От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

В вопросе о Леванте, что любопытно, сошлись интересы СССР и США, уже признавших суверенитет Ливана и Сирии. Государственный департамент довел до сведения британцев, а через них и французов, что США будут против любого соглашения, которое ущемляло бы независимость и суверенитет Сирии и Ливана и тем самым вредило бы демократическому имиджу самих Соединенных Штатов.

В июле 1945 года французы согласились передать контроль над армией и силами безопасности независимым правительствам Сирии и Ливана. Уже даже не шло речи о том, чтобы навязать этим странам союзные договоры с Францией.

В Северной Африке Франции удавалось пока удерживать свои позиции. «Хотя некоторые признаки волнений уже давали о себе знать, в целом ситуация была под контролем, – писал де Голль. – В Алжире восстание в Константине, вспыхнувшее одновременно с майскими мятежами в Сирии, было подавлено генералом Шатеньо…»

Понятие суверенитета в марокканском королевстве и в тунисском регентстве неразрывно связывалось с их верховными правителями – султаном и беем. Я решил начать непосредственно со встреч с первыми лицами этих стран. Первым приглашение посетить Францию получил султан и был принят со всеми почестями, полагающимися главе государства, доказавшему свою преданность в дни самых трудных испытаний. Помимо обычных официальных приемов, он находился рядом со мной на торжественном военном параде 18 июня, и я публично вручил ему воинскую награду – орден «Крест Освобождения». Де Голль попросил султана высказаться со всей откровенностью об отношениях между Марокко и Францией. Мухаммед V ответил:

– Итогом новых соглашений, к переговорам о которых мы готовы приступить, могла бы явиться договорная ассоциация наших двух стран в экономической, дипломатической, культурной и военной сферах.

«Я сказал султану, что, по существу, разделяю его точку зрения, но необходимо внимательно изучить конкретные аспекты проблемы. Относительно даты начала переговоров я предложил приступить к ним сразу после принятия Четвертой Республикой собственной конституции, поскольку последняя, судя по всему, определит характер отношений с рядом территорий и государств, самоопределение которых, как и их участие в сообществе стран, потребует взвешенного решения…»

Следующим Францию посетил бей Туниса Сиди Ламину. 14 июля в Париже он присутствовал на параде.

«Из разговоров с главами стран Магриба, – писал де Голль. – Я сделал вывод о том, что с этими двумя государствами необходимо заключить соглашения о сотрудничестве, соответствующие велению времени и способные – в меняющемся мире – урегулировать взаимные отношения, по крайней мере, на период жизни следующего поколения».

В самый разгар кризиса в Сирии де Голль решил, что настало время для дружественных жестов в отношении СССР, от которого хотелось бы также получить военную помощь. 2 июня де Голль писал Сталину: «Ввиду того что боевые действия в Европе закончены, я прошу Вас передать в распоряжение французской авиации полк „Нормандия – Неман“. Я пользуюсь этим случаем, чтобы еще раз поблагодарить Вас за то, что Вы приняли французских летчиков в ряды славной советской авиации и снабдили их оружием для участия в боях против нацистского врага. Братство по оружию, скрепленное таким образом на полях сражений, предстает в нашей победе как надежный залог дружбы обоих народов – советского и французского».

Сталин ответил 5 июня более чем дружеским письмом: «Ваше послание от 2 июня получил. Французский авиационный полк „Нормандия – Неман“ находится в Москве и готов к отъезду во Францию. С советской стороны не было и нет какого-либо повода к задержке его отбытия во Францию. Полк пойдет на родину в полном вооружении, то есть при самолетах и авиационном вооружении, маршрутом через реку Эльбу и далее на запад. Я считаю естественным сохранить за полком его материальную часть, которой он пользовался на Восточном фронте мужественно и с полным успехом. Пусть это будет скромным даром Советского Союза авиации Франции и символом дружбы наших народов. Прошу принять мою благодарность за хорошую боевую работу полка на фронте борьбы с немецкими войсками».

Де Голль был в восторге, о чем не замедлил 9 июня сообщить в Москву Богомолов: «Встретил на приеме в ассамблее 6 июня Палевского, который рассказал мне, с каким искренним восхищением воспринял де Голль послание И. В. Сталина о возвращении во Францию „Нормандии“ со всем ее вооружением и самолетами.

7 июня меня посетили представители министерства авиации генералы Буска и Валлен с выражениями благодарности по этому же поводу. Они рассказали, что де Голль одновременно послал в Лондон и в Москву письма с просьбой вернуть во Францию полк французских бомбардировщиков из Англии и полк „Нормандия“ из СССР. В письме, адресованном английскому командованию, де Голль просил английское правительство продать Франции бомбардировщики, на которых французские летчики летали на бомбежку Германии в течение почти пяти лет. Английское военное министерство согласилось продать самолеты, но запросило очень большие цены.

Ответ англичан пришел незадолго до послания Сталина, и контраст этих двух ответов взбудоражил все воздушное министерство. В министерстве хотят организовать торжественную встречу „Нормандии“ на парижском аэродроме Ле-Бурже».

Де Голль и сам не скрывал своей благодарности в письме Сталину 13 июня: «Мы с гордостью встретим возвращение наших летчиков из полка „Нормандия – Неман“ на тех самолетах, на которых они сражались бок о бок со славными советскими армиями. Вы можете быть уверены в том, что Французское правительство и народ высоко ценят дар, сделанный Франции Советской Россией. Они видят в нем яркое свидетельство глубокой дружбы наших обоих союзных пародов».

Полк вернулся во Францию уже 20 июня. Богомолов сообщал: «Встреча прошла очень тепло. 23 июня присутствовал на завтраке в министерстве авиации в честь французских летчиков и советских инженеров и механиков „Нормандии“. В 16 часов 30 минут присутствовал на награждении полка „Нормандия“ орденом Почетного легиона. В 18 часов был на приеме в честь „Нормандии“ в обществе „Франция – СССР“… Командование „Нормандии“ с восторгом отзывается о Красной армии и об СССР. Просят ускорить высылку им ордена Александра Невского, которым награжден полк, а также тех орденов личному составу полка, которые не были им выданы во время их пребывания в СССР.

Отмечу, что народ встречает „Нормандию“ исключительно тепло, а правительство довольно равнодушно. Словно не французская, а советская воинская часть прибыла во Францию».

Это действительно было так. В мемуарах де Голля об этой истории с полком «Нормандия-Неман» нет ни слова.

Зато там много о том, как де Голль до глубины души был уязвлен отсутствием приглашения в Потсдам. Не позвали его не из-за позиции Москвы, которая просто не настаивала на приглашении, учитывая незначительный вклад Франции в Победу и тяжелый характер де Голля. Не позвали англичане и американцы, отношения с которыми были на тот момент здорово подпорчены историями с Северо-Западной Италией и Левантом. «Все накопившиеся в процессе подготовки конференции проблемы подтвердили точку зрения Вашингтона и Лондона, что присутствие на ней де Голля будет скорее препятствием для осуществления их планов, чем поддержкой, даже если удастся убедить Сталина пригласить французского руководителя. Его присутствие усложнит переговоры, а возможно, и заведет их в тупик», – писал Фейс.

«Встреча наших вчерашних союзников в наше отсутствие – кстати, в последний раз – не могла не вызвать у нас новой волны раздражения, хотя, в сущности, мы предпочитали не ввязываться в дискуссии, которые впредь теряли всякий смысл.

Мир находился перед лицом свершившихся фактов. Огромный кусок Европы, авансом отданный Советам согласно ялтинским соглашениям, теперь уже на практике перешел в их руки… Это был всего лишь фатальный итог того, о чем было договорено на конференции в Ялте. Напрасно теперь американцы и англичане кусали локти.

Я сожалел о том, что не был приглашен в Тегеран. На Тегеранской конференции было еще не поздно попытаться предотвратить нарушение равновесия в Европе. Я был раздражен тем, что мое присутствие не потребовалось на Ялтинской конференции – и тогда еще сохранялись шансы помешать „железному занавесу“ расколоть Европу надвое. Сегодня же все было предопределено, и делать в Потсдаме мне было нечего». В общем, не очень-то, мол, и хотелось.