Питер Хизер - Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть
Наверное, самым удивительным моментом рассказа о развитии папской власти в эпоху Каролингов и после нее является то, что она вовсе не являлась продуктом амбиций, присущих самой римской церкви. Скорее, ее создали в ответ на потребительский спрос путем реформирования церковнослужителей, родившихся в тех местах, которые древние римляне сочли бы совершенно варварскими. В середине XI в. северные варвары хлынули в Рим и начали строить новую церковную Римскую империю. Они действовали более чем обдуманно. Как выразился Петр Дамиан:
«Теперь римская церковь – папская епархия должна копировать древний суд римлян. Как и в старые времена земной сенат стремился подчинить все множество народов Римской империи, так и теперь священники папской епархии, духовные сенаторы всемирной церкви, должны посредством своих законов единственной своей задачей сделать подчинение рода человеческого Богу – истинному императору»[326].
Но в 1173 г. эта новая Римская империя только создавалась. Реформированная папская власть имела в своем распоряжении лишь весьма ограниченные рычаги воздействия, когда стремилась расширить свои границы. Ее реальная способность вмешиваться в дела церкви все еще во многом ограничивалась теми моментами, когда ее участие приветствовалось, или местами, где не было сильной центральной власти. Там, где имелись могущественные короли или императоры, область ее влияния оставалась сильно ограниченной, а эти люди по-прежнему придерживались старого постулата – их тоже назначил Бог. Установление каких-то реальных рычагов власти, которые можно было активно использовать для осуществления своих собственных планов, а не просто для какого-то ответа, где только можно, на требования других, стало последним препятствием на пути папской власти к новой Римской империи. Эта проблема решалась только при заимствовании одного из ключевых механизмов, посредством которых старые римские императоры управляли самым большим и долговечным государством, которое когда-либо знала Западная Евразия.
Гармония противоречивых каноновБеглый взгляд на период после смерти Александра II мог бы заставить вас подумать, что традиционный метод, использовавшийся римлянами для доведения до совершенства папской империи, – это прямое запугивание. Это, безусловно, было надежным оружием в руках основателей Первой Римской империи, даже если позже готовность завоеванных провинциальных элит принимать римские ценности и преобразовала ее структуру (начиная со II в. и далее) в гораздо более согласованное предприятие. Преемником Александра стал Григорий VII (1073–1085), тот самый Гильдебранд, который изначально входил в окружение Иоанна Грациана. Григорий знаменит тем, что пустил реформированную папскую власть по новому пути – прямой конфронтации с империей Генриха IV по вопросу симонии – политики, обладавшей коварством атаки кавалерийской бригады в сражении при Балаклаве.
В каком-то смысле я оказываю Григорию плохую услугу. Понимая, что эта проблема существует в большинстве других западноевропейских государств того времени, он был достаточно здравомыслящим, чтобы осознавать: ее невозможно решить везде одновременно, так что королей Англии и Франции он оставил в покое. Григорий также пытался прибегать к убеждению на протяжении первых полутора лет своего правления. Но когда это ни к чему не привело, он объявил о смене тактики под громкие фанфары в январе 1075 г. в форме папского письма, которое получило широкое распространение при королевских дворах и основных церковных институтах Западной Европы:
«Я едва могу найти епископов, которые подчиняются закону либо в своем назначении, либо своим образом жизни и правят христианами в любви к Христу, а не ради мирских амбиций. Среди мирских правителей я не знаю ни одного, который ставит почитание Бога выше своей собственной славы, а праведность – выше выгоды… Так как нет правителя, которого волнуют такие вещи, мы должны защищать жизни верующих людей».
Колкость в последней фразе направлена конкретно против Генриха IV, отец которого, поддерживавший реформы, дал импульс изменению папской власти в 1040-х гг., и именно на территории империи Григорий предпочел сражаться. Его особой целью стала Миланская епархия, огромный имперский город на севере Италии, где симония – в своем роде – была широко распространена. Григорий выбрал себе оружие – призвать население города бойкотировать церковные службы, которые проводили священнослужители, купившие свою должность или состоявшие в браке. Ссора быстро распространилась и вышла из-под контроля. К январю 1076 г. Генрих решил, что с Григорием невозможно ужиться, и начал маневрировать, чтобы заставить его отречься от власти. Григорий ответил тем, что в тот же год на Лентенском синоде отлучил Генриха от церкви. Папа вел себя преднамеренно провокационно и знал, что внутренние проблемы империи, в которой немецкие принцы открыто взбунтовались, играют ему на руку. В результате Генрих решил пойти на уступки и публично выразил смирение в январе 1077 г., стоя под снегом в Тосканском замке графини Матильды Каносской, в котором Григорий нашел себе пристанище. Он был возвращен в лоно церкви, но проблемы между ними не были решены. Теперь Григорий вознамерился помешать любым мирянам (к категории которых он причислял королей и императоров) вообще иметь право голоса при назначении епископов и других лиц духовного звания, что привело к спору об инвеституре (так как большая часть интеллектуальной энергии сосредоточивалась на церемонии, посредством которой епископы облекались своими полномочиями), который разгорелся в полную мощь. К весне 1080 г. они снова были в ссоре, и Григорий не только отлучил Генриха от церкви во второй раз, но и признал главу коалиции немецких принцев Рудольфа Швабского королем вместо него. Благодаря «Константинову дару» Григорий прекрасно понял, что может распоряжаться большей властью, чем император, так как Константин перед отъездом в Константинополь передал власть в империи папе Сильвестру, и почувствовал, что может низложить любого, занимавшего императорский пост, кто не смог соответствовать определенным требованиям. В этот момент к религиозной власти был добавлен политический аспект, приписанный Риму на основе «Дара» в IX в. Притязания папы на власть в империи наконец нашли свое полное выражение[327].
Но в одном ключевом аспекте политика Григория не имела никаких шансов на успех. Но когда настал момент действовать, оказалось невозможным, чтобы Генрих (да и ни один монарх ни Англии, ни Франции) передал полномочия назначать людей на главные церковные посты в своих королевствах Риму по одной простой причине: епархии и главные монастыри средневековой Европы финансировались из доходов крупных земельных владений. Другого способа финансировать какое-либо крупное учреждение в этом в основном сельскохозяйственном мире (это же справедливо и в отношении античного мира) не было. После многих веков, когда церкви делались пожертвования, поощряемые налоговыми льготами, которые часто прилагались к церковным дарам, различные религиозные учреждения в конце XI в. контролировали на разных условиях (то есть проценты от общих доходов, которые они получали, были разными) огромные площади плодородных земель Западной Европы: обычно что-то между четвертью и третью всех земельных владений королевств, в которых они находились. Вполне естественно, что раз никакое государство не могло позволить такой большой части своей потенциальной налоговой базы выпасть из системы, то местные правители оценивали все это богатство этих учреждений, чтобы взимать различные выплаты и услуги. Многие из них являлись экономическими сборами того или иного рода, взимаемыми наличными или натуральными продуктами, но помимо этого были и другие пошлины. На аббатов и епископов иногда возлагали административные и/или судебные обязанности на крупных территориях, например королевств, но не менее важным становилось обеспечение ими рыцарской службы. Это требовало от епархий и монастырей на части своих земель содержать предписанное число рыцарей, которых король мог призвать, когда ему понадобится армия. Житие Льва IX, как вы помните, прославляет его как командующего одним из таких отрядов рыцарей во время военного похода, предшествовавшего его восшествию на епископский престол. В Англии, где записи XI в. целы, епархии и монастыри предоставляли около трети всех вооруженных сил, которые король мог призвать себе на службу, и нет причин думать, что в других местах эта пропорция сильно отличалась. Более того, так как епископы и в значительной степени аббаты назначались королем, в наших источниках есть прямые намеки на то, что вооруженные отряды из религиозных учреждений в политическом отношении считались более надежными, чем обычные. Поэтому, когда у короля случалась беда, он обращался к этим рыцарям, а не к воинам своих магнатов, которые часто были слишком заняты расчетами, чтобы являться на место сбора. Были ли проблемы короля в то время настолько серьезны, что требовалось перенаправлять лояльность священнослужителей на другого кандидата в лидеры? Ввиду того что контролируемый церковью компонент был таким большим, а роль всех ресурсов средневекового королевства – такой политически важной, ни один король не мог позволить себе отказаться от своего права назначать своих людей на церковные должности[328].
