Хорхе Борхес - Как сделать детектив
— Мне не хотелось бы ссылаться на известные банальные истины, — проговорил Петтис, морща лоб, — но, пожалуй, тут будет разумным сказать: исключите невозможное, и то, что останется, пусть это покажется совершенно маловероятным, неизбежно будет истиной. Вы исключили дверь; я полагаю, вы исключаете также и дымоход?
— Да, — буркнул доктор Фелл.
— Значит, мы сделали круг и снова вернулись к окну, так? — вопросил Хадли. — Вы тут без конца распинались о способах, которыми явно никто не мог бы воспользоваться. Зато в этом своем внушительном перечне сенсационных преступлений вы даже не упомянули о том единственном выходе, которым убийца мог воспользоваться…
— Потому что это окно не было заперто, неужели не ясно?! — воскликнул доктор Фелл. — Я могу описать вам несколько видов манипуляций с окнами, если только это запертые окна. Начиная от давнишних штучек с фальшивыми шляпками гвоздей и кончая новейшим фокусом, который проделывается со стальными шторами. Можно, например, разбить стекло, тщательно запереть шпингалетом оконную раму, а потом перед уходом вставить вместо разбитого оконного стекла целое, укрепив его замазкой; в результате новое стекло будет выглядеть как прежнее, а окно будет заперто изнутри. Но ведь наше-то окно не было заперто, оно даже не было закрыто. До него лишь ниоткуда нельзя добраться.
— Кажется, я где-то читал о «людях-мухах»… — заметил Петтис.
Доктор Фелл, покачав головой, отклонил это предложение:
— Мы не станем рассуждать о том, может ли «человек-муха» карабкаться по абсолютно гладкой стене. Раз уж я бодро признал возможным столь многое, я мог бы принять на веру и это, если бы только «мухе» было где опуститься. Иначе говоря, «человек-муха» должен был бы откуда-то отправиться в свое путешествие и где-то его закончить. Но ведь и крыша, и земля под окном исключаются… — Доктор Фелл постучал кулаками себе по вискам. — Впрочем, если хотите, я могу поделиться с вами парой соображений на этот счет…
Он поднял голову и замолчал. В дальнем конце тихого, совершенно опустевшего обеденного зала бледно вырисовывался ряд окон, за которыми кружился снег. На фоне окон мелькнул человеческий силуэт; вошедший потоптался на месте, оглядывая зал, и торопливо направился в их сторону. У Хадли вырвалось приглушенное восклицание, когда они узнали в нем Мангана. Манган был бледен.
— Неужели что-нибудь еще? — спросил Хадли, стараясь сохранять невозмутимый вид. — Что-нибудь еще насчет курток, которые меняют свой цвет, или…
— Нет, — сказал Манган. Он остановился напротив стола и перевел дух. — Но лучше вам поспешить туда. Что-то стряслось с Дрейманом — апоплексический удар или вроде того. Нет, он жив. Но только ему совсем худо. Он как раз собирался связаться с вами, когда это случилось… Он все время в горячке, твердит о ком-то у него в комнате, о фейерверке и дымоходах.
1935
Фридрих Глаузер
Открытое письмо по поводу «Десяти заповедей детективного романа»
Под заглавием «Десять заповедей детективного романа» писатель Штефан Брокхоф опубликовал в начале 1937 года в «Цюрхер иллюстрирте» статью-уведомление о выходе в свет своего нового детектива — «Три киоска у озера». «Открытое письмо» Глаузера — ответ на эту статью.
Бернери (Франция), 25.III.37
Дорогой и уважаемый коллега Брокхоф!
Некоторое время тому назад с Синая еженедельника «Цюрхер иллюстрирте» Вы возвестили о десяти заповедях детективного романа, и мне захотелось оспорить некоторые из выдвинутых Вами положений. Отдельные Ваши утверждения разбудили во мне дух противоречия и критики — вот только свои соображения я охотнее высказал бы Вам устно. Мне кажется несправедливым, что Вам придется молча выслушать мой монолог, не имея возможности вмешаться и поправить меня, если я допущу ошибку или в ложном свете представлю Ваши мысли. Но раз уж мы, подобно королевским детям из сказки, никак не можем встретиться, то пусть наша полемика, наша мирная, дружеская дискуссия развернется на страницах «Цюрхер иллюстрирте». Пусть она примет форму маленького состязания певцов, в котором публика возьмет на себя роль Элизабет (так, кажется, звали ту даму, для которой Вагнер сочинил торжественный въезд миннезингеров?). Но без музыкального сопровождения. Так будет лучше.
Я всегда считал, что Ветхий завет со своим перечнем десяти заповедей — нарушение которых, кстати, все еще поставляет материал для наших романов — создал прискорбный прецедент. Все, кто чувствует в себе неизъяснимое желание поучать несчастных ближних, почему-то считают своей обязанностью расчленить избранную тему на десять частей, хотя вся она укладывается в пять, четыре или три пункта. Так, нас мучали десятью заповедями домашней хозяйки и десятью заповедями холостяка; даже владельцев радиоприемников и пылесосов не постеснялись терзать числом десять.
Десять заповедей!.. Пусть будет так. Я ничего не имею против десяти заповедей детективного романа. Позвольте только одно замечание: роман — продукт человеческой деятельности, предмет неодушевленный, на кой ляд ему заповеди. Заповеди нужны не роману, а его создателю. Но я готов согласиться, что формулировка «Десять заповедей автора детективного романа» тоже не особенно благозвучна…
Зато, вероятно, Вы согласитесь со мной в другом: в том, что часть Ваших требований — нечто само собой разумеющееся. Лондонский Detection-Club, куда входит ряд писателей детективного жанра — Агата Кристи, Дороти Сейерс, Крофтс, Каннингем, — уставным порядком предписывает своим членам то, что Вы, дорогой коллега, изобретаете: правдоподобность действия, отказ от изображения преступных сообществ, честную игру, уклонение от ненужных сенсаций, добротный язык.
Добротный язык! В нашем случае добротный немецкий язык. Этого постулата я в Ваших заповедях недосчитался. Вполне может быть, что я ошибаюсь: он, этот постулат, показался Вам до такой степени самоочевидным, что Вы просто не сочли нужным о нем упоминать.
Детективный роман, процветающий сегодня в англосаксонских странах, — это, как Вы верно заметили, игра, игра, разыгрываемая по определенным правилам. Само собой разумеется, эти правила нужно соблюдать — правда, иногда это очень трудно сделать. Тут Вы, я думаю, со мной согласитесь.
Благодаря заключенному в детективном романе элементу игры он родственными узами связан со своим более изысканным собратом, который величает себя просто «романом» и претендует на то, чтобы его относили к произведениям искусства. А эти произведения искусства читают только до тех пор, пока они не превратятся в искусно сделанные, точнее, в искусственные продукты, не станут делом определенных груп и отдельных снобов, пока их авторы не начнут копаться в изнанке души или спекулировать на философии, психологии и метафизике и не забудут об основных требованиях, предъявляемых к роману: об искусстве сочинительства, повествования, изображения людей, их судеб, об атмосфере, в которой эти люди обретаются. В хорошем романе должно присутствовать и напряжение. Это не то напряжение, которое господствует в детективе, но оно непременно должно быть.
И поскольку роман отбросил напряжение как нечто нехудожественное, его презираемый собрат, детектив, пережил тот успех, который в глазах определенного сорта людей низвел его до положения парвеню.
Но все это Вы знаете не хуже меня, и я вовсе не собираюсь читать Вам лекцию о развитии романа. И все же мои предварительные замечания были необходимы. Ибо из всех особенностей, составляющих суть романа, детектив сохранил только напряжение. Но напряжение особого рода. Автор детектива тоже немножко сочиняет, но при этом не покидает проторенных троп. И он добровольно отказывается от самого главного: от изображения людей и их борьбы с судьбой.
Человек и его судьба! Детективный роман добровольно отказывается от этой художественной особенности. В своей сегодняшней форме он отличается строгой логичностью и некоторой абстрактностью. Вот что хочу я первым делом ответить на Ваши «Десять заповедей»: роман, написанный по этому рецепту, лишен судьбоносности. Убийство, единичное, двойное или тройное убийство, совершенное в начале, в середине и, может быть, даже в конце романа, нужно только для того, чтобы обеспечить мыслящую машину материалом для логических умозаключений. Согласен, все это может быть весьма увлекательным. Когда эта метода только лишь входила в моду — вспомните об «Убийстве на улице Морг», об отце всех этих Шерлоков Холмсов, Эркюлей Пуаро, Фило Вансов, Эллери Куинов, о дедушке инспекторов и комиссаров Скотленд-Ярда, вспомните о шевалье Дюпене Эдгара По, — когда метода была еще новой, она обладала даже художественными достоинствами, видимо, только потому, что ею пользовался настоящий поэт. Теперь она вконец затаскана, если не сказать опошлена.
