Вячеслав Фомин - Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
Истинное (а не кажущееся) число скандинавских предметов в русских древностях просто мизерно и в огромной массе других археологических находок практически равно нулю, что говорит о случайном характере их попадания в земли восточных славян. По заключению П.П. Толочко, «собственно скандинавских вещей на Руси не так уж и много», хотя в первую очередь именно археологи (наши и зарубежные) говорят о постоянном проживание в ее пределах скандинавов, причем «нередко семьями, в городах и иногда сельских местностях». Справедливость слов Толочко видна прежде всего на материалах Киева и Новгорода, главных городов Руси, где норманнов должно было быть особенно много, и где они, конечно, должны были оставить массу следов своего пребывания. Но эти следы отсутствуют. Так, в Киеве количество скандинавских вещей не превышает двух десятков, причем ни одна из них не имеет отношение к IX в. Эта цифра особенно примечательна на фоне утверждений зарубежных ученых об основании Киева норманнами, уверенности Е.А. Мельниковой в том, что «вместе с Олегом в Киеве, вероятно, впервые появился постоянный и значительный контингент скандинавов». Примерно столько же скандинавских предметов, сколько найдено в Киеве, обнаружено в Шестовице, где, учитывая дружинный характер поселения, замечает Толочко, их, казалось бы, «должно быть особенно много». В знаменитом Гнездове, в котором на Западе видят «анклав викингов», северные изделия встречаются, добавляет ученый, не чаще, чем западнославянские, восточные или западноевропейские.
В отложениях Новгорода предметов, увязываемых со скандинавами, найдено еще меньше, чем в Киеве. В процентном отношении их число (а все они не старше рубежа Х-ХІ вв.), заключает М.В. Седова, ничтожно «по сравнению с находками славянских, финно-угорских и балтских изделий...». Даже норманисты относят эти находки к категории «случайных». При том, что они же утверждают, что Новгород был основан скандинавами, что он являлся «основной базой норманнов в Восточной Европе», что в нем в конце X - первой половине XI в. находился постоянный «больший или меньший контингент скандинавов: дружинников новгородских князей и наместников великого киевского князя, новоприбывших искателей богатстве и славы, торговых людей». Практическое отсутствие скандинавских вещей в слоях Новгорода тем более поразительно, что для его культурных напластований характерна, отмечают специалисты, «исключительная насыщенность древними предметами». В связи с чем «коллекция предметов, собранная на раскопках в Новгороде за 1932-2002 гг., насчитывает в общей сложности более 150 тыс. изделий...», причем в это число не включен массовый керамический материал.
Известно, какой глубочайший след, видимый и в наши дни. оставили норманны в истории тех народов, на территории которых они селились. Так, указывал Д. Щеглов, пребывание норманнов во Франции отразилось «в десятках названий местностей...». Современные зарубежные исследователи констатируют, что «даже сегодня отзвуки» скандинавского языка слышны в нормандском диалекте французского языка. По их же словам, «некоторые города, такие, как Quettehou и Houlgate, сохранили названия, которые присвоили им основатели-викинги тысячу лет навлд», а «из 126 деревень на о. Льюис - одном из внешних Гебридских островов (Великобритания) - 110 имеют либо чисто скандинавское название, либо какое-то его подобие». Восточная Англия, подвергшаяся датской колонизации и где в 886 г. по мирному договору предводителя датчан Гутрума с англосаксонским королем Альфредом Великим был основан Данелаг (по-английски Дэнло, Дейнло, «облаегь датского права»), до сих пор несет на себе ярко выраженный скандинавский отпечаток. А в восточном графстве Линкольншир «более половины современных названий деревень имеют скандинавское происхождение». Х. Ловмяньский, сообщая, что «в целом в Дэнло выявлено огромное число топонимов скандинавского... происхождения», поясняет: в Линкольншире «они превосходят число английских названий». Шведский ученый И. Янссон отмечает, что в Британии и Ирландии скандинавы «оказали значительное влияние на английский язык и местную топонимику». Ничего подобного русская история и русский язык не знают совершенно, и ни один из городов Руси не носил скандинавского названия. Хотя, как неоднократно подчеркивает ПВЛ, варяги активно занимались градостроительством (862, 882, 988). А это, в свою очередь, заставляет повторить вопрос, заданный норманистам в 1876 г. П. Бурачковым: «Если Олег начал ставить города и посадил в них варягов-князей... то почему самые города получили названия славянские, а пороги - норманские?». И на Руси, конечно, была бы совершенно иная топонимическая картина, если бы все было так, как рисовал М.П. Погодин: Рюрик велел норманнам «по исконному обычаю норманнов, рубить везде города или крепости...», или как воображал себе С. Рожницкий: скандинавы «только с того и начинали свою деятельность, что рубили города, могущие служить защитой их господства над иноплеменным племенем».
Е.А. Мельникова, говоря о том, что длительное завоевание датчанами восточных областей Англии отразилось в английском языке в виде многочисленных лексических заимствований (до 10 % современного лексического фонда) и ряда морфологических инноваций, вместе с тем признает, что не только не отмечено ни одного случая фонетических, морфологических или синтаксических инноваций в древнерусском, которые могли бы произойти под влиянием скандинавских языков, но даже в лексике, наиболее проницаемой и динамической области языка, «взаимообмен не был интенсивным и широким». Сказанное исследовательницей нуждается в уточнении: в русском языке нет ни одного шведского слова. Уже говорилось, что крупнейший филолог XIX в. И.И. Срезневский, выделял в русском языке около десятка слов происхождения либо действительно германского, либо возможно германского. В эти подсчеты внесли коррективы ученые-норманисты XX века. Так, С.Н. Сыромятников указал на восемь заимствований в древнерусском языке из шведского, а В.А. Мошин признал таковыми всего лишь шесть . Но речь все же идет не о шведских, а германских заимствованиях вообще. Поэтому, существование «варяжского наречия» или «особого смешанного варя го-русского языка», якобы контаминировавшего элементы древнескандинавского и древнерусского, в «скандинавско-славянском» государстве, был создано воображением датских ученых В. Томсена и А. Стендер-Петерсена.
Пребывание инородного элемента в истории того или иного народа всегда оставляет свой неизгладимый след, даже если этот элемент в своей массе был незначительным по сравнению с численностью коренного населения. Этот след тем более ощутим, если пришельцы имели определенное политическое влияние, какое имели, например, варяги на Руси. Данные слова можно проиллюстрировать примерами из истории европейских стран, включая ту же Швецию, на территорию которой в XIII в. (особенно в его середине) начинается приток немцев с материка. Купцы и ремесленники из Северной Германии в большом количестве поселяются в шведских городах, политическая власть в которых нередко затем оказывалась у немецкой купеческой верхушки. Во второй половине XIV в. немецкое экономическое и культурное влияние в стране получило политическое выражение: в 1363 г. шведским королем стал немец Альбрехт Мекленбургский, что еще больше усилило влияние немцев в Швеции. Переселенцы, получив широкие привилегии, прочно держали, как отмечают специалисты, «в руках всю ее внешнюю торговлю, морские перевозки, кредит», оказали «огромное влияние» на шведскую культуру в целом. Под воздействием немецких образцов складывались организация городского управления, нормы муниципальной жизни. Нижненемецкий язык получил в стране широкое распространение и как разговорный язык и как язык дипломатии и торговли: на нем писались договоры, акты, деловые документы. Он оказал значительное влияние на шведский язык в области лексики и отчасти синтаксиса. В шведском именослове появляется много немецких имен. И все эти разительные перемены в жизни шведов-германцев явилось результатом пребывания среди них, надлежит подчеркнуть, родственных им немцев-германцев, политической влияние которых в стране сохранялось до начала XVI века.
О характере и степени воздействия германского элемента на славянскую среду свидетельствуют примеры из истории кровно близких Руси народов. В XIII в. в Чехию и Польшу устремился поток немецких феодалов, купцов, ремесленников, крестьян, монахов, приведший к появлению на их землях чисто немецких или полунемецких городов, власть в которых находилась в руках немецкого патрициата. В Чехии немецкий язык широко использовался в городах в деловой и правовой сфере, при написании грамот, употреблялся в повседневном общении, что привело к проникновению в разговорную речь, равно как и литературный язык, большое количество германизмов (разговорная речь нередко носила смешанный характер, с пестрой комбинацией элементов чешского и немецкого языков). В Польшу переселенцы принесли немецкое право, получившее повсеместное распространение как в сельской местности, так и в городах. На немецком языке был составлен во второй половине XIII или начале XIV в. свод обычного польского права - т.н. Эльблонгская книга, или Польская правда . По мнению норманистов, двинувшиеся на Русь скандинавы принадлежали к практически тем же слоям (воины, купцы, ремесленники, крестьяне), что и представители немецкого общества, действовавшие в Чехии и Польше. Но если пребывание последних наложило на историю этих стран весьма значимые отпечатки, видимые и ныне, и в какой-то мере даже онемечили Чехию и Польшу, то шведы, которых в огромном количестве выводят в Восточную Европу, да еще причисляют к ним всю верхушку русского общества ІХ-Х вв., в истории Древнерусского государства не оставили, констатировал С.А. Гедеонов, «ни единого следа своего двухсотлетнего мнимого господства над восточными славянами ни в истории, нм в языке, ни в жизни народа».
