Дмитрий Суворов - Все против всех. Гражданская война на Южном Урале
Китай и Монголия встретили российские события, находясь в достаточно сложном положении. В 1911 году оба государства пережили революции, результатом которых стало: в Монголии — восстановление независимости в виде теократической монархии Богдо–гэгена, в Китае — свержение маньчжурской императорской династии Цинь и провозглашение республики. Однако демократия в Китае была слаба и не смогла полностью контролировать ситуацию в стране, в результате чего власть на севере страны, в том числе и вдоль границы, оказалась в руках многочисленных военных хунт, постоянно соперничающих между собой и враждующих с Монголией. В общем, обстановка для любой смуты была прямо‑таки идеальная. И результаты не замедлили сказаться.
Взаимоотношения большевиков с китайской военщиной и вообще с китайскими вооруженными структурами — тема особая. Еще в 1918 году лидер владивостокских большевиков Н. Суханов пользовался финансовой и военной поддержкой главаря китайской мафии Гай–сэна в борьбе с Антантой. Об этом довольно откровенно рассказано в снятом в 80–е годы художественном фильме «Владивосток, год 1918–й». О тесных контактах Сергея Лазо с китайскими пограничными генералами в период борьбы с Семеновым вспоминала жена Лазо Ольга.
Между прочим, у Семенова не менее четверти личного состава его войска составляли китайцы. Об участии хунхузов — китайских бандитов — в красном партизанском движении прямо упоминается в фадеевском «Разгроме».
Наконец, вот один безусловно частный, но чрезвычайно характерный факт. Зимой 1920 года, уходя из пограничного с Китаем города Троицкосавска (ныне — Кяхта), так называемый добровольческий отряд семеновцев устроил в городе дикую резню. Спасая население городка, пограничный (белый!) комиссар Хитрово призвал на помощь… китайские регулярные войска, которые вступили в Троицкосавск, выбили оттуда семеновцев, навели порядок и… сдали город красным. В числе тех, кто «сделал гони» от большевиков, был и сам Хитрово, который уехал в Ургу (ныне — Улан–Батор), где и был спустя полгода расстрелян бароном Унгерном — бывшим семеновцем. Расстрелян за то, что позвал на помощь китайцев и фактически посодействовал большевикам.
А вот еще весьма характерный факт. В 1920 году власти Монголии, опасаясь русского проникновения, предпочли капитулировать перед китайцами, но те повели себя вызывающе, демонстративно попирая национальное достоинство монголов. Например, арестовали Богдо–гэгена: историю его освобождения мы уже описывали в предыдущих главах. Это толкнуло монголов на сопротивление, и в эту минуту под стенами Урги появился барон Унгерн во главе своей азиатской дивизии. Барон был воспринят в Монголии как освободитель и «восстановитель государства» — такой официальный титул был ему присвоен. Урга была взята — со страшной резней китайцев, евреев, да и многих русских — и китайские войска отступили на север, к российской границе. В местечке Кяхтинский Маймаиен (монгольский город Алтын–Булак) разъяренные китайские солдаты выместили свою ярость на беженцах из России, убив свыше трехсот человек.
И что же советские власти? Они посмотрели на это сквозь пальцы и пропустили через свою территорию командный состав группировки и часть беженцев (через Читу в Маньчжурию). Солдаты же и большинство беженцев были предоставлены сами себе и рванули обратно на Ургу — это был, безусловно, акт отчаяния, — где на подступах к монгольской столице, близ местечка Цаган–Цэген, были на голову разгромлены войсками Унгерна. Цаган–Цэгенская битва — едва ли не самая крупная за всю историю Монголии, начиная с XVIII века и по наши дни.
Сказанное отнюдь не означает полной идиллии между Советской властью и китайскими «гориллами». Когда под предлогом отражения нападения Унгерна на советскую территорию в Монголию вступили части Красной Армии, сибирских партизан и так называемые красномонгольские отряды Сухэ–Батора, на семьдесят процентов укомплектованные бурятами и калмыками, в Китае воцарилась явная нервозность. Ведь верховный маньчжурский «пиночет» Чжан Цзо–лин сам намеревался сделать то же самое. И тем не менее конфликта не произошло. Ссора с тем же Чжан Цзо–лином разразилась позднее — в 1929 году из‑за Китайско–Восточной железной дороги, но это уже новая страница истории. Применительно же к описываемому периоду определенный альянс «красные — северные китайские генералы» достаточно явственен. Как и довольно явное противостояние тех же северных генералов белогвардейцам, не случайно после краха Азиатской дивизии Унгерна китайцы охотились за ее военнослужащими как за дикими зверями.
К слову сказать, советизация Монголии — явление абсолютно того же порядка, что и нападение на Кавказ или Бухару. Известно, что монгольские революционеры были либо либерал–националистами, либо (как Сухэ–Батор) — мистиками–буддистами. Сухэ–Батор искренне считал, что воюет за Шамбалу, и не стеснялся прибегать к человеческим жертвоприношениям. Почти все революционеры после победы так называемой народной революции (читай — хорошо организованной красной интервенции, где красномонголы сыграли роль легитимного прикрытия) оказались абсолютно не нужны реальным хозяевам Монголии — командарму Щетинкину и начальнику ОГПУ Монголии (!) Блюмкину. Да–да, тому самому, что 6 июля 1918 года убил германского посла Мирбаха, а в 1924 году организовал убийство в тюрьме Бориса Савинкова. И потому жизнь многих из них (весьма вовремя) оборвалась почти синхронно — в 1922–23 годах. Либо от яда, как Сухэ–Батора, либо от «случайной пули», как народного героя Монголии князя Хатан–батор–Максаржава, либо просто у «стенки», как многих остальных. И у власти оказался просоветский ставленник Чойбалсан.
Но вернемся к Китаю. Самое потрясающее во всей весьма темной истории советско–китайских взаимоотношений тех лет — это факт совместных расправ красных и китайской военщины над осевшими вдоль границы белогвардейцами. Таких фактов чрезвычайно много, и все они проходили примерно по одному сценарию: по тайному соглашению китайцы внезапно открывают границу, в образовавшуюся брешь входят красные части и обрушиваются на ничего не подозревающих белых. Иногда в резне принимают участие и китайские солдаты. Потом красные благополучно возвращаются домой. Наиболее известная и трагическая история такого рода — это, безусловно, агония Оренбургской армии.
Как мы уже рассказывали, оренбургские казаки Дутова и присоединившиеся к ним в Семиречье сибирские казаки Анненкова в начале 1920 года прорвались в китайскую провинцию Синьцзян, где были интернированы в городе Чугучак. Там был построен лагерь. В 1921 году Дутов был убит чекистом–диверсантом Касымханом Чадьяровым. Об этом — снятый в 70–е годы художественный фильм «Конец атамана». От себя добавлю: Дутов — пожалуй, первая жертва чекистского террора за рубежом, потом за ним последуют многие. Вскоре уехал в Россию и был там расстрелян Анненков, и командование Оренбургской армией перешло к генералу Бакичу.
Голод свирепствовал в Чугучакском лагере. Умерли сотни людей, но уральцы и сибиряки держались. И даже получали пополнение — в 1921 году в Чугучак прибыли крестьяне–повстанцы из‑под Омска, разбитые красными карателями, но не покоренные. Это событие, однако, стало роковым. Китайские власти в очередной раз сговорились с красными и открыли границу для расправы с Оренбургской армией. Бакич буквально за считанные часы до начала акции узнал о ней и принял героическое решение. Моментально подняв весь лагерь (почти без оружия, без подвод, с женами и детьми), запалив Чугучак, генерал повел людей через джунгарские степи на восток. А через четыре часа после ухода Бакича красные ворвались в город!
Третья часть оренбуржцев погибла в этом страшном пути — уже котором в жизни! — от голода. Воистину это были годы самых жутких испытаний для уральского и сибирского казачества за всю их историю. Но оренбуржцы выдержали их и на сей раз. И, подойдя к пограничному с Монголией городу Шара–Сумэ, взяли его штурмом после трехнедельной осады. Взяли почти голыми руками — оружия почти не было — в бою с хорошо вооруженными китайскими пограничниками. Взяли для того, чтобы снова сотнями погибать от голода. Питались собаками и кошками — другой поживы не было. И надеялись на спасение — ведь пробились же полугодом раньше на запад Монголии с Алтая казаки–енисейцы под командованием атамана Кайгородова! Увы, судьба послала оренбуржцам не спасение, но гибель — на сей раз окончательную.
Осенью 1921 года смерть надвинулась на пришедших в монгольские степи оренбуржцев из Урги, где уже укрепились красные. Теперь уходить было некуда. На север путь был закрыт (Кайгородов прорвался‑таки с отрядом снова на Алтай, но лишь для того, чтобы там погибнуть). С востока наступали большевики, с юга — красноголовы под командованием Хатан–батор–Максаржава и «красного буддийского ламы» Хас–батора (да, был и такой тогда в Монголии), а на западе, на монголо–китайской границе, оренбуржцев неумолимо встретили бы вооруженные пикеты китайских солдат. Пространство жизни для армии Бакича сузилось до предела — кругом была смерть.
