Лайза Джуэлл - Дом на улице Мечты
– Может, под кроватью? – предположила Руби.
– Что? – Ее вопрос вывел Тоби из задумчивого оцепенения.
– Ну, в смысле, может быть, кот прячется там.
– Ой. Правильно. Да, – промямлил он.
Руби вдруг опустилась на четвереньки, встав в соблазнительную позу, которая напомнила Тоби те картинки, что он вчера вечером разглядывал в Интернете. Он блудливым глазом покосился на ее превосходный зад, затянутый в джинсы, который раскачивался, словно луч от фонарика в темной комнате.
– Надо же, просто удивительно, – сказала Руби.
– Что? – не понял Тоби.
– Привет, – прошептала Руби под кровать. – Не бойся, мы тебя не обидим.
Тоби пересилил себя и, перестав наконец разглядывать задницу Руби, тоже встал на четвереньки рядом с ней.
– Смотри, – указала Руби в угол. – Вон там.
Тоби моргнул и встретился взглядом с парой сверкающих глаз.
– Вау.
Наконец у них получилось подозвать кота к себе – для этого пришлось долго трясти у него перед носом миской с едой и делать множество странных движений.
– Я первый раз вижу такого маленького кота, – сказала Руби, глядя, как кот медленно уплетает корм из миски.
Котом его назвать было сложно – скорее, странная пародия на кота: гигантская голова на маленьком тельце, покрытом черной шерстью. Кот выглядел настолько потрепанным, что казался старше Гуса. Тоби инстинктивно потянулся, чтобы погладить кота, но залысины и торчащие кости его отпугнули.
– Надо же, все эти годы Гус держал здесь кота, а мы даже не знали. Просто в голове не укладывается, – сказала Руби. – Почему он никому не сказал?
– Кто его знает, – ответил Тоби. – Может быть, прежний хозяин запрещал держать в доме животных. А может, он думал, что я окажусь не в восторге.
– Он какой-то грустный, не находишь? Какой-то недоросток прямо.
– Выглядит ужасно, – буркнул Тоби и покачал головой.
– Но ведь, с какой-то точки зрения, этот котяра даже мил, тебе не кажется? – улыбнулась Руби.
– На самом деле, нет.
Тоби встал и размял ноги.
– Что, черт возьми, нам теперь с ним делать?
– Мне он не нужен, – с плохо скрываемым отвращением сказала Руби.
– И мне.
– Надо от него избавиться.
– Усыпить, что ли? – не понял Тоби.
– Нет! – Руби посмотрела на него с ужасом. – Надо пристроить его в приют. Или что-то в этом духе.
– О боже, – вздохнул Тоби. К списку его забот после смерти Гуса добавился еще один пункт. Утром Тоби целый час провисел на телефоне, пытаясь связаться с внучатой племянницей старика – судя по всему, она далеко не единственный раз переезжала с тех пор, как они с Гусом виделись в последний раз. Неожиданно для самого себя Тоби предложил организовать поминки после похорон Гуса и уже понял, что это плохая идея. К тому же нужно было найти нового жильца в комнату Гуса, в которой наверняка придется делать косметический ремонт – вряд ли кто-нибудь младше шестидесяти позарится на ту атмосферу великосветского пансионата времен 70-х годов, которую создал старик. А теперь ко всем хлопотам добавился еще и этот странный котяра, которого Гус прятал в своей комнате лет пятнадцать, не меньше.
Руби встала на ноги и побрела к комоду.
– Интересно, что он тут прячет? – сказала она, лениво выдвигая один из ящиков.
– Руби! – назидательным тоном произнес Тоби. – Нельзя ковыряться в его вещах.
– Почему нельзя? Он же все равно ничего не скажет. Бог мой! Вот это да – только посмотри!
Руби обернулась – в руке у нее был кусок ярко-оранжевой ткани в «турецкий огурец».
– Что это? – спросил Тоби.
– Брюки Гуса! – сияя, ответила Руби, – Таких ведь сейчас нигде не купишь!
Она подняла брюки и внимательно осмотрела на свету.
Тоби снова оглядел комнату. И его сердце екнуло.
– Я не могу поверить, что его больше нет.
– И я.
Руби вернула брюки на место и закрыла ящик…
– Девяносто семь, – вздохнул Тоби. – И все эти девяносто семь лет жизни ушли в могилу вместе с ним. Все эти переживания и эмоции. Люди, которых он любил, места, которые он видел, – все кануло в Лету.
Он щелкнул пальцами и склонил голову.
– Жаль, что мы так мало говорили. Мне нужно было слушать его рассказы и таким образом сохранить память о нем.
– О, не будь таким сентиментальным! – Руби ткнула его в ногу носком ботинка. – Гус был всего лишь несчастным старпером. И ни с кем он не собирался делиться своими историями. Я все время пыталась с ним поговорить. Безрезультатно. Кстати, я знаю, что тебе сейчас нужно – выпить.
– Но ведь еще даже не время пить чай.
– Да. Но к тому времени, как я все приготовлю, будет пора. И, кроме того, на улице совсем темно. Так что представим себе, что вокруг ночь. Что тебе принести – ром с кока-колой? Джин с тоником? Или, может, чего покрепче? Шнапс, например? У меня осталась бутылочка.
Тоби посмотрел на Руби, и на его лице отразилось неодобрение. Но он решил не сопротивляться. Нет, он не станет играть в старого зануду. Только не сегодня.
– Бокал красного вина был бы очень кстати, – сказал Тоби и слегка улыбнулся, отчего выражение его лица смягчилось.
– Хороший мальчик, – просияла Руби.
Она вышла из комнаты, а Тоби смотрел вслед Руби Льюис. Той, что была любовью всей его жизни.
Где-то внизу хлопнула дверь, кот бросился под кровать, а Тоби поднялся на ноги. Он подошел к окну и посмотрел на крыши. Снег на земле растаял, но верхушки деревьев и крыши были покрыты ковром из снежинок, словно глазурью. Завтра утром, однако, не будет уже и этого снега – он превратится в воду и утечет по сточным канавам, а вместе с собой унесет и воспоминания об очередном дне заснеженного января. Снегопад в Лондоне олицетворял саму жизнь: сегодня ты здесь, а завтра тебя уже нет. Только какой же тогда во всем этом смысл?
В дверях появилась Руби с бутылкой игристого вина и двумя бокалами на длинных ножках.
– Нашла это в холодильнике, – сказала она. – Думаю, мы только что обокрали Мелинду.
– Вот шуму-то будет, – хихикнул Тоби.
– Да, – подмигнула Руби. – Знаю. Но, по-моему, ничего более подходящего к нашему случаю просто не найти.
Она выдернула пробку и налила вино.
– За Гуса, – сказала Руби, подняв свой бокал. – Хоть он и был старым ублюдком, надо отдать ему должное: он никогда не забывал опустить стульчак и был редкостным чистюлей.
– За Гуса, – произнес Тоби. – И за будущее. Пусть оно будет таким же чистым, как его чертово нижнее белье.
6
Ночью Лия не могла заснуть дольше обычного. В ее голове крутился вихрь мыслей – о Гусе, Тоби, павлинах и холодном тротуаре. Каково это – умереть среди людей, для которых ты совершенно чужой? Умереть совсем одному, без семьи? Лия подумала про саму себя – если бы ей предстояло умереть в девяносто семь, у нее к этому моменту не осталось бы вообще никаких родственников, даже внучатых племянников. Брат Лии, Доминик, был геем – окончательно и бесповоротно, так что с его стороны о наследниках и думать не приходилось. Получается, если она доживет до такого преклонного возраста, у нее не будет даже родных племянников. И она останется совсем одна.
Она взглянул на спящего рядом Амитабха. Тот, как обычно, откинул одеяло и тихо посапывал во сне. Лия легла на бок, чтобы лучше его рассмотреть. Она пробежала взглядом по контуру носа и лба. И дотронулась ладонью до его густой шевелюры. А потом, будучи не в силах сопротивляться нахлынувшему порыву, наклонилась к Амитабху и поцеловала его в щеку.
– Боже! – подскочил он. – Что! Что это?!
– Ничего, – сказала Лия, отпрыгнув от него. – Ничего. Просто захотелось поцеловать тебя, вот и все.
– С чего это вдруг?
– Потому что… Не знаю. Просто захотелось.
– Боже, Лия, два часа ночи. Почему тебе не спится?
Она пожала плечами:
– Не могу заснуть. Все думаю об этом старичке. Гусе. Никак не могу перестать думать о нем.
– О боже. – Амитабх вздохнул и снова набросил на себя одеяло.
– Как у тебя получается, скажи? – продолжала Лия. – То есть я имею в виду, ты же видишь такую картину каждый день. Видишь умирающих в одиночестве стариков. Разве это не… ну… не шокирует тебя?
Амитабх работал медбратом в больнице для пожилых людей. И, конечно, по долгу службы сталкивался с подобными вещами.
– Лия, прекрати. Не сейчас. Пожалуйста.
– Ты только скажи мне: лучше, когда умираешь один или нет? Совсем грустно, когда вокруг куча родственников и знакомых, или куда страшнее, если у твоего смертного одра никого? – не отставала Лия.
– Давай обсудим это утром, а? – Амитабх взял ее за руку, слегка сжав запястье.
– Я не хочу умереть в полном одиночестве, – сказала Лия. – Правда не хочу.
– И правильно. Ты хорошая. Ты не умрешь в полном одиночестве, – попытался он утешить ее.
– Да, но разве то, что я хорошая, может гарантировать мне мужа и детей, и друзей-долгожителей?
– Во всяком случае, это облегчает тебе жизнь, – сказал он.
