Джорджетт Хейер - Роковой поцелуй
– Но, Перри, когда ты очнулся после сонного зелья, разве не было тебе страшно и тревожно?
– Нет. С какой стати? У меня дьявольски болела голова, однако вскоре все прошло, а потом Эванс вручил мне письмо Уорта.
– Ты, должно быть, испытывал смешанные чувства, читая его! Он рассказал тебе обо всем?
– О да, я был потрясен до глубины души! Но, видишь ли, с тех пор, как у него достало наглости вмешаться в дуэль, я никогда особенно не любил своего кузена.
– Но, Перри, это не он вмешался! Напротив, он все…
– Ну да, да, верно, я забыл. Однако это ничего не меняет: последние несколько месяцев я считал его довольно жалкой личностью.
– А мы должным образом не ценили заботу лорда Уорта, – заявила Джудит, слегка покраснев. – Если бы мы больше доверяли ему, относились к нему с бо́льшим дружелюбием, то, быть может, ему и не понадобилось бы убирать тебя с дороги, или…
– Проклятье, не вижу здесь ничего особенного! – провозгласил Перегрин. – Собственно, я даже рад, что он так поступил, поскольку до этого ни разу в жизни не бывал на море. И теперь ни за что на свете не согласился бы пропустить такое удовольствие! Говоря по правде, мне даже не хотелось сходить на берег, разве что, разумеется, ради того, чтобы увидеть тебя и Гарриет. Однако я намерен обзавестись своей яхтой, вот только стоить она будет преизрядно, и ставлю десять против одного, что Уорт и слышать об этом не пожелает.
– А я бы хотела, – строго заявила мисс Тавернер, – чтобы ты придал своим мыслям иное направление! Мы всем обязаны лорду Уорту. Я убеждена, если бы не его покровительство, мы с тобой испортили бы все на свете.
– Чистая правда, клянусь честью! Уверяю тебя, я очень ему благодарен. Но, знаешь ли, я ведь никогда не относился к нему так плохо, как ты, хотя временами он бывал просто невыносим.
Румянец на щеках мисс Тавенер стал жарче.
– Да, поначалу я невзлюбила его. Обстоятельства нашего…
– Проклятье, я никогда не забуду тот день, когда мы явились на Кэвендиш-сквер и обнаружили, что именно он и является нашим опекуном! Ты тогда еще разозлилась как не знаю кто!
– Об этом нам лучше забыть, и поскорее, – ответила мисс Тавернер. – Манеры лорда Уорта… не всегда располагают к нему, но в уместности и оправданности его мотивов мы никогда не усомнимся. Он заслуживает нашей самой искренней благодарности, Перри.
– Я и сам прекрасно об этом знаю. Да уж, кузен буквально очаровал нас. А как он опоил меня, а потом отвез на борт своей яхты – проклятье, я думал, он хочет отравить меня, когда силой вливал мне в глотку свое зелье! Славная работа! А ведь я и понятия не имел, что так полюблю море! Эванс здорово нервничал из-за того, что я могу разозлиться, но я сказал ему: «Черт побери! Не думайте, будто я намерен вплавь отправиться на берег! Мне здесь решительно нравится!»
Мисс Тавернер, вздохнув, сдалась. Перегрин продолжал живописать свои приключения на море до тех пор, пока не пришло время ложиться спать. Джудит оставалось только порадоваться тому, что, поскольку завтра он собирался отправиться в Уортинг, то выслушивать его рассказы о мертвой зыби, шквалах, поворотах фордевинд, приведении к ветру, постановке рей прямо или взятии рифов у парусов придется мисс Фэйрфорд, а не ей. Она с сожалением призналась себе, что всего день назад клялась: больше не отпустит брата от себя ни на шаг, если он вернется к ней, но всего лишь трех часов, проведенных в его обществе, хватило, чтобы она с удовольствием предвкушала, как он завтра вновь уедет после завтрака. Даже когда он не разглагольствовал о своих приключениях, в речи его сохранялся морской колорит. Он говорил о том, что поднимет все паруса и помчится в Уортинг, ляжет в дрейф, приведет судно к ветру и разглядит настоящего друга на расстоянии кабельтова. Пустая бутылка из-под вина превратилась в боцмана, бесполезный ливер – в неопытных моряков на борту корабля, а прохожий на улице напоминал ему круглое девятифунтовое ядро. Матросские песенки, которые он, отчаянно фальшивя, во все горло распевал по всему дому в конце концов настроили против него даже миссис Скаттергуд, и уже к одиннадцати часам на следующее утро обе дамы с величайшим нетерпением ожидали, когда же он наконец отправится в Уортинг.
После отъезда брата мисс Тавернер принялась ожидать появления своего опекуна. Но он не пришел. В то утро на Марина-Парейд заглянул лишь капитан Одли, а когда мисс Тавернер с самым небрежным видом, на какой только была способна, поинтересовалась, в Брайтоне ли его светлость, капитан ответил лишь:
– Джулиан? О да, он здесь, но, полагаю, сегодня вы его не увидите. Вчера в Брайтон пожаловал Йорк.
Мисс Тавернер, наивно считавшая, что заслуживает не меньшего внимания, чем герцог Йорк, ограничилась холодно произнесеной фразой «Вот как!» и перевела разговор на другую тему.
В тот вечер на балу Уорта тоже не было видно, но по возвращении на Марина-Парейд мисс Тавернер обнаружила записку от него, лежавшую на столе в коридоре. Она немедленно сломала печать и поспешно пробежала глазами содержимое одного-единственного листка бумаги.
«Оулд Стейн, 25 июня 1812 г.
Дорогая мисс Тавернер,
Я буду иметь честь навестить вас завтра в полдень, если вам будет удобно, дабы вручить вам документы относительно состояния ваших дел, коими мне было поручено заниматься во время вашего пребывания под моей опекой.
Искренне Ваш,Уорт».Закончив чтение, мисс Тавернер ощутила, как у нее упало сердце, и медленно сложила записку. Миссис Скаттергуд, заметив огорчение у нее на лице, выразила надежду, что полученные известия не оказались слишком уж плохими.
– О, что вы, нет конечно! – ответила Джудит.
Атмосферу во время завтрака на следующее утро оживило появление Перегрина, который пораньше вернулся из Уортинга специально ради того, чтобы поздравить сестру с днем рождения. Он полагал себя очень хорошим братом оттого, что не забыл об этом торжестве, и непременно купил бы Джудит подарок, если бы Гарриет напомнила ему об этом раньше. Однако Перри решил, что после завтрака они вместе отправятся на прогулку, и она сама выберет себе подарок, так что, в конечном итоге все устроится как нельзя лучше. Он восторгался зонтиком от солнца с позолоченной рукояткой, который миссис Скаттергуд презентовала Джудит, и заявил, что не видит нужды спрашивать, кто прислал огромный букет алых роз, украшавших стол.
– Держу пари, они – от Одли.
– Да, – без особого восторга подтвердила мисс Тавернер. – Я получила письмо и от своего дяди. Можешь, кстати, прочесть его, если хочешь. Оно очень тягостное и неприятное: его нельзя не пожалеть. Похоже, он до конца не был посвящен в планы кузена.
– Знаешь что, давай не будем вспоминать о нем хотя бы сегодня! – сказал Перегрин. – Слава богу, мы благополучно избавились от обоих. Но ты представляешь, Уорт рассказал сэру Джеффри обо всем, когда встретил его в городе на этой неделе, и сэр Джеффри теперь полагает Уорта очень приличным малым, обладающим к тому же недюжинным терпением. – Он налил себе чашку кофе. – Итак, чем бы ты хотела заняться сегодня? Тебе достаточно только сказать – я весь в твоем распоряжении. Может быть, съездим в Льюис? По-моему, там есть замок или что-то в этом роде, который можно осмотреть.
– Спасибо тебе, Перри, – ответила Джудит, тронутая его великодушным предложением. – Но сегодня утром ко мне должен прийти лорд Уорт, и я подумала, что тебе тоже лучше остаться дома. Тебе ведь следует поблагодарить его за все, что он сделал.
– Ну разумеется! – заявил Перегрин. – Я буду очень рад увидеться с ним. Знаешь, мне не терпится поговорить с графом о моей яхте.
Незадолго до полудня Перегрин, разглядывавший прохожих на диванчике у окна в гостиной, объявил о приближении Уорта.
– Моя дорогая Джу, – голосом, полным благостного трепета, сказал он, – ты только взгляни на его сюртук! Уж не сам ли Уэстон шил его? Чего стоит один лишь покрой плеч!
Но мисс Тавернер отказалась подойти к нему, дабы полюбоваться на его светлость, и попросила брата не высовываться из окна. Однако, вместо того чтобы исполнить ее просьбу, Перегрин замахал рукой, привлекая его внимание, а когда граф поднял голову, то юноша был немедленно сражен в самое сердце узлом его шейного платка. Отвернувшись наконец от окна, юноша изрек:
– Пусть он устроит мне очередной разнос, но я должен узнать, как он завязывает свой галстук!
Тут граф постучал в дверь, и через несколько мгновений на лестнице раздались его шаги. Перегрин бросился ему навстречу.
– Поднимайтесь же, сэр! Мы оба здесь! – провозгласил он. – Как поживаете? Однако как здорово вы все придумали и провернули! А моя голова, когда я пришел в себя? А ощущения во рту? Никогда не испытывал ничего подобного!
– Неужели все было настолько плохо? – осведомился граф, неспешно преодолевая три последние ступеньки.
