Михаил Бахтин - Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927
Квадратными скобками выделены в рукописи конспекта рукой М.М.Б. две цитаты со стр. 175 и 176, в дальнейшем введенные в оригинале в текст ПТД (Примечание редактора).
Лео Шпитцер Итальянский Разговорный язык[399] Издательство Курта Шредера, Бонн и Лейпциг, 1922 Посвящается Мейер-Любке[400]<1> «Когда теперь, по завершении работы, я оглядываюсь в поисках того, что служило ей "образцами", то в первую очередь я должен назвать книжечку Германа Вундерлиха "Наш разговорный язык" (Веймар-Берлин 1894), которой мне хотелось дать некоторый иллюстрирующий фон в области романской филологии» (стр. V).
<2> «Также и в романистике отдельные проблемы разговорного языка прослеживаются исторически вперед и назад, особенно много наблюдений о психологии речи собрано Тоблером, но "Смешаные исследования" Тоблера содержат, как гласит заголовок, именно статьи о синтаксисе французского языка и не являются изложением разговорного языка, а в "Синтаксисе романских языков" Мейер-Любке преобладает, естественно, грамматико-исторический метод над психологически-дескриптивными (стр. VI).
<3> «Я, как и Бундерлих, старался объяснить значительную часть явлений итальянского языка из конститутивных элементов разговора[401] между двумя и больше сторонами» (стр. VI).
<4> «Из шести глав Вундерлиха (I: "Речь и письмо", II: "Вступительные формы разговора", III: "Свойство экономии в нашем разговорном языке", IV: "Свойство избыточности в нашем разговорном языке", V: "Меновая стоимость наших форм и формул", VI: "Отпечаток своеобразия") я сохранил только вторую: первая глава Вундерлиха содержит определение понятия разговорного языка, которое я не хочу повторять. Для меня разговорный язык — это просто устная речь "правильно" (нормально-усредненно) говорящего итальянца. Главы V и VI содержат новообразования и раритеты разговорного языка, которые не отличаются от тех, которые мы находим в исторической грамматике любого языка. Число моих глав — четыре: вступительным формам (I) противопоставлены формы завершения (IV). В этих пределах добавлены две главы, в каждой из которых рассматривается один конститутивный элемент разговора: партнер (III: "Говорящий и слушатель") и ситуация (IV: "Говорящий и ситуация"), Свойства "экономии" и "избыточности" разговорного языка я обсуждал в главе III, так как в ней особенности разговорного языка объясняются из взаимоотношения говорящего и слушателя. Нелегко было провести разделение между главами II и III, потому что партнер тоже принадлежит ситуации: многое из того, что я поместил в одну из них, читатель захочет перенести в другую» (стр. VI и
<5> «Дескриптивно-психологический метод[402], который применен здесь, состоит во внутреннем прослеживании (Nachfühlen) психологических процессов, которые совершаются между двумя участниками некоторого разговора. Использованный языковой материал рассматривается при этом как непосредственно данный и не является предметом какого-то специально этимологического исследования. Больше внимания поэтому уделяется грамматическим средствам выражения психологических констелляций, а не грамматическим связям самим по себе» (стр. VIII).
<6>
ОГЛАВЛЕНИЕ[403]
ПРЕДИСЛОВИЕ — Страница III
УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРЫ — Страница VIII
I ГЛАВА: «Вступительные формы разговора» — 1
II ГЛАВА: «Говорящий и слушатель» — 39
A. Учтивость (Принятие во внимание партнера) — 40
B. Экономия и избыточность в выражении — 134
C. Взаимодействие речи и ответной речи — 175
III ГЛАВА: «Говорящий и ситуация» — 191
IV ГЛАВА: «Завершения разговора» — 278
ПОСЛЕСЛОВИЕ — 290
ДОПОЛНЕНИЯ — 294
ИСПРАВЛЕННЫЕ ОПЕЧАТКИ — 296
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ — 297
СЛОВАРНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ — 311
<7> «Как правило, язык служит общению между двумя сторонами, посредником между которыми он должен быть: я и ты. Он зависит, таким образом, от двух сторон: я должен говорить так, чтобы ты это понял, иначе моя речь не достигнет своей цели (ф.д. Габеленц, Языкознание, 181)» (Стр.1).
<8> «Уже во вступительных формах мы видим, как неозабоченность своим партнером и captatio его benevolentia проникают уже в предваряющие элементы речи; /видим/, как говорящий колеблется между непосредственным выражением своего полного аспектов я и учетом воздействия на не-я; /видим/, как он даже способен соединять оба этих момента и достигать своей эмоциональной речью желаемого воздействия. Все же при вступительных формах ситуация и остановка речи отбрасывали свою тень назад: тем в большей степени собственная речь должна, естественно, зависеть от взаимодействия партнеров» (Стр. 39).
<9> «Итак, разговорный язык всегда должен вступать в компромисс (всякая речь, по Дессуару[404], — это «скрытый диалог»), но одновременно и подталкивать вперед, продвигать способность понимания у слушателя» (Стр. 39)
<10> «Экономия на языковом материале, чрезвычайно удобная для говорящего, является препятствием в общении. Приостановку или умолчание начавшегося было высказывания — так называемую «апосиопезу», которая объясняется тем, что для говорящего конец его предложения является само собой разумеющимся, — следовало бы вообще исключить из диалога, поскольку то, что само собой разумеется для А, не таково для В. Тем не менее такое умолчание часто имеет место, так как 1) сама ситуация приносит с собою необходимое завершение определенного рода, или 2) языковая форма высказанной части предложения сама приводит к языковой форме того, что подлежит завершению, или наконец 3) потому что язык выработал определенные, устойчивые эллиптические формы, которые либо вообще не имеют завершения в языковом сознании, либо благодаря которым языковое сознание уже не нуждается в завершении, а находит завершенную в себе форму. В большинстве случаев алосиопеза, то есть произвольное замалчивание концовки предложения, не отличается от ситуации, когда говорящего перебивает его партнер, то есть прерывает и завершает его высказывание от себя, поскольку в большинстве случаев говорящий, который высказал какую-то часть того, что имеет сказать, бросив взгляд на партнера, удостоверивается в том, понял ли тот из того, что было сказано до этого, суть всего высказывания — что теперь уже побуждает слушателя дать понять говорящему, что он совершенно в курсе дела, и перебив его, самому закончить его мысль. Возникает ли это побуждение слушателя под влиянием говорящего или нет, можно определить не из буквального значения того, о чем идет речь, а только из интонации и жеста, поэтому я в дальнейшем не провожу различия между апосиопезой и указанным случаем прерванной речи. Взаимодействие между прерванной речью А и продолженной речью В очень хорошо показывает направление, в котором движется разговор (Konversation), — от одного собеседника к другому и обратно, — разговор, в котором твое и мое невозможно выделить ни в мыслях, ни в их языковом выражении. Речь А и речь В входят друг в друга как шестерни» (Стр. 134–135).
<11> «Мы неоднократно уже указывали на то, каким образом речь и ответная речь (Gegenrede) образуют в известной мере одно единое целое, стремясь перейти и завершить друг друга; как, например, партнер перебивал говорящего для того, чтобы в его же языковой манере строить свою собственную речь, исходя из и опираясь на языковой материал партнера. /Но это/ только одна особая форма рассматривавшегося в предшествующем разделе явления экономии языкового выражения. Экономия эта заключается в том, что в условиях разговора стремятся не столько привносить языковые блоки в качестве новых и по-новому их обработать, сколько заимствовать их у собеседника (des Nebenmenschen) и наделить своим смыслом. При взаимоотношениях слова (Rede) и ответного слова (Gegenrede) «смещение» языковой формы имеет значение не тогда, когда оно велико, а тогда, когда оно незначительно» (Стр. 175).
<12> [ «Когда мы воспроизводим в своей речи кусочек высказывания нашего собеседника, то уже в силу самой смены говорящих индивидов неизбежно происходит изменение тона: слова «другого» всегда звучат в наших устах как чужие нам, очень часто с насмешливой, утрирующей, издевательской интонацией» (Стр. 175).][405]
<13> [ «Я хотел бы здесь отметить шутливое или резко ироническое повторение глагола вопросительного предложения собеседника в последующем ответе. При этом можно наблюдать, что часто прибегают не только к грамматически правильной, но и очень смелой, иногда прямо невозможной, конструкции, чтобы только как-нибудь повторить кусочек речи нашего собеседника и придать ему ироническую окраску» (Стр. 176).]
<14> «Гете говорит (Письма, под ред. Стрелке, II, 18): "'Состояние' — нелепое слово, потому что ничто не стоит, а все подвижно". Ситуация не есть что-то постоянное: она, напротив, есть вечно изменчивая, в момент речи имеющаяся налицо, с каждым произнесенным предложением изменяющаяся констелляция — нечто такое, что всегда имеет место, но никогда не остается на одном и том же месте. Ситуация — это совокупность всех тех данных через личность и личные судьбы, через внешние обстоятельства и саму речь моментов, которые живы в миг говорения, определяя содержание и форму речи, а также молчания. Чутье на ситуацию — его называют, с несколько морализующим оттенком, "тактом" — может однако в момент речи значительно ослабнуть, хотя и не исчезая совсем, и речь таким образом колеблется то в сторону большего, то в сторону меньшего учета этого основания и одновременно этой равнодействующей речи — ситуации» (Стр. 191).
