Дональд Джохансон - Люси. Истоки рода человеческого
— Люси?
Этот вопрос задает мне всякий, кто впервые видит находку. Я объясняю:
— Да, это была самка. Мы были на седьмом небе, когда ее нашли. А тут еще эта песня…
После этого спрашивают:
— А откуда вы знаете, что она самка?
— По форме таза. У нас есть одна целая тазовая кость и крестец. Самку можно отличить, так как у самок гоминид тазовое отверстие относительно больше — ведь они должны рожать детенышей с крупным мозгом.
Затем следует вопрос:
— Она относится к гоминидам?
— О да. Она ходила в выпрямленном положении. Ходила так же, как ходите вы.
— А все гоминиды ходят в выпрямленном положении?
— Да.
— Но что такое «гоминиды»? Обычно этот вопрос бывает последним, потому что на него нельзя дать простого ответа. Антропологам пришлось оставить определение несколько растяжимым, так как мы до сих пор точно не знаем, когда появились первые гоминиды. Можно, однако, уверенно сказать, что гоминиды — это прямоходящие приматы. Это могут быть и вымершие предки человека, и его родственники по боковой линии, и настоящие люди. Все человеческие существа — гоминиды, но не все гоминиды — человеческие существа.
Мы можем обрисовать эволюцию человека как длительный путь, начавшийся от примитивной, обезьяноподобной формы, которая постепенно становилась все меньше и меньше похожа на обезьяну и все больше — на человека. Внезапного перехода от обезьяны к человеку произойти не могло — вероятно, какое-то время существовали промежуточные типы. которые невозможно отнести ни туда, ни сюда. Мы все еще не имеем находок, которые рассказали бы нам об этом переходном времени. Поэтому самый удобный способ отделить новые типы от их предков — обезьян — это свалить в одну кучу всех тех, кто стоял на задних конечностях. Эту-то группу людей или «почти людей» и называют гоминидами.
Я — представитель гоминид. Я человек. Я принадлежу к роду Homo и виду sapiens — человек разумный. Пожалуй, следовало бы сказать «мудрый» или «знающий» — существо, которое уже достаточно интеллектуально, чтобы осознавать себя человеком. Были и другие, менее способные виды Homo — наши предки, которые теперь вымерли.
Homo sapiens возник сто тысяч лет назад, а то и все двести или триста тысяч, смотря по тому, как оценивать неандертальского человека, который тоже относится к роду Homo. Одни полагают, что он принадлежал к тому же виду, что и мы; другие считают, что он был лишь нашим предком; третьи видят в нем двоюродного брата. Этот вопрос окончательно еще не решен, так как многие из лучших ископаемых остатков неандертальцев были найдены в Европе еще до того, как стали известны методы правильного исследования стоянок и научной датировки. Поэтому мы не знаем точного возраста большинства находок неандертальского человека.
Я лично думаю, что неандерталец относится к тому же виду, что и мы с вами, — к Homo sapiens. Говорят, что если одеть неандертальца в современный костюм, то в толпе среди пассажиров метро никто не обратит на него внимания. Это верно. Конечно, по сравнению с нынешними людьми он был несколько неуклюжим и массивным, с более примитивными чертами лица. Но все-таки это человек. Его мозг был таких же размеров, как у современного человека, и только незначительно отличался по форме. Смог бы неандерталец разменять деньги в кассе метро и разобраться в монетах? Конечно, да. Он смог бы выполнять и более сложные операции. И он прекрасно совершал их и в Европе, и в Африке, и в Азии 60 или 100 тысяч лет назад.
Неандертальский человек имел предков, человеческих предков. До него существовал эволюционно менее продвинутый тип — Homo erectus. Если этого посадить в вагон метро, то люди, пожалуй, начнут с подозрением коситься на него. А еще раньше жил действительно примитивный тип — Homo habilis. Увидев его в метро, публика, наверное, поспешит убраться в другой конец вагона. Дальше линия эволюционного развития человека почти совсем теряется в глубине времен. До Homo habilis могло быть нечто подобное Люси.
Все названные выше существа относятся к гоминидам. Все они ходили на двух ногах. Некоторые были людьми, хотя и крайне примитивного типа. Другие не были людьми. Люси, во всяком случае, не была. Как бы вы ее ни одели, она не будет похожа на человеческое существо. Ее место — в далеком прошлом, за пределами человеческого. Вот что случается, если путешествуешь в глубь веков по эволюционной линии, — можно забраться так далеко, что столкнешься с созданиями совсем иного рода. В ряду гоминид ранние ступени настолько примитивны, что их нельзя назвать человеческими. Они должны именоваться по-иному. К этой категории принадлежит и Люси.
Костные остатки Люси (Australopithecus afarensis).
В течение пяти лет я держал Люси в сейфе моего кабинета в Кливлендском музее естественной истории. Я заполнил большую неглубокую коробку желтым пенопластом и вырезал в нем углубления, так что для каждой кости подучилось сделанное по мерке гнездышко. Все, кто приходил в музей, — так мне казалось, — хотели посмотреть на Люси. И больше всего поражали посетителей ее небольшие размеры.
Ее голова, судя по найденным частям черепа, была немногим больше мяча для игры в софтбол[1]. Рост Люси составлял лишь 3 1/2 фута (около 105 см), хотя она была вполне взрослой самкой; об этом можно судить по прорезавшимся и уже несколько стертым зубам мудрости. Я предполагаю, что Люси было около 25–30 лет, когда она умерла. Деформация позвонков указывала на то, что у нее начинался артрит или какое-то другое заболевание костей. В более позднем возрасте оно, вероятно, стало бы ее серьезно беспокоить.
Удивительная полнота находки была связана с тем, что Люси умерла мирно. На ее костях не осталось следов чьих-либо зубов. Они не были поцарапаны или расколоты, что неизбежно произошло бы, если бы Люси попала в лапы льву или саблезубому тигру. Части ее тела не были растащены гиенами в разные стороны. Все они лежали рядом, там, где она просто опустилась на песок давно исчезнувшего озера или реки — и умерла. Трудно сказать, умерла ли она от болезни или случайно утонула. Важно то, что сразу же после смерти хищники не нашли ее и не съели. Ее скелет остался не поврежден, песок и ил медленно покрывали его все более толстым слоем. Потом песок под тяжестью позднейших отложений превратился в камень. Так она мирно лежала в своей каменной гробнице тысячелетие за тысячелетием, пока дожди Хадара вновь не вынесли ее на свет.
И вот тут мне невероятно повезло. Если бы в то утро я не внял своему внутреннему голосу, Люси, быть может, никогда не была бы найдена. Я не знаю, почему другие люди, которые вели поиски до меня, не нашли ее. Быть может, они смотрели в другую сторону. Возможно, было иное освещение. Иногда один человек видит предметы, которые другой не замечает, хотя и смотрит прямо на них. Если бы я в то утро не собрался на участок 162, туда мог бы никто не пойти в течение года, а то и пяти лет. Размеры Хадара огромны, и здесь полно всяческих дел. В последующие годы дожди могли бы смыть кости на дно оврага. Они были бы утрачены или же разбросаны, и никто не узнал бы, что они принадлежат одной особи. Самое невероятное — то, что они совсем недавно появились на поверхности, возможно год или два назад. Пятью годами раньше Люси все еще была под землей, пятью годами позже она бы совсем исчезла. Ведь лобная часть черепа была уже утеряна, смыта куда-то. Мы так и не нашли ее, и именно поэтому не смогли точно определить размеры мозга.
Люси всегда удавалось хорошо выглядеть в своем маленьком желтом гнездышке и привлекать внимание широкой публики. Но для искушенных специалистов этого мало. В Кливлендском музее были и другие коллекции костных остатков. Они затмевали Люси — полные витрины находок, целые сотни из одного Хадара, муляжи костей гоминид из Восточной и Южной Африки, из Азии, черепа антилоп и свиней, вымерших грызунов, кроликов, низших и человекообразных обезьян. Здесь хранилась большая коллекция черепов гориллы, одна из крупнейших в мире. И на фоне этой впечатляющей массы костей возникал закономерный вопрос: а что в ней особенного, в этой Люси? Почему именно она, как выразился один из членов нашей экспедиции, «на долгое время так взбудоражила наши бедные антропологические умы»?
— На это есть три причины, — каждый раз объясняю я. — Во-первых, то, что она собой представляет, и то, чем она не является. Она отличается от всего, что было найдено до сих пор. Ее трудно классифицировать; это очень древний, очень примитивный и очень малорослый представитель гоминид. Каким-то образом мы должны найти ей подходящее место и дать научное название.
— Во-вторых, — говорю я, — это ее удивительная целостность. До Люси не было найдено ни одного столь древнего скелета. Древнейшим был скелет одного из неандертальцев, о которых я говорил немного раньше. Его возраст составлял 75 тысяч лет. Правда, существуют и более древние остатки гоминид, но все они фрагментарны. Реконструкции, как правило, составляются из отдельных кусочков: зуб отсюда, челюсть оттуда, почти полный череп из одного места, кости конечностей — из другого. Конечно, подбор осуществляют ученые, которые знают эти кости как свои пять пальцев. Но все-таки когда вы понимаете, что эти реконструкции состоят из остатков нескольких индивидуумов, живших на расстоянии в сотни миль друг от друга и разделенных во времени десятком тысячелетий, то, глядя на такой только что составленный скелет, вы невольно задаете себе вопрос: «А насколько он соответствует действительности?». В случае с Люси вы можете быть в этом уверены. У нее все подлинное. Вам ничего не надо домысливать, придумывать плечевую кость, которой нет. Она у вас перед глазами. Вы впервые видите ее у существа более древнего, чем неандерталец.
