Наследница царицы Савской - Эдхилл Индия

Гелика смеялась, и ветер приносил мне ее смех, словно крик хищной птицы. И, когда Ури весело бросился вскачь за кобылой Гелики, я, приноровившись к его ритму, поклялась, что научусь всему, чем Гелика сможет со мной поделиться.

И тогда я тоже засмеялась. Ведь, даже если я думала, что знаю уже очень много, впереди всегда ожидало что-то новое.

Всегда, всю жизнь.

Но в тот момент – в тот момент мы могли просто наслаждаться скоростью, силой и иллюзией свободы, и сам по себе этот миг был драгоценен.

Целое утро он проверял поставки продовольствия и решал споры между гарнизонами. Это никого не смогло бы привести в хорошее расположение духа. Выйдя наконец из отведенного для стражи крыла в широкий центральный двор, Веная думал только о том, чтобы насладиться кувшином доброго пива, охлажденного в колодце.

– Веная! – позвала его Никаулис, и все мысли о спокойном уголке и холодном пиве улетучились из головы.

Царская телохранительница стояла в тени возле распахнутых ворот. Веная повернулся к ней и встретил ее твердый взгляд.

– Я должна поговорить с тобой.

Она не понижала голос до шепота, и все же ее слова звучали тихо, предназначенные лишь для его слуха.

«Наедине, – подумал Веная, – иначе она бы вообще не спрашивала. Где же?..»

– Я уже показывал тебе, как хорошо укреплены городские стены?

Она улыбнулась, явно испытывая облегчение от того, что он так быстро ее понял.

– Покажи еще раз.

Веная повел ее на ближайшую дозорную башню. Никаулис пошла за ним, неслышно, как тень. Он не стал терять время, пытаясь выяснить, о чем пойдет речь. Все равно она скоро скажет. Пока они не добрались до безопасного места, ему достаточно было знать, что Никаулис считает дело срочным и требующим разговора наедине.

По извилистой каменной лестнице они поднялись на вершину башни, откуда открывался выход на городскую стену.

– Здесь ты можешь говорить, – сказал Веная. – Целый город видит нас, но не услышит ни слова из того, что мы скажем друг другу.

– Давай пройдемся по стене.

Веная пошел за ней. Они шагали по широкому верху толстой стены, защищавшей крепость. Никаулис время от времени останавливалась, словно рассматривая что-то интересное.

– Царская дочь играет с огнем, – сказала она, внимательно глядя на стойку, в которой стражники оставляли копья. – И этот огонь слишком жарок для нее. Она пытается использовать пророка в своих целях. Ее нужно остановить.

«Проклятая девчонка!» Но Веная сохранил невозмутимое выражение лица. Он взял ближайшее копье, словно желая показать его Никаулис.

– Рассказывай дальше.

Никаулис тщательно выбирала слова и говорила емко. Венае хватило нескольких фраз, чтобы понять, в чем дело.

– Царевна Ваалит хочет поехать на юг с царицей Савской. Та готова сделать ее своей наследницей. Царь Соломон этого не разрешит.

«Ясное дело, не разрешит. А жаль». Намного лучше было бы спровадить царскую любимицу, его чересчур избалованную, чересчур умную и своевольную дочь на край света, чем держать ее здесь, чтобы она нарушала покой Иерусалима.

– Теперь царевна пытается вынудить отца отпустить ее.

Никаулис развернулась и пошла дальше по стене. Веная убрал копье на подставку и неспешно последовал за ней.

– Каким образом?

– Она хочет, чтобы в следующее полнолуние пророк Ахия застал ее в Роще.

– Она с ума сошла? Ее прапрадед Саул умер безумным, у них это в крови.

– Это не безумие, а отчаяние. Но итог один. Она разжигает пламя, с которым не сможет справиться.

– Как ты узнала об этом?

– Люди не могут молчать даже тогда, когда болтовня очень дорого обходится, – иронично улыбнулась Никаулис. – А я молчу и остаюсь незамеченной.

Она оперлась о парапет и посмотрела на раскинувшийся внизу город. Высоко поднявшееся солнце заливало светом крыши и сады. Казалось, Город Давида выстроен из золота и огня.

– Нужно ее остановить, Веная.

– Да.

Если царская дочь попадет в хищные руки пророка, кровь потечет по сточным канавам Иерусалима. Веная предпочитал использовать свой меч только против настоящих врагов. Нет ничего хорошего в том, чтобы выступать с оружием против собственного народа.

– Я скажу тебе, что слышал сам: царь Соломон подумывает о том, чтобы выдать царевну Ваалит за царевича Ровоама и скрепить царство.

«Ну и брак! Такое могли придумать лишь боги смерти – или царица Наама». Конечно, ни царской дочери, ни сыну такое и в голову не пришло бы! Никаулис в упор посмотрела на Венаю.

– Неужели царь Соломон такой глупец? Да царевна перережет Ровоаму горло в первый же месяц!

– Оно бы и к лучшему. Жаль только, что тогда царю Соломону пришлось бы и ее, в свою очередь, приговорить к смерти. Наверное, лучше ей прибегнуть к яду – отравление тяжело доказать.

Никаулис уставилась на него, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Веная и сам не смог бы сказать.

– Наверное, я шучу, чтобы нам не плакать, – пояснил он. – Как такой мудрый человек может столь безрассудно решать будущее собственных детей?

Никаулис пожала плечами. Веная смотрел, как солнце ласкает ее кожу.

– Так этот слух о свадьбе – правда? – спросила она.

– Не знаю, но царевич думает, что да. Я слышал, как шакалы, которых он называет друзьями, радовались его победе.

– А они откуда узнали?

– Царевич сам перед ними хвастался, как он усмирит царевну Ваалит и как будет делать с ней все, что ему заблагорассудится, когда она станет его женой.

– Тогда этот царевич – вдвойне глупец.

В голосе Никаулис звучало презрение.

– Да, Никаулис, и я скажу тебе еще одну вещь, которую не открыл бы никому больше: царь Соломон глупее их всех, если думает, что может управлять будущим, – вздохнул Веная. – Мы должны предотвратить все это. Говорю тебе по совести, Никаулис: тяжело служить царям.

– И царицам. Да, я понимаю. Как же остановить их, Веная?

Никаулис ждала, спокойная, как скала, пока Веная обдумывал этот сложный вопрос.

Некоторые дела лучше всего откладывать на неопределенный срок. Но это к ним не принадлежало. Царскую дочь следовало остановить до того, как она бросит вызов пророку Ахии в Роще Астарты. Никаулис смотрела на холмы, освещенные пылающим летним солнцем, а Веная тем временем обдумывал свой план.

– Мне понадобится твоя помощь, – сказал он наконец.

– Я готова, – кивнув, ответила Никаулис.

– Нужно, чтобы ты охраняла вход в покои царевны. Лишь тебе я могу это доверить. Не впускай никого, кроме самого царя Соломона.

– Даже Венаю, царского главнокомандующего?

– Тем более меня, – улыбнулся тот. – Я ведь всего лишь мужчина, и, будь у меня возможность увидеться с царевной Ваалит наедине, боюсь, я не смог бы побороть желание жестоко избить ее за эти фокусы. А теперь идем: нужно предупредить главную жрицу Рощи.

Жрица Рощи не стала смеяться или стенать, услышав их историю. Вместо этого она долго смотрела на них, словно пытаясь заглянуть в их души, прежде чем заговорила:

– Этого мы не можем допустить. Царь Соломон очень терпим, но не настолько, чтобы его дочь служила здесь нашей богине – или притворялась, будто служит.

– Да, – согласился Веная, – и Ахия этого не потерпит.

«В особенности притворства». Никаулис видела пророка лишь мельком. В отличие от других местных мужчин, которые порочили ее как воина и женщину, хотя взгляд их туманился от похоти, Ахия смотрел на нее с искренней ненавистью. Никаулис уважала эту несокрушимую честность.

– Ахия не терпит даже сам себя, – заметила жрица. – Бедняга. Он страдает, потому что не может смириться с тем, что сам он всего лишь человек.

Веная пожал плечами:

– Пусть себе страдает, а вот запускать когти в царскую дочь, чтобы навредить царю, он не должен.

Жрица склонила голову. Длинные локоны упали ей на грудь.

– Если царевна покажется здесь, мы не впустим ее.

– Не покажется, – сказал Веная, – я об этом позабочусь. А ты должна позаботиться о том, чтобы в это полнолуние в Роще не оказалось никого, кроме твоих жриц.