Путешествие в окружающие миры животных и людей. Теория значения - фон Икскюль Якоб

То же самое мы можем сказать и о всем разнообразии функциональных кругов, связанных со средой, и при этом неважно, где обитают животные — в воде, на земле или в воздухе. Повсюду эффекторные органы для бега, прыжков, карабканья, порхания, полета или плавания контрапунктно подстроены под свойства той или иной среды. Действительно, мы можем наблюдать, как у многих насекомых, проводящих ранний период в воде, а зрелость — в воздухе, во второй личиночной стадии структурное правило новой среды с легкостью устраняет прежние органы и формирует новые.

О том же говорит и исследование рецепторных отношений между субъектом и средой. Препятствию, которое может помешать субъекту, всегда соответствует контрапунктно устроенный орган чувств. На свету это глаза, в темноте — органы осязания или слуха.

Вспомогательные средства летучей мыши, которые изначально позволяют ей воспринимать препятствия на траектории своего полета, отличаются от тех, что имеются у ласточки.

Нам могут возразить, что всё это просто банально. Конечно же, это обыденные наблюдения, которые можно сделать где угодно. Однако почему мы должны упускать шанс сделать на основе этих наблюдений единственный возможный вывод о том, что в природе ничего не оставлено на волю случая, напротив, между животным и его средой всегда существует тонкая связь, которую обеспечивает правило значения, объединяющее их в дуэт, где благодаря контрапункту свойства обоих партнеров образуют общую композицию?

Лишь тот, кто упорствует в отрицании такого природного фактора, как значение, никогда не признает, что в половом функциональном круге композицию, в которой участвуют самец и самка, определяет именно значение, и будет доказывать, что в основе возникновения брачного дуэта, который в тысячах вариаций пронизывает весь живой мир, нет никакого плана.

У людей и животных в брачном дуэте друг другу противостоят два равноценных партнера, каждый из которых доминирует в своем окружающем мире как субъект и адресат значений, в то время как другому в нем отводится роль носителя значения.

И органы восприятия, и органы действия обоих партнеров соединены друг с другом по принципу контрапункта.

Первое условие, которое указывает на удачно сложившуюся природную композицию, состоит в том, что носитель значения должен отчетливо выделяться в окружающем мире адресата значения. Чтобы это произошло, в силу могут вступать самые разные признаки.

Согласно описаниям Фабра, самка ночного павлиньего глаза (сатурния) делает пружинящие движения своим брюшком, прижимая к земле свою пахучую железу. Запах, поднимающийся вверх от земли, имеет такое мощное воздействие в окружающем мире самцов, что они слетаются отовсюду на его источник, и на пути к нему их не могут отвлечь никакие иные запахи — все они остаются за порогом восприятия самцов павлиноглазки.

Притягательность этого обонятельного признака столь велика, что даже вид самки, находящейся под стеклянным колпаком таким образом, что ее запах не слышен вовне, не препятствует стремлению самцов достигнуть места, отмеченного запахом и служащего носителем значения.

К сожалению, пока еще не были проведены аналогичные опыты с суками в период течки. Можно лишь предположить, что кобели будут вести себя так же, как и самцы сатурнии.

Вильгельм Вундер [67] рассказал о еще одном интересном примере, в котором половой партнер не является непосредственным носителем значения, так как в половой функциональный круг вводится второй носитель значения.

Самец горчака — маленькой пресноводной рыбки — на время спаривания обзаводится сияющим свадебным нарядом. Но это происходит не при встрече с самкой, а при встрече с пресноводным моллюском, а точнее, при контакте рыбки со струйками воды, которые проходят сквозь раковину моллюска, когда он дышит.

Этот же раздражитель побуждает самку выпустить свой длинный яйцеклад. Самец выпускает свою сперму в воду, а в это время самка откладывает оплодотворенное яйцо на мантийной полости раковины, где маленькие личинки смогут спокойно вырасти посреди изобилия пищи, защищенные от всех опасностей. Значение свадебного наряда самца адресовано, конечно же, не моллюску, но заключается в том, чтобы отпугивать других самцов горчака.

О том, что именно значение дает нам правильный ключ для понимания брачных композиций в природе, свидетельствуют такие примеры, когда носитель значения ничуть не меняется и, несмотря на это, попадает в поле активности субъекта, так как тот перестроился на восприятие другого значения.

Из описания Фабра нам известны подробности образа жизни коричневой жужелицы. Вначале самец и самка вместе выходят на охоту, но потом у них возникает половая связь. После того как произошло спаривание, поведение самца по отношению к самке не меняется, самки же жадно набрасываются на самцов и пожирают их, причем самцы почти не сопротивляются. Носитель значения «партнер» в окружающем мире самки заменяется на носитель значения «пища», хотя строение самца никак не поменялось. Подобным образом, не изменяясь, теряет свое значение элемента дороги и булыжник, когда он по воле человека становится метательным снарядом, будучи наделен субъектом новым значением.

Загадочное поведение молодого серого гуся, о котором рассказал К. Лоренц, также находит объяснение в наделении значением. Птенец серого гуся, как выразился исследователь, избирает своим «материнским спутником» то существо, которое он увидит первым, вылупившись из яйца, и долго остается привязан к нему.

При таких обстоятельствах для серого гуся значением «матери» может быть наделен даже человек. «Каким видит серый гусь человека, ставшего его материнским спутником?» — вот вопрос, который в особенности занимал Лоренца.

По моему мнению, здесь нам не следует забывать о том, что даже в окружающем мире щенка, который живет в нашем доме, мы выступаем не только в «материнской» роли, но и в роли «доставщика молока», хотя при этом щенок не облекает человека внешним видом собаки.

Карл фон Корф изложил свои наблюдения об одном филине, который высидел два утиных яйца и обращался с утятами как со своим потомством, безуспешно пытаясь кормить их сырым мясом, и весь день наблюдал за ними, сидя на ветке над утиным прудом. По вечерам филин возвращался вместе с ними в свою клетку. Когда к утятам присоединялись другие молодые уточки, филин тотчас их убивал и съедал. При этом воспитанники филина отличались от своих сородичей лишь значением, которым он их наделил. В то время как все прочие молодые уточки становились в окружающем мире филина «добычей», две утки, которых он высидел, были для него «филинятами».

Охват правила значения, которое должно преодолевать дистанцию между носителем и адресатом значения, невелик, если мы говорим о половых и родительских функциональных кругах, ибо в этих случаях речь идет об особях одного вида. И напротив, наблюдения над функциональными кругами врага и пищи свидетельствуют о том, что этот охват не имеет пределов и свойства самых отдаленных вещей могут образовывать контрапунктные взаимные связи.

Выше мной было уже рассказано о связи между правилом строения летучей мыши и правилом строения мотылька, осуществляющейся благодаря правилу значения.

С одной стороны, мы видим летучую мышь — носителя значения, способного издавать лишь один звук, с другой стороны — мотылька, который может улавливать лишь один звук благодаря очень своеобразному органу слуха. Этот звук — один и тот же для обоих животных. Основа правила значения, которое породило это соответствие, — отношение между нападением врага и защитой жертвы от него. Звук, который предназначен для того, чтобы летучие мыши могли узнавать друг друга, одновременно служит сигналом опасности для мотыльков. В окружающем мире летучей мыши это звук приветствия, в окружающем мире мотылька — звук врага. В соответствии с разнообразием своих значений один и тот же звук формирует два совершенно разных органа слуха. Так как летучая мышь способна слышать множество звуков, орган ее слуха настроен на широкий акустический диапазон. Но издавать она может лишь этот единственный звук.