению и Грузию, ликвидировав их суверенитеты. Предлог — присутствие там отступивших из России белогвардейцев. Хотя в Армении их не было — ведь Армения не имеет общей с Россией границы. А в Грузии белых разоружали. Большевиков не смутил и тот факт, что ни одно из закавказских государств в гражданской войне не участвовало. Исключение — столкновение Таманской армии с грузинскими пограничниками в Туапсе в 1918 году, описанное в «Железном потоке». Строго говоря, закавказцам было не до России — у них шли свои междуусобные войны по знакомому сценарию: Грузия — Абхазия, Армения — Азербайджан (как все, увы, повторяется!). Не остановило Ленина и компанию и то, что у власти во всех трех государствах стояли социалисты. Мусават в Баку и Дашнакцутюн в Ереване — партии левосоциалистического толка. Дашнакцутюн и ныне в Армении — главная левая оппозиционная партия. А Грузия тогда вообще назвалась… ГДР, Грузинская Демократическая Республика, готовая аббревиатура для поклонников социализма на немецкой земле!
Для того чтобы придать делу «законный вид и толк», во всех трех государствах были организованы коммунистические путчи — чтоб было кому оказывать «интернациональную помощь». Но сработал этот сценарий только в Азербайджане, где и красное вторжение потому прошло гладко и почти без потерь. В Армении дело не выгорело — коммунистический путч (так называемое майское восстание) провалился, и его руководители С. Алавердян, Б. Гарибджанян и С. Мусаэлян заплатили жизнями за эту авантюру. Идти в лоб было рискованно — стойкость армянских войск в регионе была хорошо известна еще с Первой мировой войны. Из числа армянских офицеров того времени вышли, между прочим, начдив легендарной Железной дивизии Гайк Бжижкянц и будущий прославленный маршал Иван Христофорович Баграмян.