Елена Хаецкая - Дорога в Монсегюр
Вечером, облачившись в длинное платье, иду в собор Сен-Сернен. Я немного робею: у нас бы женщину без платка из церкви выгнали со скандалом. Однако бояться нечего: я пришла не к мессе. По собору бродят туристы, в том числе дамы в шортах. Единственное, о чем предупреждают объявления а каждом углу: просьба соблюдать тишину из уважения к святости этих мест.
Полукруглые арки, затхловатый («склепный») воздух, высокий потолок — еще не готика, уже не романика — розоватые стены.
Медленно иду вдоль стен. У меня много времени. Я хочу почувствовать тот давний Сен-Сернен, но все время меня отвлекают посторонние мысли. Слишком уж вписан этот собор в современную студенческую жизнь: на его ступеньках постоянно сидят студенты, читают, разговаривают. Я и сама потом вечерами там сидела с блокнотом на коленях, утыкаясь то в свои записи, то в блекнущее небо. «Близорукое тулузское небо» — перефразируя Мандельштама.
Образы святых — статуи, барельефы. Длиннющие белые свечи по 5 и 10 франков. И вот, на одной стене, ближе к выходу, — маленькое потрясение: русская икона Богородицы. За 10 франков купила входной билет и вошла в «Crypte»: круговой обход всех часовен собора, паломничество, которое совершают все, кто останавливался в Тулузе по пути к Иакову Компостельскому. Можно спуститься в подземелье, где, выхваченные лампами, видны образы святых, плотников, воинов, монахов (резное дерево или резной камень — уже не вспомню, потому что помню только их простые и выразительные лица). Там, под балдахином, установленным в 18 веке, в ларце покоится главная святыня собора — мощи св. Сатурнина.
В помещении тихо, затхло, холодно, спокойно. Полумузейная-полуцерковная святость: тишина, древность, благоговение, любопытство, руками не трогать, одновременно и разрешено и запрещено.
При покупке билета мне выдали также схему расположения капелл с текстом на всех европейских языках, так что я могла углубиться в немецкий вариант и по цифиркам определить, какой именно святой глядит на меня из полумрака. Но в этом было бы что-то очень американское: вбить в мозги, не переваривая, как можно больше информации, которую потом мгновенно забыть. Поэтому я не стала этого делать, а вместо того медленно обошла все капеллы, мысленно заменяя лампы факелами и свечами.
Сен-Сернен — средоточие доброты, света, любви. Лучше всего к нему подходят затасканные слова «духовный центр» — но это именно так. Я постоянно чувствовала рядом его благое присутствие.
Альби, красный город на Тарне
До Альби от Тулузы чуть меньше часа езды на поезде. Вокзал стоит на пл. Сталинграда. Над городом, над зеленым мутным Тарном, над всей местностью торжествующе доминирует собор св. Сесилии. Он похож на крепость. Он огромен. Триумф католицизма.
Путеводитель сообщает, что от Тулузы до Альби 77 км; население Альби ок. 50 тысяч человек. По поводу собора: «Здание величественных форм, символизирующее безграничную власть католической церкви и величие истинной веры после разгрома альбигойцев».
На самом деле собор св. Сесилии производит несколько иное впечатление. Я обошла эту цитадель несколько раз. Строгая, толстая с прилепленным сбоку хрупким, тончайшим резным порталом. Ломкая готика и неприступная романика. Внутри — море витражного света. Знаменитая фреска «Страшный Суд» не произвела на меня должного впечатления, может быть — потому, что я исступленно люблю средневековую резьбу по дереву, а здесь ее было — настоящее пиршество. Самый последний маленький ангел на хорах, самый величественный из апостолов — каждый был неповторим и прекрасен. Меня окружали широкие, скуластые лица — лица того же склада, что и у девушки в общежитии Фуа, у той, которая была в Монсегюре.
Великолепие и роскошь, неслыханная концентрация в одном месте множества прекрасных произведений — такого густого собрания шедевров, что становилось тяжко. И еще была в этом соборе некая нарочитость, неестественность, диссонанс, звучащий параллельно основной теме, сплетаясь с ней в дивный, тревожащий, бесконечно манящий поток: в самом сердце торжествующего католицизма открыто засела самая исступленная мистика. Внезапно в памяти всплыла одна книга, которую я видела в нью-эйджевском магазинчике на ул. Гамбетта в Тулузе. Она называлась «О мистицизме собора св. Сесилии в Альби». Я не вспомнила бы об этом, если бы, находясь в соборе св. Сесилии, постоянно не ощущала диссонанс. Я не стала специально искать мистические символы, но один просто бросался в глаза: на стене собора — каменный резной крест, сделанный в виде перекрестья двух терновых веток. Осталось только добавить по розочке на концах веток…
Вселенная собора под узорчатым острым небом нефа, лес стройных розовых колонн, разноцветное, разбитое витражами солнце.
Зеленый Тарн и красный город.
Значительно проще, приятней, спокойней — католичней — собор Сан-Сальви, названный в честь какого-то местного епископа IV века. Сам епископ — крохотная красноватая статуя — с посохом и митрой, чуть склонив голову на плечо, добро и пастырски встречает тебя, когда ты поднимаешься к воротам. Полумрак, витражи, статуи, кресты, резная кафедра, тонкие колонны, темные скамьи… И в самом алтаре, на самом видном месте — я, не веря своим глазам, иду, чуть ли не натыкаясь на скамьи, — в самом центре собора копия с Рублевской «Троицы». Останавливаюсь, всматриваюсь. Нет, не показалось. Рублев. Здесь, в Альби.
На самом деле Альби — город без катаров. Правда, даже самые маленькие дети здесь альбигойцы, что само по себе забавно, если вдуматься. И все же доминирует здесь не 13-й, а 20-й век, и центральная, наиболее громко звучащая фигура — Тулуз-Лотрек. Его родной дом, где нет никакого музея, о чем вас сразу же известят в «офис де туризм». Лавочки, торгующие репродукциями его работ — репродукции на открытках, в книгах, на ткани, на футболках (120 франков), фартуках, полотенцах…
Во всех этих красных, желтых, фиолетовых девицах, черных и зеленых господах, во всех этих курильщиках, плясунах, шутах, конюхах, игроках, театралах, уродах, полураздетых, совсем раздетых, одевающихся, раздевающихся, чешущихся, моющихся — во всем этом столько СОЛНЦА!
Альби залит солнцем. Альби красный. Альби розовый. Альби золотой. Он полон ярких пятен — света и тьмы, желтого и фиолетового среди общего нежно-розового фона. Альби — море красок. Альби — Тулуз-Лотрек. Без всякой мистики.
Жестокий и праздничный. Карнавал и пляска Смерти. В Альби можно быть красавцем, можно быть уродом, нельзя быть серым. Из Арканов Таро — «Колесо Фортуны».
И посреди этого бесконечного легкомысленно-беспощадного верчения плывет, властно доминируя над местностью (аморфной и потому — неподвластной никому, протекающей между пальцев!) — огромный корабль собора, битком-набитый мистикой, таинственными шедеврами, явным торжеством и тайным поражением; плывет, увозя в трюме, как пленницу, небольшую статую святой Сесилии.
Авиньонет
Авиньонет (правильно — «Авиньонэ»), один из главных центров сопротивления крестоносцам.
Если исходить из расписания движения поездов, в Авиньонете поезд останавливается два раза в сутки: в 5 утра и в 6 вечера. Все остальное время он с песнями проносится мимо. Поэтому я поехала до соседнего Вильфранша, где путеводитель обещал собор 14 века и крепость, построенную в 1270 году.
Рано утром я была в Вильфранше. Маленький городок просыпался. В церковь зашли две женщины, провели там совсем немного времени и пошли дальше по своим утренним делам. На рынке расставляли лотки, и женщины уже начали ходить с корзинами по хлебным и мясным рядам.
Никому до приезжего в этом городке не было никакого дела. Здесь шла жизнь, повседневная, бытовая.
Я купила еще одну фотопленку, а заодно спросила в магазине, где здесь крепость, построенная в 1270 году. Ни о какой крепости в Вильфранше не знали.
Я выпила кофе в кафе и осведомилась там у хозяйки по поводу крепости. Она долго думала, потом привела еще одну женщину. Та немного понимала по-немецки. Нет, никакой крепости тут нет. И шато никакого нет. Есть эглиз, но я там уже была. Красивая эглиз.
Заглянула еще в одно кафе, оно же отель-ресторан. Выпила еще кофе. Спросила о крепости. Да нет в Вильфранше никакой крепости!
Тут лицо служащей отеля-ресторана озарилось радостной улыбкой. Она написала название одного шато на бумажке и протянула мне. Я спросила, далеко ли это от Вильфранша. О нет, совсем рядом — 30 километров… (Она думала, что я на машине).
Я вышла из Вильфранша и пошла по шоссе номер 113 в сторону Авиньонета, поскольку другого выбора у меня не было.
До Авиньонета 7 километров. Было довольно прохладно, дул ветер, но дождя, слава Богу, не было. Справа и слева от шоссе тянулись поля пшеницы и кукурузы, среди колосьев мелькали маки. На горизонте волнились холмы. Я сорвала мак и сунула себе за ухо.
