Джорджетт Хейер - Коварный обольститель
– Я и впрямь надеюсь, что вы ничего никому не скажете, потому что это неправда, к тому же невероятная глупость! – отозвалась Феба, отчаянно делая вид, будто изумлена донельзя. – Умоляю, никому не говорите о том, что я знакома с настоящим автором! Впрочем, просить вас об этом излишне: вы должны понимать, в каком я окажусь положении – связанная обещанием не раскрывать тайну, но… забрасываемая вопросами, что непременно произойдет!
– О нет, разумеется, я никому ничего не скажу! А каково это – писать книги? Уверена, я на такое решительно не способна. Вы, наверное, очень умны! Но вы в самом деле ничего не знали об этих обстоятельствах? Вот странность! Однако как, во имя всего святого, смогли придумать столь потрясающие приключения? Вплоть до самого конца я даже не догадывалась, каким образом Матильда и Флориан сумеют спасти бедного Максимилиана. А последний том я отложила в сторону только после того, как прочла о том, как их лодку вынесло на берег и Флориан закричал: «Спасены! Мы спасены, Матильда! Наконец-то мы оказались там, где Уголино бессилен!» Я едва не расплакалась, настолько трогательным мне показался этот эпизод!
Она еще несколько минут болтала в том же духе. Феба была бессильна остановить ее. Девушке оставалось только повторять, что она не является автором книги, отчего Ианта лишь смеялась, а еще Феба искала сомнительное утешение в уверениях Ианты, что та ни словом не обмолвится об этом ни единой живой душе.
Глава 18
Первые неприятные последствия этой интерлюдии Феба ощутила почти сразу же. Она заметила несколько взглядов украдкой, брошенных на нее, и поняла, что люди шепчутся за ее спиной. Ей стало крайне неуютно; когда же через несколько дней две патронессы «Олмакса» удостоили девушку едва заметных и ледяных наклонов головы, а леди Рибблтон, единственная и грозная сестра герцогини Солфорд, самым недвусмысленным образом проигнорировала ее, мисс Марлоу более не могла обманывать себя, уверяя, будто всему виной ее воображение. Она изо всех сил старалась сохранять беззаботный вид, но сердце ее сжалось.
Единственным, кто осмелился прямо спросить у нее, правду ли говорят, будто это она написала «Пропавшего наследника», была некая наивная и неопытная юная леди, впервые вышедшая в свет, и ту моментально заставила умолкнуть ее мать, вперив в дочь укоризненный и предостерегающий взгляд. Феба постаралась вложить в голос невероятное изумление, так воскликнув «Я?», что с некоторым удовлетворением отметила – подозрения хотя бы одного человека ей удалось рассеять. Миссис Ньюбери, единственная, пожалуй, кроме нее самой, кто мог бы открыто обвинить Фебу в совершении того, что она сама уже начала полагать преступлением, была вынуждена оставаться дома из-за какого-то недомогания, что давало надежду, будто она еще ничего не знает о слухах, которые становились все настойчивее.
Пожилая дама узнала о том, какой поворот приняли события, от своей невестки, коей она и доверила задачу играть роль дуэньи при Фебе. Розина обратилась к ней робко и несмело, поскольку даме казалось возмутительным, что подобные подозрения могли возникнуть в отношении Фебы, и она иногда спрашивала себя, правильно ли поняла некоторые из обращенных к ней замечаний. Никто не задавал ей прямых вопросов и не говорил ничего, что можно было бы опровергнуть открыто. Но намеки звучали постоянно.
Миледи потребовала, чтобы внучка рассказала ей правду. Узнав о разговоре, случившемся между Иантой и Фебой, миссис Ингам разгневалась, что, впрочем, было вполне простительно. Если она и понимала чувства, которые едва не подтолкнули Фебу к тому, чтобы раскрыть свою тайну, то ничем не выказала этого, нетерпеливо заметив, что никто в здравом уме не станет обращать внимания на то, как отзывается о Сильвестре Ианта. Относительно хотя бы малейшей надежды на то, что Ианта сможет удержать язык за зубами и не разболтает столь пикантные новости, миледи лишь подивилась тому, как Феба могла оказаться такой доверчивой. Простила она ее только потому, что у внучки хотя бы достало здравого смысла упорно все отрицать.
– Она не сможет утверждать, что ты призналась ей в своем авторстве, а что касается всего остального, то остается лишь одно – ты станешь говорить, будто думаешь, что тебе известно, кто является автором этого романа. В такое легко поверить! Я уверена, уже есть люди, которые говорят то же самое. Если удастся убедить свет в том, что Ианта подхватила единственную соломинку, оброненную тобой, и соорудила из нее целое гнездо при помощи собственных домыслов, то это будет прекрасно! Если же они сочтут, что преувеличила как раз ты, делая вид, будто тебе известно больше, нежели всем остальным, то и это неплохо. Да, любовь моя, понимаю, что тебе не нравится представать в таком свете, но об этом нужно было думать раньше. Не отчаивайся! Положение еще не настолько критичное, особенно если ты будешь делать так, как я скажу. – Миледи с некоторым раздражением похлопала себя веером по колену. – Мне следовало бы знать, что получится из моей просьбы к Розине позаботиться о тебе! Эта женщина – полная идиотка! Я сумела бы замять дело еще несколько дней назад! Но сделанного не воротишь! Когда должен состояться бал у Кастельро? Завтра? Хорошо! Самое начало сезона, так что ничего не может быть лучше! Я лично буду сопровождать тебя туда, дитя мое, и мы еще посмотрим, чего смогу добиться!
– Бабушка… я действительно должна идти туда? – упавшим голосом осведомилась Феба. – Я бы с гораздо большей охотой предпочла не делать этого!
– Не ходить? Боже милостивый, ты что же, хочешь подтвердить подозрения? Ты наденешь свое новое платье – то зеленое, симпатичное, расшитое жемчугом! – и постараешься – обязательно! – выглядеть беззаботной. Я же, наоборот, буду внимательно следить за происходящим, делая вид, что еще никогда в жизни так не развлекалась! Да, у нас все должно получиться! Это было бы очень и очень неплохо, – помрачнев, добавила она. – Должна признаться тебе, любовь моя, если скандал замять не удастся, то, боюсь, даже моего влияния окажется недостаточно, чтобы добыть для тебя пригласительный билет в «Олмакс». Полагаю, ты понимаешь, что это будет означать! – Заметив, как Феба окончательно сникла, она смягчилась и, подавшись вперед, похлопала внучку по руке, сказав: – Ну же! Все, я больше не буду бранить тебя! Боже мой, какая жалость, что Том не может танцевать со своей ногой! Положительно, я приглашу его с нами на бал к Кастельро, чтобы вселить в тебя хоть немного бодрости, глупая девчонка!
Пожилая дама прониклась несомненной симпатией к молодому мистеру Орде, но, в любом случае, ей было бы весьма нелегко убедить юношу явиться на бал-маскарад, где, по его собственному меткому выражению, ему пришлось бы изображать паиньку перед массой незнакомых расфуфыренных леди и джентльменов. Подобные вещи, решительно заявил он Фебе, совершенно не в его духе: еще никогда он не был так рад тому, что прихрамывает.
Итак, в тот судьбоносный вечер Том поехал на Друри-лейн[60], чтобы дышать вонью новых газовых рожков; Феба же, в сопровождении миледи, в самом начале одиннадцатого отправилась в особняк Кастельро.
Пожилая леди сразу заметила, насколько близко к краю социальной пропасти приблизилась Феба, и взгляд острых глаз миледи не сулил ничего хорошего дамам, осмелившимся холодно взирать на ее внучку. В самом скором времени этим леди придется пожалеть о своей высокомерной наглости: пусть она и удалилась на покой, презрев утомительные забавы высшего света, но еще сохранила в нем достаточно влияния! С удовлетворением миледи отметила, что Феба держится храбро, и испытала нешуточное облегчение оттого, что внучку пригласили на первый же контрданс.
Партнер Фебы, молодой джентльмен, наверное, впервые в жизни надел сюртук с длинными фалдами и атласные бриджи до колен, поэтому был крайне застенчив. Феба, пытаясь сделать так, чтобы он успокоился и расслабился, забыла о собственных бедах, улыбалась и болтала с ним с беззаботностью, проявить которую так требовала от нее бабушка. И только во время второго прохода она заметила Сильвестра и почувствовала, как сердце замерло у нее в груди.
Герцог разговаривал с хозяйкой, стоя в окружении нескольких человек подле самой двери. Его светлость смеялся чему-то, бросив остроумную реплику одному из своих друзей и пожав руку другому. Он в хорошем расположении духа, с надеждой подумала Феба. Вот он беглым взглядом окинул бальную залу; глаза их не встретились. Она спросила себя, а станет ли он высматривать ее, не зная, чего опасаться больше: то ли возможности того, что он ее проигнорирует, то ли необходимости взглянуть ему в лицо.
Следующим танцем был вальс. Феба не думала, что Сильвестр уже заметил ее, но, когда скрипачи сыграли первые такты, он вдруг подошел к тому месту, где она сидела вместе с миледи, и сказал:
