Глеб Голубев - Пасть дьявола (с сокращениями)
- Да, - хмуро кивнул Казимир Павлович. - Бейлер любит рекламу, есть у него такая слабость. И свою смесь он засекретил, чтобы получше заработать на ней, а может, и по каким-то другим причинам. У них ведь особые условия работы. Как же я обознался? Хотя у меня великолепная память на лица. И фамилия у этого ученика Бейлера такая запоминающаяся: Грюн - "зеленый", Питер Грюн.
- Нет, это Ганс Гартвиг, - сказал я. - Он был на "Сперри" механиком. Его среди других рыбаков, считая уже погибшим, вчера по радио поминали в молитве.
- Ну что же, бывают поразительные сходства, - кивнул Бек. - А что случилось с катером?
- Его опрокинула огромная волна и произошел внезапный взрыв. Видимо, спасся один Гартвиг. Мы толком не могли его расспросить, не зная немецкого. Может, вы с ним потом побеседуете?
- С удовольствием. Но только вряд ли медики его быстро выпустят.
Судовые врачи часто ворчат, что мы оставляем их без работы. Теперь они прочно завладели Гартвигом, уложили его в лазарете в отдельный бокс и никого к нему не подпускали. Разрешили только недолго побеседовать с ним капитану и начальнику экспедиции. Переводчиком был наш главный полиглот, второй штурман Володя Кушнеренко, знающий шесть языков. Потом он рассказал нам с Волошиным:
- Говорит, о причине взрыва понятия не имеет. Вокруг по воде разлился и загорелся мазут. Гартвиг поскорее задраил люк, включил систему водяного защитного орошения и двигатель. Отойдя на безопасное расстояние, он якобы снова открыл люк и целый день плавал, не удаляясь от места гибели, кричал и подавал звуковые сигналы сиреной, но безрезультатно.
Ничего нового Гартвиг, в общем, не рассказал.
- В примечаниях к лоции указано: только за последние три года в этих водах погибло семьдесят пять тунцеловных катеров, - помолчав, добавил Володя. - И все главным образом из-за плохой остойчивости. Даже в небольшой шторм опрокидываются. На это времени немного надо. Две-три минуты - и готов. Крепко повезло этому Гартвигу. Из такого переплета выкарабкаться! Неудивительно, что он от пережитого вроде малость рехнулся. Плачет, старушку-мать поминает, крестится.
- Что же с ним решили делать? - спросил Волошин.
- Передадим на первое встречное судно, какое будет направляться в любой ближайший порт. Так решил кэп. Ну а если дня два-три никого не встретим, придется доставить его на берег на дирижабле.
- Не могли на мину случайно напороться?
- Вряд ли, - покачал головой Володя. - Уже лет двадцать в здешних водах подобных случаев не было. Тут море чистое.
- Море чистое, а место нечистое...
На следующий день мы совершили еще один полет в район, где предположительно погиб "Сперри". Вдруг все же чудом спасся еще кто-нибудь, кроме Гартвига? Однако справедливо кто-то сказал: чудеса потому и называются чудесами, что не повторяются... Мы кружили над океаном целый день и ничего не нашли.
Возвратившись, мы уже не застали Гартвига на "Богатыре": его передали на встретившийся английский лайнер, шедший на Багамы.
Сергей Сергеевич огорчился:
- Жалко, не удалось с ним побеседовать подробнее.
- А по-моему, от расспросов все равно толку было бы мало, - сказал я. Слишком он потрясен пережитым.
- Точно, - поддержал меня Костя. - Хотите верьте, хотите нет, а был у нас в Одессе такой случай. Идет как-то один старый докер по пирсу, не буду называть его фамилию, и видит: барахтается в воде человек и орет во весь голос по-английски: "Помогите! Помогите!" Оказывается, один раззява-англичанин со своего шипа за борт свалился и пузыри пускает. Ну докер, конечно, остановился, посмотрел и спокойненько так говорит: "Чего кричишь, дура? Плавать нужно было учиться, а не иностранным языкам". И пошел дальше. Так и с этим Гартвигом.
Когда общий хохот стих, Сергей Сергеевич сказал, сочувственно покачав головой:
- Каких только случаев не бывает в Одессе, - и все захохотали снова, а Костя громче всех.
В тот же день начальник экспедиции с явным облегчением распорядился разобрать дирижабль и с утра всем приступить "к нормальной работе по графику"...
Мы втянулись в строго размеренный судовой режим. Каждое утро нас будил голос вахтенного штурмана, зычно раздававшийся из динамиков внутрикорабельной связи, выключить которые, к сожалению, было невозможно:
- Судовое время семь часов, команде вставать. Доброе утро, товарищи! Сегодня понедельник, пятнадцатое сентября. Температура воздуха плюс двадцать шесть градусов, температура воды также двадцать шесть градусов...
Но "Бермудский треугольник" продолжал настойчиво напоминать о своих загадках. В радиопередачах, которые мы слушали, обсуждались причины возникновения гигантской волны, потопившей "Сперри", но не отмеченной береговыми станциями оповещения. Наверное, Гартвиг много нарассказал и репортерам, только газеты до нас не доходили.
Мы вели научные исследования не только с борта "Богатыря". Время от времени в океане устанавливали буи на якорях - настоящие небольшие лаборатории. Целый месяц они автоматически измеряли температуру воды, направление и скорость течений на разных глубинах, вели наблюдения за погодой, регулярно передавая все сведения по радио.
Жизнь наша шла размеренно и спокойно. Но восемнадцатого сентября в эфире опять прозвучал тревожный сигнал - всем, всем, всем. При хорошей погоде пропала яхта "Мария", занимавшаяся поисками затонувших сокровищ возле Багамских островов. Вот уже третий день не выходит на связь, не отвечает на вызовы.
Заканчивалась радиограмма все тем же зловещим рефреном - просьбой ко всем судам и самолетам, находящимся в этом районе, принять участие в поисках пропавшей яхты.
- "Мария", "Мария", - морща лоб, задумчиво проговорил Волошин. - Что-то мне это название кажется знакомым. Надо лететь. Пойду переоденусь по-походному. И вам советую поспешить, если хотите отправиться с нами. Позавтракаем в воздухе.
Я побежал в каюту, захватил блокнот, диктофон, два фотоаппарата и поспешил на палубу. Оболочка дирижабля быстро наполнялась газом.
- А я ведь не ошибся, мы с этой "Марией" уже знакомы, хотя и мимолетно, сказал Сергей Сергеевич.
Он достал из планшета фотографию.
- Помните? Мы снимали роскошную яхту "Звезда моря" этого Сеймура разбогатевшего инженера с компаньоном - зубным врачом. А на заднем плане попала случайно в кадр и "Мария". Она мне потому и запомнилась, что носила родное российское имя.
- Значит, это она пропала? Что же с ней могло случиться?
- "Пасть дьявола", - лаконично, но весьма многозначительно ответил Сергей Сергеевич.
- А может, она вовсе не пропадала? Может, они в самом деле там передрались у островка, перерезали друг друга?
- Нет, "Звезда моря" цела и другие яхты тоже, сейчас сообщили. А "Мария" ушла оттуда через неделю после нашего визита.
- Куда?
- Вот этого, к сожалению, никто не знает. Разве такие сведения искатели сокровищ сообщают?
Мы взлетели, быстро позавтракали, выпив крепчайшего кофе и закусив бутербродами, и поспешили занять привычные места у окон., где за каждым был закреплен сектор для наблюдений.
Небо на горизонте сливалось с морем, одно незаметно переходило в другое. Казалось, мы не движемся, неподвижно парим над океаном. Какое-то странное, колдовское ощущение. Может, в самом деле улетим незаметно в какую-то другую вселенную?!
- Да, - задумчиво произнес Сергей Сергеевич, - сильно сказал как-то старик Конрад о пропавших без вести судах: "Никто не возвращается с исчезнувшего корабля, чтобы поведать нам, сколь ужасна была его гибель, сколь неожиданной и мучительной стала предсмертная агония людей. Никто не расскажет, с какими думами, с какими сожалениями, с какими словами на устах они умирали..."
Помолчав, он добавил:
- Одно утешает: агония оказалась недолгой, если они даже не успели подать зов о помощи. Повторяется история "Прекрасной Галатеи".
- Но почему? - снова не мог удержаться я. - Ведь не было ни шторма, ни магнитной бури. Почему же они как и "Галатея", исчезли бесследно, не подав никакого сигнала?
Никто не ответил мне.
Наверное, и на этот раз нечего было бы записывать в дневник, если бы не чистейшая, невероятная случайность, какие порой вдруг совершенно неожиданно круто меняют спокойное течение событий.
Когда мы уже разворачивались, чтобы лечь на обратный курс, вдруг заметили маленькое белое судно. Волошин посмотрел в бинокль:
- Тунцеловчик. Рыбачат.
Но Локтев, словно не слыша его, направил дирижабль к суденышку.
- Ты что, Борис Николаевич? Это же тунцелов.
Командир промолчал и лишь через несколько минут вдруг отрывисто сказал:
- Что-то у них не в порядке. Мачта сломана.
Мы все приникли к биноклям.
- "Сперри"! - вдруг вскрикнул Олег Никаноренко. "Сперри"?! Пропавший тунцелов?!
- Точно, "Сперри", - подтвердил Гриша. - Две буквы совсем стерлись, еле разберешь название.
- На вызов не отвечают, - сказал радист.
