Джорджетт Хейер - Роковой поцелуй
– Как вам будет угодно, – пожал плечами граф. – Это же не мои лошади.
– Ладно, будь по-вашему. Тайлер, делай, как говорит его светлость, – распорядился Перегрин, слезая с облучка. – Но имей в виду, они снова понадобятся мне уже через полчаса!
Слова эти были сказаны строгим тоном, чтобы показать графу, что полчаса – максимальный срок, который готов уделить ему Перегрин, но, поскольку Уорт уже поднимался по железным ступеням, ведущим к задней двери дома, то вызывало сомнение, расслышал ли он эти решительные речи. Перегрин последовал за ним, отчаянно желая стать на десять лет старше и обзавестись манерами в десять раз более уверенными, чем у графа.
Дверь открывалась в коридор, ведущий из прихожей в заднюю часть дома. Она оказалась не заперта, и граф провел Перегрина в свою библиотеку, квадратное помещение с окнами, выходящими на Сент-Джеймс-стрит. Меблирована комната была строго, чтобы не сказать – скудно, и жалюзи, висящие на окнах, хотя и не позволяли любопытным заглянуть внутрь, но пропускали мало света.
Граф, небрежно швырнув перчатки на стол, повернулся к Перегрину, который с неодобрением и пренебрежением оглядывался по сторонам. Улыбнувшись, Уорт сказал:
– Да, у вас на Марина-Парейд намного лучше, не так ли?
Перегрин метнул на него быстрый взгляд.
– Ага, значит, это и есть тот самый дом, где хотела поселиться моя сестра!
– Да, вы правы. Разве вы сразу не догадались?
– Ну, в общем, я не придал этому особого значения, – признался Перегрин. – Это ведь Джудит была твердо настроена… – Он вдруг умолк и с горечью рассмеялся. – Откровенно говоря, я и сам не знаю, какой из двух домов она действительно хотела снять!
– Разумеется, она хотела тот, который, как я ей сообщил, она не получит, – ответил граф, подходя к пристенному столику, где стояли графин с вином и два бокала. – К счастью, я смог вовремя угадать ее намерения, чтобы исправить собственную ошибку, вообще заговорив об этом доме.
– Да, тогда она дьявольски разозлилась на вас, – сказал Перегрин.
– В этом нет ничего нового, – бесстрастно отозвался граф.
– Знаете, а ведь перед этим она вовсе не питала к вам неприязни, причем уже долгое время, – заметил Перегрин, внимательно разглядывая табакерку с открытой крышкой, стоявшую на письменном столе графа. – Собственно говоря, она испытывала к вам прямо противоположные чувства.
Граф стоял спиной, но при этих словах юноши оглянулся на него, и графин в его руке замер над одним из бокалов.
– Неужели! И что бы это значило?
– Проклятье, да ничего особенного! – ответил Перегрин. – А что это должно означать?
– Хотел бы я знать, – заметил граф, вновь принявшись наполнять бокалы.
Перегрин метнул на него острый взгляд и, бесцельно щелкая крышкой табакерки, вдруг выпалил:
– Я могу задать вам один вопрос, сэр?
– Разумеется, – сказал граф, закрывая графин пробкой. – Какой именно?
– Пожалуй, он вам не понравится, да и я могу ошибаться, – начал Перегрин, – но ведь я брат Джудит, и одно время мне казалось, особенно после намека моего кузена, что вы… э-э, в общем, я хочу спросить вас… короче говоря…
– Догадываюсь, о чем вы хотите спросить меня, – обронил граф, протягивая Перегрину один из бокалов.
– Вы думаете? – вырвалось у Перегрина, который принял бокал, с сомнением глядя на него.
– Я вполне понимаю ваши опасения, – продолжал граф, в голосе которого зазвучали зловещие нотки. – Мысль о том, что на вас свалится обуза в виде зятя в моем лице, способна кого угодно вывести из равновесия.
– Я вовсе не это имел в виду! – поспешно запротестовал Перегрин. – Более того, я не думаю, что существует хоть малейшая опасность… то есть, возможность, я хотел сказать… что это случится на самом деле.
– Скорее всего, нет, – согласился граф. – Но вы употребили подходящее слово – «опасность». Итак, вы хотите и далее развивать эту тему, или же вернемся к нашим собственным делам?
– Я так и думал, что вам это не понравится, – с удовлетворением заключил Перегрин. – Да, давайте поскорее покончим с делами. Я готов.
– В таком случае, присаживайтесь, – сказал граф, выдвигая один из ящиков своего письменного стола. – Вот акт распоряжения имуществом, и я хочу, чтобы вы его подписали. – Достав документ официального вида, граф протянул его Перегрину.
Перегрин потянулся было за пером, но выразительно приподнятые брови лорда Уорта заставили его остановиться.
– Я, конечно, польщен столь слепой верой в мою честность, – сказал Уорт, – но все-таки вынужден просить вас никогда не подписывать бумаги, предварительно не прочитав их.
– Разумеется, при обычных обстоятельствах я бы этого не сделал! Но ведь вы мой опекун, не так ли? Проклятье, что за слог! Не разберешься, где начало, а где – конец! – После подобного пессимистического заявления Перегрин, подкрепившись глотком вина, откинулся на спинку стула, дабы внимательно изучить документ. – Так я и знал! «Вышеизложенный», «в дальнейшем» и все такое прочее. Решительно непонятно! – Он вновь поднес бокал к губам и отпил глоток. Опустив его, взглянул на графа. – А это что такое? – поинтересовался юноша.
Граф, усевшись за своим столом, проглядывал какой-то очередной документ, требующий подписи Перегрина.
– Это, мой дорогой Перегрин, то самое, что Бруммель называет обжигающей отравой, которую во множестве потребляют представители низших сословий. Другими словами, это – портвейн.
– Ну, я и сам так подумал, но у него весьма странный вкус.
– Мне очень жаль, если вы так думаете, – вежливо ответил граф. – Как ни удивительно, но вы одиноки в своем мнении.
– О, я вовсе не хотел сказать, что портвейн плох! – вскричал Перегрин, щеки которого вспыхнули. – Я не судья, и вообще считаю, что это первосортное питье! – Он, сделав еще глоток, вернулся к чтению, продираясь сквозь хитросплетения юридических терминов в акте распоряжения имуществом.
Граф же положил локоть на стол и подпер подбородок ладонью, глядя на него.
А слова вдруг как-то странно запрыгали перед глазами Перегрина. Он заморгал и понял, что на него наваливается сильнейшая усталость. В голове у него зашумело, а уши заложило, словно их заткнули ватой. Он поднял голову, прижав руку ко лбу.
– Прошу прощения… я что-то неважно себя чувствую. Внезапное головокружение…. Ничего не понимаю. – Поднося полупустой бокал ко рту, он вдруг замер и с испугом уставился на Уорта. В глазах юноши вспыхнуло подозрение.
А его светлость сидел совершенно неподвижно, безразлично глядя на него. Одна из граненых металлических пуговиц на одежде графа приковала к себе затуманенный взгляд Перегрина, пока он не заставил себя отвести глаза. Мысли юноши путались; он вдруг обнаружил, что любуется снежно-белыми складками шейного платка Уорта. Он сам неоднократно пытался завязать его таким манером, который именовался «водопад», но у него ничего не получалось.
– Я не умею завязывать свой шейный платок таким вот образом, – пробормотал он. – Водо-пад.
– Когда-нибудь научитесь, – ответил граф.
– У меня кружится голова, – прошептал Перегрин.
– В комнате довольно жарко. Одну минуту, я открою окно. Продолжайте читать.
Перегрин с трудом оторвал взгляд от потрясающего шейного платка и попытался сосредоточить его на лице графа, стараясь собраться с мыслями. Лист бумаги, который он держал в руке, выскользнул у него из пальцев и упал на пол.
– Нет! – прохрипел он. – Комната здесь ни при чем! – Юноша с трудом встал на ноги и застыл, покачиваясь. – Почему вы так смотрите на меня? Вино! Что вы подсыпали в вино? Клянусь богом, вы мне за это от-ветите!
Он с ужасом уставился на свой бокал, а в следующее мгновение Уорт уже оказался на ногах и одним быстрым движением скользнул ему за спину, мертвой хваткой взявшись за правую руку юноши, в которой по-прежнему был зажат бокал с вином. Левой рукой он обхватил Перегрина за талию, прижимая его к себе.
Тот сопротивлялся, как сумасшедший, но странная вялость и сонливость одолевали его все сильнее. Задыхаясь, юноша прохрипел:
– Нет, нет, я не буду! Не буду! Вы – дьявол, отпустите меня! Что вы со мной сделали? Что… – Но тут его собственная рука, направляемая ладонью графа, выплеснула остатки вина ему в горло. Казалось, он лишился всякой способности к сопротивлению; он поперхнулся, закашлялся, и комната закружилась у него перед глазами, словно в калейдоскопе. – Вино! – заплетающимся языком пробормотал он. – Вино!
Он еще услышал, как словно издалека до него донесся голос Уорта:
– Мне очень жаль, Перегрин, но другого выхода не было. Вам нечего бояться.
Юноша попытался заговорить, однако не смог; он почувствовал, как его подхватывают на руки, и увидел над собой лицо Уорта, после чего провалился в беспамятство.
Граф, уложив Перегрина на кушетку, стоявшую у стены, ослабил узел его шейного платка. С минуту он стоял и, нахмурившись, глядел на своего подопечного, сжимая пальцами безвольное запястье и не сводя глаз с лица Перегрина. Затем отошел к тому месту, где на ковре валялся пустой бокал, поднял его, поставил на стол и вышел из комнаты, заперев за собой дверь.
