Путешествие в окружающие миры животных и людей. Теория значения - фон Икскюль Якоб

Таким образом, мы видим, что императив значения неидентичен императиву формообразования.

При нормальном развитии изначально единообразный клеточный материал делится на зачатки, которые получают свои императивы значения в согласии с общим первичным планом, ибо организм складывается из частей, предназначенных для усвоения значений. И лишь после этого начинает звучать особая мелодия зачатков, выстраивая форму усвоителей значений.

Если мы произведем обмен зачатков у животных, относящихся к разным видам, то каждый зачаток на своем новом месте получит императив значения, который соответствует его новому месту в общей структуре: «Стань глазом, ртом, ухом и т. д.».

Пересаженный зачаток подчиняется императиву значения хозяина, даже если в материнском теле он находился в другом месте и получал в соответствии с этим другой императив значения. Однако затем его развитие следует материнской мелодии формообразования. Зачаток становится ртом, но ртом не тритона, а головастика.

Результатом является уродство, ибо плотоядное животное с травоядной пастью нежизнеспособно.

Эти дефекты развития, появляющиеся из-за несогласованности между общим императивом значения и особым императивом формообразования, потому так поражают нас, что такая несогласованность не встречается в нашей повседневной жизни. Никому не придет в голову заказать в столярной мастерской нечто «пригодное для сидения», ибо в этом случае возникла бы опасность получить в свою гостиную табурет для доения или, наоборот, кресло для хлева.

Здесь, однако, мы являемся свидетелями природного явления, при котором гетерогенной клеточной ткани, значение которой еще не определено, сообщается императив самого общего характера — «Возможность питания», а также того, как за этим императивом следуют совершенно неподходящие действия.

Каждый, кто задумается, например, о причинах полного несовпадения принципов строения скатов и камбал — плоских рыб со сходными условиями жизни, признает, что во многих случаях императив значения не согласуется с императивом формообразования. Цель одна, но пути к ее достижению различны. Скаты приплюснуты с двух сторон — брюха и спины. При этом их глаза размещены сверху. Камбалы сдавлены с боков, и потому одна из сторон берет на себя функцию спины. При этом один глаз должен бы был оказаться на нижней стороне, там, где не на что смотреть. Однако он проходит сквозь голову и таким образом всё равно попадает на верхнюю сторону.

Формальные признаки, служащие для того, чтобы разные животные могли взбираться вверх по гладкой стене, крайне разнообразны, хотя все они ведут к одной цели: использовать носитель значения — гладкую стену — в качестве пути.

На кончиках лапок комнатной мухи имеются подушечки, которые распрямляются при передвижении под воздействием веса тела и образуют пустые полости, при помощи которых муха держится на оконном стекле.

Гусеницы пяденицы, подобно пиявкам, перемещаются посредством двух присосок. Улитки продвигаются вперед, приклеиваясь к опоре, какой бы наклон она ни имела. Задача везде одна, но способы ее решения сильно различаются.

Наиболее яркий пример дают нам ядовитые клешни (педицеллярии) короткоиглых морских ежей. Задача, стоящая перед всеми морскими ежами, одинакова: отпугнуть своими ядовитыми иглами носителя «вражеского» значения, будь то морская звезда или голотурия.

Все они распознают врага благодаря тому, что он производит химическое раздражение при приближении, и затем механическое — при соприкосновении. В ответ на химическое раздражение морские ежи всех видов раскрывают свои ядовитые щипчики. При соприкосновении они смыкаются и выпускают свой яд.

Все виды морских ежей, за одним исключением, выполняют эту задачу при помощи рефлекса, простирая навстречу врагу раскрытую клешню, снабженную осязательным органом. Когда осязательный орган соприкасается с врагом, рефлекторно происходит смыкание педицеллярии.

Лишь один вид морских ежей ведет себя иначе. При раскрытии клешни три ее шипа так сильно отодвигаются назад, что они натягиваются, как арбалет. Таким образом, чтобы сомкнуться при малейшем нажатии, им не нужен рефлекс.

Оба метода ведут к одной цели: в обоих случаях нападение на носителя «вражеского» значения и его поражение ядом происходит при помощи органа, предназначенного для усвоения этого значения.

Императив восприятия значения всё время остается прежним, однако императив формообразования в корне меняется.

Прекрасное открытие Х. Шпемана находит себе подтверждение во всех случаях, когда животные выполняют схожие действия при помощи различных средств.

Также этим открытием можно воспользоваться для того, чтобы лучше понять принципиальную разницу в строении механизма и живого существа. Механизм любой машины, например наших карманных часов, всегда имеет центростремительную структуру, то есть вначале должны быть изготовлены отдельные части часов, такие как стрелки, пружины и колесики, и лишь затем они закрепляются в общей основе.

И напротив, развитие животного, например тритона, всегда центробежно, оно идет от зародыша, который вначале преобразуется в гаструлу, а затем оснащается всё новыми зачатками органов.

В обоих случаях в основе преобразований лежит план, но во главе плана формирования часов, как было сказано выше, стоит центростремительный процесс, а плана формирования тритона — центробежный. Нам представляется, что части в этих случаях совмещаются согласно совершенно противоположным принципам.

Однако мы все знаем, хотя и слишком легко забываем, что всякое живое существо, в отличие от любых механизмов, состоит не из частей, а из органов. Орган же всегда представляет собой образование, состоящее из живых клеток, каждая из которых наделена своей индивидуальной тональностью. Собственная тональность есть и у органа как такового, которая одновременно является тональностью его значения. Именно тональность органа, как мы можем заключить из опытов Х. Шпемана, руководит звуками-субъектами составляющих его клеток, подобно плану значения слизевика из фильма Арндта, побуждающему амеб образовать тело гриба. Внезапно вступает в действие тональность значения и пробуждает императив формообразования в индивидуальных тональностях клеточных элементов, которые оставались доселе одинаковыми, однако теперь делятся на обособленные друг от друга тональности и инициируют развитие в соответствии с изначально заданной мелодией.

Опыт Х. Шпемана дает нам понять, что органы живых существ, в противоположность частям машин, имеют предзаданную тональность значения и потому процесс их образования может быть только центробежным и никаким иным. Перед началом формирования зачатков должны быть пройдены три ступени формирования зародыша, а каждый зачаток, перед тем как его клетки начнут разделяться и преобразовываться, должен сначала получить свою тональность, свойственную тому или иному органу.

Из тональностей органов в конце концов складывается тональность жизни животного как такового. Живое существо — это всегда нечто большее, чем механизм его тела, который был построен клетками органов в согласии с императивом формообразования.

Когда тональность жизни иссякает, животное умирает. Хотя иногда благодаря отдельным не отмершим сразу органам телесный механизм некоторое время продолжает функционировать.

Само собой разумеется, что целостное учение о природе, построенное на идее значения, требует подробного исследования. Ибо мы еще почти ничего не знаем о тональности мышления, которая должна быть у мозга. Однако и здесь значение возводит мост между телесными и нетелесными процессами, подобно тому как оно соединяет партитуру и мелодию.

4. Паутина и ее толкование

Если мне нужно заказать себе новый костюм, я отправляюсь к портному. Он снимает мерку, замеряя в сантиметрах наиболее важные параметры моего тела. После этого он переносит размеры на бумагу или, если действительно хорошо знает свое дело, сразу на ткань, которую он надрезает, ориентируясь на нанесенные метки. Затем он сшивает части, вырезанные из ткани. Потом он проводит первую примерку и, наконец, привозит костюм, представляющий собой более или менее точный портрет форм моего тела.