Ольга Щербатова - В СТРАНЕ ВУЛКАНОВ. Путевые заметки на Яве 1893 года
После знойного дня наступила, наконец, прохладная ночь, освежаемая дующим с моря ветром, давшим нам возможность впервые за несколько дней хорошо отдохнуть.
Вторник 26 января, Сингапур. — Сегодня я встала в пять с половиной часов утра и после чая поехала одна в ботанический сад. Любопытная, пестрая толпа даже в этот ранний час наполняла уже улицы: китайские кули несли из деревни на базар овощи и плоды; толстые, сытые китайцы богатого класса в черных куртках, белых панталонах и белых европейских шляпах медленно и степенно совершали утреннюю прогулку; в дверях своих мастерских сухощавые китайцы-ремесленники наслаждались воздухом и курением, прежде чем засесть за дневную работу. В гэрри ехали китайцы-торговцы и европейские приказчики, конторщики и другие, отправлявшиеся из загородных предместий на место своего служения. Китайцы всюду преобладали, но немало было также и длинноногих клингов[119] и коренастых маленьких малайцев, между которыми встречались также арабы, японцы и жители всех стран света. Смешение языков было поистине вавилонское: английский, голландский, немецкий, китайский, индостанский, испанский и др., но всего более слышался малайский, составляющий lingua franca Малайского полуострова и архипелага.
В ботаническом саду я гуляла часа два, записывая имена растений и изучая особенности неизвестных мне разновидностей; прогулка здесь по утренней прохладе была настоящим наслаждением, а в ботаническом отношении весьма поучительна. Едучи домой, я встретилась с С. и с ним отправилась к Литлу посмотреть японские редкости, которых у него был большой выбор. Магазин находился в Раффлз-сквер, где под арками, окружающими площадь, помещаются лучшие магазины Сингапура, снабженные всевозможными европейскими, китайскими и японскими предметами лучшей доброты. От Литла мы заехали в китайские лавки, где накупили довольно много вещей, заплатив за них относительно недорого.
Остальную часть дня я провела дома, а С. отдал визит нашему консулу и вице-консулу. Выводцев утром вернулся из Сиама, куда он отвозил сыну Сиамского султана[120] орден св. Александра Невского. После чая мы снова были у Литла, где сделали окончательный выбор; имеющиеся у него предметы японского производства все более высокого качества, чем таковые же в туземных лавках, и, конечно, дороже. Инкрустации слоновою костью по дереву и золотом по кости отличались тонкостью и изяществом работы; не менее хороши были также чайные сервизы из тончайшего фарфора.
К сожалению, многие вещи отзывались влиянием европейского вкуса, искажавшим врожденное, весьма утонченное чувство прекрасного японцев, которые последнее время, стараясь подладиться под требования многочисленных английских туристов и крупных покупателей для лондонского рынка, изменили во многом древним преданиям искусства своей страны и потому теперешние их производства по художественности, хотя не по качеству, во многом уступают прежним. Это пагубное влияние англичан было уже нами неоднократно отмечено в течение нашего путешествия по Индии, где результаты еще более печальны.
Прокатившись затем по городу, мы вернулись в гостиницу, где, собрав свой багаж, отправились на пароход, отходивший на следующее утро в Батавию. De Carpentier (название нашего голландского парохода) по своим размерам, по нарядности внутренней отделки и по опрятности походил на большую яхту. В столовой переборки были выложены панелями из ясеневого дерева, украшенный большими, в квадратный аршин, картинами из изразцов, нарисованные сепьею[121] и кобальтом и изображавшими сцены из голландской жизни. Сочетание дерева с изразцами было очень удачно и придавало каюте уютный, веселый вид. Капитан встретил нас у трапа и сам повел вниз показывать помещение, которое за одним исключением было весьма удобное. Исключение составляли ванные комнаты, отличавшиеся отсутствием ванн, заменявшихся большим баком с водой, которую приходилось черпать ковшом и им обливаться. Пароход освещался электричеством и по комфорту ничем не разнился от английских судов «П. и О. К°».
Продолжавшаяся всю ночь нагрузка сопровождалась таким шумом и суетой, что не было возможности заснуть.
Среда 27 января, Малайский архипелаг. — Мы снялись с якоря в семь часов утра и пошли между островами столь же живописными, сколь те, которые окружают вход в сингапурскую гавань. В двенадцать часов дня, дав предварительный сигнал пушечным выстрелом, De Carpentier остановился в двух или трех милях от берега, напротив города Риау на острове того же имени, принадлежавшем голландцам. У входа в бухту стояла яхта регента Риау. Сдав почту, пароход пошел дальше.
Сегодня мы впервые познакомились с голландским завтраком, основным блюдом которого служит рис и называемым потому «рисовым столом»[122]. Вначале, с непривычки, мы не знали, как приступиться к нему, так как нам подали за раз двенадцать или пятнадцать различных блюд, состоявших из мелко изрубленных кусков каких-то трудно узнаваемых яств. Впоследствии, присмотревшись к соседям, мы открыли секрет удачного употребления этих блюд и даже стали различать их состав. Вся задача заключалась в том, чтобы наложить себе на тарелку миниатюрную гору из вареного риса, облить его очень перечным соусом и на этой основе надстроить содержание мелких блюд, состоящих из сушеной рыбы, холодной солонины, жареных цыплят, раков, говядины, ветчины, яиц, огурцов и пр. пр., а сверху еще непременно положить несколько больших кусков пикулей. Все, что не помещалось на главной тарелке, складывалось в виде запаса, на маленьких тарелках, окружающих полукругом большую, и с которых по мере надобности можно было пополнять истощившуюся рисовую гору. Я перечислила только те блюда, которые легко было различить или по вкусу, или по виду, но таких, которых невозможно было отождествить с чем-либо известным, насчитывалось еще почти столько же, и их мы до конца своего пребывания на Яве не выучились узнавать, а потому тщательно избегали до них дотрагиваться.
Своеобразными яствами не исчерпывались особенности De Carpentier, отличавшимся еще удивительным разнообразием собранных на нем представителей всевозможных наций мира, редко, мне кажется, сходившихся вместе на таком небольшом пространстве. В состав прислуги и команды входили яванцы, малайцы, китайцы и индусы; в числе же пассажиров и офицеров были: один француз, нас двое русских, трое англичан, китаец и пятеро голландцев. Когда все собирались за столом, смешение языков было полное: почтовый чиновник-голландец неимоверной толщины болтал без умолку на ломаном французском языке с французом; китаец — по-китайски с одним из голландцев, другие голландцы — между собою на своем языке; англичане и мы с капитаном по-английски или между собою по-русски, а кругом прислуга, подавая нам блюда, что-то шептала по-малайски. Кроме того, слышались знакомые индостанские слова и вовсе непонятные яванские.
Утром сегодня мы поинтересовались узнать, в какое время мы перейдем экватор; на наши расспросы капитан отвечал, что наверное не знает: «Когда-то днем», — сказал он. Совершая беспрерывно круглый год и из года в год рейсы из Сингапура в Батавию и обратно по морям, испещренным островами и имея почти постоянно в виду берега, командиры пароходов знают отлично все это пространство и поэтому считают излишним делать какие бы то ни было обсервации.
Целый день мы шли островами и только к вечеру вышли в более открытое море, вследствие чего почувствовалась легкая качка; болтливого почтового чиновника укачало, и он к обеду не явился. Температура сегодня стояла довольно возвышенная: в полдень 23° R. в тени, а вечером 20° R.
Четверг 28 января, Малайский архипелаг. — Ночью мы испытали на себе близость экватора: было невероятно душно; в полдень также градусник показывал значительное против предыдущих дней повышение, а именно: 25°R. в тени и 50° R. на солнце, причем даже вечером он упал всего на один градус.
На рассвете мы вошли в Банкский пролив[123], где больше не испытывали качки; в восемь часов пароход остановился около голландского военного судна, здешнего станционера, напротив главного города острова Банка — Мунтока, где повторилась вчерашняя процедура, т. е. дали пушечный выстрел, спустили шлюпку и сдали почту; после чего принимали груз олова, задержавший нас до десяти часов. Остров казался весьма живописным, и мы осведомились у капитана, нельзя ли отправиться на берег, но за неимением времени он нам этого не разрешил.
Кнаулс, который живет всегда в Батавии, где он женился на голландке, возвращается теперь туда после четырехмесячного отсутствия в Европе с молодым англичанином, которого он везет с собою в качестве помощника. Первую часть путешествия он был очень весел и разговорчив, радуясь скорому свиданию с семейством, но в Сингапуре узнал о смерти старшего своего ребенка, внезапно умершего от дифтерита, известие, сильно поразившее его.
