Ирина Галкова - Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики
Строительство церкви как дар
Строительство церкви осмысливалось его инициатором как дар Богу и святому патрону (если быть точнее – Богу через посредничество святого) – об этом свидетельствуют многие источники, как письменные, так и визуальные. Прежде всего здесь, наверное, стоит вспомнить о надписях. Следуя древнеримской традиции, заказчики раннего Средневековья и эпохи Каролингов нередко оставляли на фасадах зданий (иногда в интерьере – как в Ахенской капелле) пространные посвятительные формулы, где созданный по их воле храм представал как дар. В раннесредневековых надписях действие заказчика бывает прямо передано глаголом «дарю» – offero[186]. В этом действии происходило соединение церкви-личности и церкви-здания: святой как бы принимал творение заказчика и делал его своим. Сам акт этого соединения свершался во время таинства освящения церкви. Визуально же (в сюжетах церковных росписей и рельефов) он представал как передача церкви-произведения заказчиком святому из рук в руки. На таких изображениях заказчик обычно держит в руках уменьшенную модель храма (или той детали, которая обязана ему своим появлением, – алтаря, витража, резной капители), протягивая ее Христу, ангелам или святому патрону церкви. Таков, например, рельеф капители Нотр-Дам дю Пор в Клермон-Ферране, изображающий заказчика Стефана, который протягивает скульптурную деталь ангелу. Изображение сопровождается надписью, не оставляющей сомнений в том, что человек, представленный как даритель, именно заказчик: IN ONORE ST MARIAE STEPHANUS ME FIERI IUSSIT (Стефан приказал сделать меня в честь Святой Марии)[187].
Строительство церкви и дарения в ее пользу в текстах описываются как благодеяния одного порядка: так, в истории коллегиальной церкви Сент-Обен в Намюре, восстановленной графом Альбером, постройка им монастырских зданий для регулярных каноников и пожертвования недвижимости перечисляются одно за другим в описании благочестивых поступков графа. Здание храма, выстроенное графом заново, дарится им церкви – «святому месту» – точно так же, как земли и прочая недвижимость[188].
Таким образом, церковь-произведение, интересующая нас как объект приложения активности заказчика, при всем отмечавшемся нами выше синкретизме понятия «церковь» может быть вычленена как отдельная составляющая и в пространственно-временном плане: здание церкви является таковым до оформления «дара» (то есть до освящения храма). Всегда возникавшая необходимость в переосвящении церкви после ее реконструкции может быть рассмотрена и как необходимость закрепления нового или возобновленного дара заказчика.
Строительство церкви и устройство посмертной судьбы
Вернемся к двум упомянутым выше аспектам осмысления действий заказчика: строительство церкви как спасение души и церковь как дар Богу и святому. Эти моменты, как правило, более или менее явным образом связаны в тексте документа: желаемое спасение души ожидается в виде непосредственного воздаяния за дар[189]. Логика do ut des нередко проявляется во вступительных формулах грамот о строительстве церквей, например таких: «…когда мы жертвуем что-либо свое святым местам, то ожидаем воздаяния и правосудия Господа, сказавшего: “Подавайте милостыню, и да будет мир с вами”…»[190]; в одном из стихов, размещенном Сугерием на алтаре Сен-Дени, он обращается к святому Дионисию с просьбой облегчить его попадание на небеса (camera coeli) в обмен на новое обиталище (novam cameram), выстроенное им для святого[191].
Спасение после смерти осмысливалось как переход в Царствие Небесное. Земная церковь считалась его прообразом (или образом Небесного Иерусалима из «Откровения» Иоанна Богослова). По всей видимости, эта параллель была естественна и понятна не только адептам ученой культуры, но и всякому человеку, посещавшему мессы и проповеди[192]. Эсхатологическим символизмом были проникнуты многие обычаи и ритуалы Средневековья. Традиция, по которой всякий правоверный христианин должен был упокоиться после смерти если не в самой церкви, то по меньшей мере в прилежащей к ней освященной земле, несет на себе отпечаток этого символизма. Храм, который строил заказчик, был прообразом чаемого им Царствия Небесного. Возводя его, он не просто занимался благодеянием, но и выстраивал модель желаемой судьбы. Нередко заказчик заранее предполагал церковь местом своего будущего упокоения и строил ее именно с такой целью[193]. А если эта цель им и не формулировалась специально, то все равно погребение человека в им лично выстроенном храме казалось современникам наиболее естественным[194]. Символические параллели, подразумевающие взаимосвязь ритуализированных действий в дольнем мире и событий в мире ином, характерны для средневековой культуры (если не сказать – для религиозной культуры вообще). Локализации тела внутри прообраза Царствия Небесного должно было отвечать перемещение бессмертной души в рай. О такой «инсценировке» посмертной судьбы косвенным образом свидетельствуют некоторые exempla – поучительные истории, вставляемые священниками в проповеди. Целая серия этих рассказов посвящена своего рода неверным проекциям – то есть случаям, когда похороненным в церкви оказывался человек, не заслуживший спасения, и это становилось причиной конфликта с потусторонним миром: тело грешника, похороненного в церкви, во время богослужения неведомая сила выкидывала вон из церкви[195]; призрак ростовщика, похороненного в храме, являлся ее служителям с упреками в том, что, несмотря на «правильное» захоронение, он попал не в рай, а в ад[196]; святой являлся во сне священнику с требованием удалить тело грешника из церкви[197] и т. д. Нередко смиренность в сознании собственных грехов мешала мирянину претендовать на место внутри церкви, и он завещал хоронить себя в ее преддверии – или такое решение принималось за него[198].
Кроме того, как уже говорилось, возводимая церковь осмысливалась заказчиком как дар, адресованный Богу через посредничество святого. Обмен дарами был важной коммуникативной составляющей в средневековом мире, и общение с миром иным часто выстраивалось по тем же законам[199]. Всякий дар требовал адекватного ответа; сама его форма нередко служила подсказкой тому, каково должно быть воздаяние (вспомним упомянутый выше стих Сугерия: небесное пристанище выспрашивается им в обмен на земное «обиталище», выстроенное для святого). Потому в дарении образа Небесного Иерусалима было заключено и подспудное ожидание возвратного дара в виде действительного Царствия Небесного.
Итак, мы попытались выявить некоторые глубинные культурные основы, которые проявлялись в деятельности средневековых заказчиков: по меньшей мере они обнаруживают себя в текстах интересующей нас эпохи, представляющих осмысление этого феномена. Выявить их было тем более важно, что в рамках самой средневековой культуры специфика конкретной деятельности заказчика, как правило, не привлекала устойчивого внимания, уступая более глобальному осмыслению его действий как созидания храма. Религиозный характер большинства документов, на которые мы сейчас вынуждены опираться, конечно, во многом определяет характер и ориентиры их повествования. Но поскольку здание церкви – объект, неотделимый от религиозной культуры, такая перспектива осмысления представляется необходимой и для нас. Созидание храма предстает исключительно важным деянием для человека, связанным с осмыслением и внешней репрезентацией как своей индивидуальной судьбы, так и общественной роли. Этот процесс происходит в форме коммуникации с трансцендентным миром: здание является одновременно даром, призванным вызвать благорасположенность вышних сил, и посланием, свидетельствующим о нравственном улучшении созидателя и его усердии в исполнении своей земной роли. Одновременно коммуникативная составляющая присутствует и в отношении к людям. Созидатель церкви вносит порядок в человеческую общность, побуждает многих присоединиться к процессу созидания и – посредством своей деятельности – адресует людям также некоторое послание, характеру которого мы уделим внимание в свое время.
2.3. Социальные категории заказчиков
Обратимся теперь к социальному плану той действительности, в рамках которой развертывалась деятельность заказчиков, и постараемся ответить на вопрос о том, кто же, собственно, мог им стать. Как уже говорилось, функция инициатора создания церкви как архитектурного произведения не имела однозначного определения в средневековой лексике, потому что она не находила самостоятельной значимости в плане его социальной активности. Заказ церкви как произведения был действием, сопутствующим реализации целого ряда социальных ролей, основные из которых мы разберем ниже. Оговоримся сразу, что эти роли представляют собой не однопорядковый перечень в рамках той или иной модели общества, а скорее ряд стратегий, во многом пересекающихся, так или иначе обозначенных самой средневековой культурой.
