Джейн Лавик-Гудолл - В тени человека
Как правило, стоит одному шимпанзе отделиться от группы, расположившейся на отдых, и решительно направиться прочь, как все остальные тоже встают и идут за ним. Подобное начинание может исходить не только от вожака, но и от самки и даже подростка. Однажды Фиган пришел на станцию в составе большой группы и поэтому смог ухватить всего лишь парочку бананов. Вдруг он встал и решительно затопал в лес. Остальные последовали за ним. Минут через десять он вернулся в полном одиночестве и спокойно съел свою долю бананов. Мы отнесли это за счет простого совпадения — вероятнее всего, именно так оно и было в этот первый раз. Однако в дальнейшем описанная сцена повторялась снова и снова: Фиган уводил всю группу, а сам возвращался за бананами. Не вызывало сомнений, что он делал это намеренно. Как-то раз после очередного маневра он беспечно вернулся в лагерь и обнаружил там взрослого самца, занимающего к тому же высокое положение в табели о рангах. Самец спокойно поедал бананы. Фиган долго и пристально смотрел на него, а потом истошно закричал и затопал ногами по земле. Все еще не прекращая кричать, он пустился догонять группу, которую только что увел, и его крики долго не умолкали вдали.
Наш лагерь был словно создан для молодоженов. Палатки прятались в густой тени пальмовой рощицы. Небольшая лужайка радовала глаз изумрудно-зеленой травой, а ярко-красные цветки свечных деревьев придавали особый колорит этой зелени. Порхали, собирая нектар, отливающие металлом нектарницы, а по вечерам мимо палаток пробегали осторожные бушбоки. На дальнем конце лужайки журчал ручей, в холодной горной воде которого мы купались по вечерам. Мы сами готовили завтрак и ленч. Гуго после того, как я стала его женой, почему-то решительно воспротивился возможности моего окончательного превращения в скелет. Вечером приходили Доминик и Садык, местный житель, которого мы наняли для работы в лагере. Они готовили ужин и занимались уборкой. Это было счастливое время: красота гор и лесов окружала нас, растущая любовь обогащала нашу жизнь, но едва ли не большую радость приносила нам наша работа. Мы вдвоем наблюдали за животными и узнавали о них много нового.
Через несколько недель нам удалось сделать интересное наблюдение. В тот день Гуго и я познакомились еще с одним приемом изготовления орудий у шимпанзе. Наблюдая за Олли, Гилкой и Эвередом, мы медленно брели за ними по лесу. Вдруг Эверед остановился, наклонился к стволу поваленного дерева и заглянул в небольшое углубление. Потом он сорвал немного листьев, пожевал их, вынул изо рта и запихал комок в это углубление. Когда он вынул массу изжеванных листьев, мы явственно увидели на них капли воды. Высосав жидкость из самодельной «губки», Эверед снова погрузил ее в «источник». В это время к нему подошла Гилка и стала внимательно наблюдать за его действиями. Когда братец, осушив «источник», ушел, Гилка тоже сделала небольшую «губку» и засунула ее в углубление, но напиться ей не удалось, так как воды не осталось. Она бросила «губку» и ушла прочь. Позже, сделав небольшое искусственное углубление в стволе упавшего неподалеку от лагеря дерева, мы не раз наблюдали, как шимпанзе пользуются «губками» из листьев. Листья они предварительно всегда жевали, что, конечно, значительно увеличивало поглощающую способность такой «губки». Это был еще один пример сознательного видоизменения предметов и использования их в качестве орудий.
Пожалуй, наибольшую радость в этом году мы получили, наблюдая за малюткой Флинтом. Следить за развитием детеныша живущих на свободе шимпанзе, фиксировать малейшие изменения в его поведении, иллюстрировать его успехи с помощью фото- и кинокадров было по-настоящему интересно и увлекательно. Фло со своим семейством и прежде входила в число наших хороших знакомых; теперь же они стали неотъемлемой частью нашей жизни. Мы настолько свыклись с ними, что постепенно начали проникать в их психику. Интуитивно мы могли понять многие поступки обезьян, хотя и не всегда были способны объяснить их с помощью научной терминологии.
Картина развития Флинта оставалась несколько фрагментарной — ведь мы опоздали на семь недель. Но вскоре нам удалось восполнить этот пробел с помощью первенца Мелиссы. Как-то раз вечером мы впервые увидели новорожденного младенца. Жара уже спала, солнце стояло совсем низко. Мелисса осторожно спускалась по склону к нашему лагерю, прижимая одной рукой к животу крошечное существо. Она то и дело останавливалась, казалось, будто что-то мешает ей и она пытается вытащить это «что-то» из кустарника. Когда же она подошла ближе, мы увидели, что это была плацента, все еще соединенная с младенцем пуповиной.
Мелисса подошла прямо к нам, совершенно не опасаясь за своего первенца. Она была как во сне, глаза ее выражали полную растерянность, движения были замедленны и неточны. В лагерь пришел один из взрослых самцов, но Мелисса, которая раньше всегда спешила первая приветствовать своего более сильного собрата и старалась всячески угодить ему, теперь не обратила на него никакого внимания. Она не пошла за ним, когда он собрался уходить, а продолжала сидеть, скрестив ноги и обхватив рукой лежащего у нее на коленях младенца. Мы долго не могли разглядеть его лица — нам мешала рука Мелиссы. Наконец она съела бананы, убрала руку и бросила долгий пристальный взгляд на своего первенца. Никогда в жизни мы не видели такой уродливо-смешной мордашки: большие уши, маленький сморщенный ротик, невероятно морщинистое личико землисто-голубого цвета. Глаза малыша были плотно прикрыты, и весь он походил на сморщенного гномика. Мы сразу же окрестили его Гоблином[32]. Мелисса еще некоторое время полюбовалась своим сыном, а потом, прижав его к животу, отправилась строить на ночь гнездо.
Мы с Гуго шли за ней на почтительном расстоянии. Через каждые пятнадцать-двадцать шагов Мелисса останавливалась и садилась отдыхать, потом вставала и шла дальше, волоча за собой плаценту. Уже в сумерках она забралась на высокое раскидистое дерево и стала устраиваться на ночлег. Мы едва различали ее. Ловко орудуя ногами и одной рукой, Мелисса построила большое гнездо, потратив на это восемь минут вместо обычных трех-пяти. Наконец она улеглась и затихла. Впервые с момента ухода от матери Мелисса делила гнездо с другим шимпанзе.
Мы молча возвращались в лагерь, думая, наверное, об одном и том же: о великом таинстве природы — чуде рождения ребенка — и вечных, как мир, чувствах молодой матери, впервые увидевшей свое дитя.
8. Фло и ее семья
Старушка Фло грелась на теплом утреннем солнце. Незадолго перед этим она всласть наелась пальмовых орехов и теперь, блаженствуя, лежала на спине и играла с Флинтом. Ухватив его тонюсенькую ручку своей огромной мозолистой лапой, она подняла малыша над собой, и он смешно болтался там, дрыгая ножками. Вот Фло протянула руку и пощекотала ему пах и шейку. В ответ Флинт широко раскрыл рот, изобразив на лице подобие улыбки. Эта «игровая» гримаса всегда появляется во время игры. Сидевшая возле них Фифи время от времени робко дотрагивалась до своего младшего братика.
Неподалеку резвились два старших сына Фло — Фабен и Фиган. С тех пор как родился Флинт, Фабен стал проводить с семьей гораздо больше времени. Игра братьев становилась все оживленнее, я отчетливо слышала учащенное дыхание, которым и выражается почти беззвучный смех шимпанзе. Но вот Фабен, который был старше Фигана на три или четыре года, начал играть слишком грубо — сидя на земле, он задирал ноги и ударял Фигана ступнями по голове. Через несколько минут Фигану это надоело. Он отошел от Фабена и направился к Фифи, намереваясь поиграть с ней. Тем временем Фло, прижав Флинта к груди, стала перебираться в тень, и Фифи пошла вслед за матерью, не обратив внимания на Фигана. Мы еще раз убедились в том, что Фифи очарована младшим братом и относится к нему с огромным интересом и все возрастающей привязанностью.
Вот и сейчас Фло сидела и покусывала шейку Флинта, щекоча ее своими стертыми зубами, а Фифи тут же рядом быстро обыскивала шерстку на спине у братца. Мать не обращала на нее ни малейшего внимания, хотя раньше, когда Флинту еще не было двух месяцев, Фло не позволяла Фифи прикасаться к братишке и каждый раз отталкивала руку дочери. Чтобы потрогать Флинта, Фифи приходилось пускаться на хитрость: она начинала выискивать в шерсти у матери, подбираясь все ближе и ближе к цепким ручонкам малыша; на минутку прервав свое занятие и украдкой поглядев на мать, Фифи торопливо ласкала маленькие пальчики брата.
Когда Флинт подрос, Фло разрешила Фифи играть с ним. И та сидела теперь рядом и теребила его пальчики. Вдруг Флинт тихо заскулил — видимо, Фифи сделала ему больно. Фло тотчас же оттолкнула руку дочери и прижала малыша к себе. Расстроенная Фифи надула губы и закачалась взад и вперед, не сводя глаз с Флинта и заложив руки за голову. Однако прошло совсем немного времени, и она снова, на этот раз более осторожно, начала играть с братом.
