Очаровательная сумасбродка - Чейз Эллисон

Он не договорил. Несколько мгновений оба молчали, наслаждаясь близостью друг друга и чувствуя, как радость золотым свечением окутывает их. Но когда Колин наклонил голову, чтобы поцеловать ее, Холли заметила в его глазах сомнение, которое ставило крест на всех ее надеждах.

И все же Холли позволила ему обнимать себя, целовать — позволила этому обману продолжаться. Желание ожило, подпитываемое воспоминаниями обо всем, что было между ними, — о поцелуях, ласках, тайнах, которые хранили их тела, о невероятном удовольствии от прикосновений…

— Колин… — с отчаянной мольбой в голосе прошептала Холли.

Хриплый шепот вырвался в ответ откуда-то из глубины его горла.

— Я просто хотел обнять тебя.

— Знаю.

— Черт, этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно!

— Нет, никогда.

Мир вздрогнул, ее спину вдавило в спинку сиденья кареты, и она почувствовала, как развитые мускулы на груди Колина, его живот и бедра прижались к ней. Это было больно и… восхитительно.

Его руки нырнули под ее юбку и приподняли ее. Не попросив разрешения, без прелюдии он расстегнул пуговицы на своих панталонах. Терпение Холли было на пределе, ее тихие крики заполнили собой все пространство экипажа, когда его бедра надавили на нее, а его разгоряченная плоть проникла между ее бедер. Холли инстинктивно раздвинула ноги, ее руки обхватили его за талию, а ягодицы приподнялись, чтобы встретить его.

Холли приготовилась к боли — это же должно быть больно, как ей говорили, но почувствовала лишь легкий толчок у своего лона.

Дойдя до преграды, Колин остановился. Возвышаясь над ней, он замер, словно боялся сделать хоть одно движение, когда она в экстазе извивалась под ним, а сотрясающие их тела спазмы готовили их к большему — разделенному наслаждению, божественному завершению любовной пляски.

Однако как только Холли поняла это и двинулась ему навстречу, чтобы он глубже вошел в нее, Колин начал отодвигаться. Она схватила его за руки, ее ногти впились в его кожу сквозь рукава.

— Нет! — воскликнула Холли.

— Я должен остановиться.

Колин замолчал. Покачав головой и не промолвив больше ни слова, он отодвинулся назад. Но не успела она пожалеть о том, что его больше нет рядом, и о том, чего так жаждало ее тело, Колин опустился вниз между ее раздвинутых ног, и она почувствовала теплые прикосновения его волос к своим бедрам.

Она вскрикнула, когда его язык проник в нее. И хотя ей хотелось остановить его, чтобы продолжить начатое иным путем, ее руки непроизвольно стали давить на его плечи, пока он не сполз с сиденья на пол кареты. Так Холли могла без труда дотянуться до его торса. Его губы не оторвались от ее лона, когда ее рука, скользнув по его груди, стала опускаться ниже по сужающейся дорожке курчавых волос. Изогнувшись, Холли обхватила пальцами его плоть.

Она гладила и сжимала ее в такт покачиваниям кареты и движениям его языка.

А потом Холли уткнулась лицом в подушки, чтобы заглушить крики экстаза, рвущиеся из ее груди, а судорожные конвульсии его тела громко прокатились по ней.

Глава 25

Мастерфилд-Парк был погружен в темноту и тишину, когда Дуглас свернул на подъездную аллею в промежутке между полуночью и рассветом. Колин велел ему ехать не к дому, а сразу направляться к конюшням. Сонная Холли согласно кивнула. Сначала они осмотрят лошадей, а потом уж подумают об отдыхе.

Измученный мистер Питерсон встретил их на мощеном дворе конюшни, когда Колин помогал Холли выйти из экипажа.

— Ничего подобного я в жизни не видел, милорд, — сказал он. — Да, бывало, чтобы заболели сразу две-три лошади, но чтобы все сразу…

— Опишите мне точно симптомы, начиная с самых ранних, — попросил Колин.

— Сначала мы заметили, что некоторые лошади ходят как-то неровно, спотыкаются, их бока напряжены, словно они пытаются поджать живот. Вскоре после этого начались проблемы с пищеварением, у некоторых я приметил расширение зрачков.

— А лошади гостей? — поинтересовался Колин.

— Как только были замечены первые признаки заболевания, все они куда-то исчезли. Но ваши личные скакуны в полном порядке — пока что. Заболели только скаковые и охотничьи лошади.

— Вы лечили их, как обычно лечат колики? — спросила Холли.

Питерсон обвел недоуменным взглядом ее фигуру, закутанную в плащ, и Колин тут же пожалел о том, что привез ее сюда, понимая, что это приведет к волне сплетен. Впрочем, лицо ветеринара сохранило озабоченное выражение. И даже если он счел странным то, что они путешествовали ночью в одной карете, то виду не подал.

— Вот что мы делаем, мисс. — Ветеринар махнул рукой в сторону арки, разделявшей два крыла конюшни. — Грумы по очереди выгуливают больных лошадей всю ночь напролет. Я распорядился давать им больше воды, и они не едят ничего, кроме самого лучшего чистого сена.

— Кто-нибудь осматривал зерно?

— Да, милорд, на вид оно вполне нормальное, но…

Питерсон замолчал на полуслове. И он, и Колин отлично знали, что обычный осмотр может и не выявить яд.

— Я хочу, чтобы мне принесли в кабинет образцы зерна, — сказал Колин.

— Леди Харроу приказала, чтобы образцы отправили в Лондон, ее мужу, — сообщил мистер Питерсон.

— Хорошо. — Поморщившись, Колин несколько раз моргнул, отгоняя сонливость. — И все же я хочу сам провести кое-какие анализы. Также доставьте мне образцы сена и воды с ярлыками. Я хочу точно знать, откуда взят каждый образец.

— Воду берут в наших колодцах, милорд.

— Пусть так. Известны случаи, когда воду в колодцах травили.

— Милорд, все лошади получают корм из одних и тех же источников. И если было какое-то заражение или инфекция, заболели бы все животные.

Колин подумал несколько мгновений, а потом его осенило:

— Вы уверены, что все лошади питаются одним и тем же кормом? Разве некоторые из наших гостей не привезли с собой специально разработанные пищевые формулы, чтобы именно по ним составляли рацион тем животным, которых они возьмут здесь напрокат на время скачек? Не могло бы случиться, что остатки этих смесей добавили к тому корму, который дают нашим лошадям?

— Даю слово, сэр, это невозможно!

— Добудьте мне образцы этих смесей. — Вдохнув полной грудью влажного предрассветного воздуха, Колин посмотрел на дом. — Где моя сестра?

— Полагаю, она отдыхает, сэр, хотя, должен сказать, она едва с ног не сбилась, помогая грумам почти до полуночи. Ее помощь пришлась очень кстати. Увидев, что она зевает, я настоял на том, чтобы она хоть немного отдохнула. И ваши братья помогали. Нам же нужно было как можно больше помощников, чтобы выгуливать лошадей.

Колин кивнул: он был рад услышать, что его родные хоть немного отдохнут, что было просто необходимо. Он чувствовал себя совершенно опустошенным, но не только из-за беды, приключившейся с лошадьми. Всю жизнь он потратил на то, чтобы сплотить семью, был посредником между родными, утешал, ободрял, защищал… и все для того, чтобы оказаться лицом к лицу с обстоятельствами, контролировать которые он не в состоянии. Что будет, если течение событий не изменится? Какое будущее ждет семью Эшуортов? Финансово они не пострадают, потому что их состояние пополняется из других источников. Но то, что давали им эти лошади, деньгами не измерить. В награду за общение с ними они получали гордость, чувство удовлетворения за достигнутые результаты.

Колин протянул Холли руку. Он понял, что ему необходима поддержка в виде ее упрямого нрава, искренности; помоги ему, Господи, но даже ее упреки поддерживали его, заставляли признавать правду и что-то предпринимать.

Теперь ему все это было нужно. Он хотел, как и она, верить в то, что вместе они найдут дорогу к счастью. Словно почувствовав это, Холли взяла его под руку, и они вместе направились по конюшенному двору к тяжелой двери, которая вела к его кабинету в конюшне. Прежде чем войти туда, Колин повернулся к Питерсону.