Даниэла Стил - Только с тобой
Он все равно винил себя. Куратор просто утешал его, чтобы побыстрее вернуть в строй. Энди ненавидел себя.
– Я хочу, чтобы ты выспался, – твердо сказал врач. – Нам всем приходится терять пациентов. Иногда в этом наша вина, а иногда шансов просто нет. Мы же не механики, которые чинят машины. Мы лечим людей. А люди смертны. Иди домой, Уэстон. Иди спать.
Энди понимал, что куратор прав, но уходить не хотел. Никогда в жизни он не чувствовал себя так плохо, однако молча убрал в свой шкафчик стетоскоп, повесил халат и позвонил Нэнси. Он думал, она давно спит, но очень хотел услышать ее голос. Она ответила раздраженным тоном: ее подняли с постели по срочному вызову.
– Что произошло? – спросил он вяло.
– В рыбном магазине была перестрелка. Четыре огнестрельных ранения, – ответила Нэнси. – А что у тебя?
– Я еду домой. Надеялся тебя застать.
– Что-то случилось? Я думала, ты проторчишь в клинике до утра.
– Меня… меня отпустили, – пробормотал Энди. Он не мог признаться, что сегодня почти у него на руках погибла восьмилетняя девочка. К тому же у Нэнси впереди было еще одно тяжелое дежурство, а он не хотел ее расстраивать.
– Ладно, увидимся позже, мне пора. У двух парней синий код. – Это означало, что случаи крайне тяжелые. Возможно, ребята с огнестрелом обречены.
Нэнси отключилась раньше, чем он ответил. Он надеялся, что его подруге повезет чуть больше и у нее не погибнет ни один пациент.
Энди уныло вышел из клиники.
Девочку звали Эми. Он знал, что отныне это имя станет для него самым горьким из имен. Он навсегда запомнит ее частое дыхание, а также ярость и отчаяние на лице ее матери.
Когда он пришел домой, постель была не убрана. Судя по разбросанным вещам, Нэнси убегала в спешке. В квартире давно царил беспорядок: ни у кого из них не было времени прибраться. В холодильнике, куда он заглянул, оказался лишь кусок недоеденной пиццы – ужин Нэнси, – не вызвавший у него никакого аппетита. Он отправился в ванную, умылся и уставился на свое отражение в зеркале. Он видел перед собой убийцу и ненавидел себя. А так хотел быть правильным, жить правильно, делать хорошее, правильное дело.
Энди криво усмехнулся. До этого дня он жил именно так – правильно. Ему не в чем было упрекнуть себя. До этого дня. Он знал, что никогда не сумеет себя простить. Отныне он не мог быть врачом. Он не был целителем. Он был убийцей.
Он вышел из ванной и побрел в спальню. У него был пустой бессмысленный взгляд. Звонил мобильный, но Энди не стал его брать. Нэнси уже услышала, что произошло, и позвонила узнать, как он себя чувствует. Энди не хотел ничего обсуждать. Он повалился на кровать и уставился в потолок.
Квартира была в мансарде, потолок подпирали деревянные балки, неравномерно покрытые лаком, словно это было швейцарское шале, затерянное в горах. Энди некоторое время смотрел на эти балки, а потом встал с кровати.
Он достал из шкафа бельевую веревку, забрался на письменный стол и принялся обвязывать ее вокруг балки. Петлю он связал очень медленно и аккуратно, как его учили в отряде скаутов. Подставил под балку стул, залез на него и надел петлю на шею. Затем, не раздумывая ни секунды, сделал шаг вперед одной ногой, одновременно выбивая второй из-под себя стул.
Это был единственный путь. Он задолжал малышке Эми и ее матери. И сам выбрал для себя наказание.
Телефон звонил еще очень долго. К тому моменту, когда села батарейка, Энди уже давно был мертв.
Глава 22
На похороны Энди собралось очень много народу. Здесь были даже известные люди – сенаторы, конгрессмены, доктора, издатели, – все те, кто был так или иначе связан с отцом покойного. Из друзей Энди была только Изабелла. Она сидела на задней скамье церкви с отцом и мачехой. Здесь же были и родители ее друзей, в основном покойных. Теперь всех их объединяло одно общее горе. Нэнси сидела рядом с матерью Энди и безутешно плакала. Хелен обнимала ее и тоже плакала. Нэнси была для нее несостоявшейся невесткой. Энди на момент смерти было двадцать четыре, и он лишил себя жизни почти ровно через пять лет после смерти Гэбби и спустя два года после смерти Билли.
Когда взял слово отец покойного, речь его стала именно тем, чем и могла стать речь подобного человека, – панихидой по его собственным надеждам и чаяниям. Никто не был удивлен.
– Я никогда не думал, – начал он трагичным голосом, – что со мной может произойти нечто подобное. – Он взглянул на Хелен и поправился: – Произойти с нами. Да, думал я, некоторые люди теряют детей, но мне уготовано другое. И все же я потерял его… потерял своего сына… – И вдруг, произнеся это, он умолк и разрыдался. И тотчас превратился в обычного человека, раздавленного горем.
Он стоял и плакал очень долго, а все присутствующие безмолвствовали, и лишь всхлипывания Нэнси разрывали тишину. Все ждали, пока отец Энди снова заговорит. И он заговорил, на этот раз он говорил только о своем ребенке. О том, каким талантливым был Энди. Талантливым студентом, талантливым врачом, талантливым спортсменом, настоящим другом. Иззи ощутила, как остро сжалось ее сердце, когда он произнес:
– Энди стал бы прекрасным врачом. Самым лучшим, я знаю это. Но, не сумев помочь маленькой девочке, Энди не смог простить себя. Он не поверил в то, что в случившемся нет его вины, и отдал свою жизнь, потому что считал себя виноватым, потому что желал искупить грех, которого не совершал…
Он объяснял толпе, словно пытался оправдать сына, а заодно и самого себя за недостаточное внимание к собственному ребенку.
У Изабеллы ныло сердце, а голова прямо-таки раскалывалась. Она не могла думать, не могла размышлять – просто сидела на твердой скамье и смотрела вперед, туда, где стоял гроб. Она чувствовала себя так, словно ее жизнь кончилась. Иззи даже не могла разделить свою боль, свое отчаяние с Шоном, потому что не знала, где он находится. Он был недостижим и почти призрачен, и она ненавидела его за это.
А потом она стояла у свежевырытой могилы и смотрела, как опускают гроб в черную зияющую яму. Она слишком часто видела все это, словно раз за разом смотрела дурную сцену в надоевшем фильме.
Она даже не пошла к Уэстонам домой. Просто не смогла себя заставить. Ей не хотелось никого видеть. Особенно Уэстонов. Только не Уэстонов… с их шоком, болью и отчаянием.
Джефф позвал Иззи домой, но и туда она не пошла. Ей хотелось запереться в своей квартирке и побыть в одиночестве. В итоге Джефф и Дженнифер отступились, оставив возражения при себе. Они оба опасались, что этой потери Изабелла просто не вынесет.
Она сидела на кровати до самой ночи, в тишине и полумраке перебирала старые снимки. На одну из фотографий Энди она смотрела особенно долго. Он был таким красивым парнем и прекрасным другом. Они говорили утром того самого дня, когда он отнял у себя жизнь. Разговор был чудесным и закончился привычным «я люблю тебя».
Вечером позвонил Тони, чтобы пригласить Изабеллу на ужин. Он понятия не имел о том, что произошло. Да, он видел заголовки в газете о том, что сын известного человека покончил жизнь самоубийством, но не знал, что это был близкий друг Изабеллы.
– Составишь компанию? – спросил он интимным тоном.
– Не могу, – ответила Иззи как-то отстраненно и словно издалека.
– Может, во вторник? – не сдавался Тони. – В среду я лечу в Лос-Анджелес, но в пятницу снова буду здесь. Так что насчет вторника? – Ему не терпелось ее увидеть.
– Я не могу. Я только что похоронила лучшего друга. Полагаю, мне пора. – Изабелла и сама не знала, какой смысл вкладывает в эти слова, но они показались ей весьма уместными.
– О, мне так жаль. Что с ним случилось?
– Он покончил с собой. – Изабелла не стала вдаваться в детали, но Тони сразу понял, о ком речь.
– Кажется, я читал. Сочувствую, детка. Хочешь, я приеду?
– Нет. Но спасибо, что предложил. Мне нужно подумать.
Это не показалось Тони хорошей идеей.
– Уверена? Может, хотя бы в выходные поужинаем, когда я вернусь?
– Нет. – Изабелла помолчала. – Я думаю, нам больше не стоит видеться, – произнесла она негромко, но твердо. – Нам было хорошо вместе, но больше так продолжаться не может. В итоге кому-то все равно будет больно. А на мою долю досталось немало. Я не хочу, чтобы больно опять было мне.
Изабелла инстинктивно знала, что исцелить ее может только общество близких людей, а Тони никогда не относился к их числу. С ним было весело и интересно, но не более того. Ей требовалась настоящая духовная близость, а Тони на близость был не способен. Ему просто нечего было ей дать.
– Но ты ведь это говоришь не всерьез, ты просто немного…
– Давай не будем. Просто остановимся на этом моменте. Зачем все портить?
Тони молчал. Он был ошарашен, но спорить не стал. По тону Изабеллы было понятно, что она не шутит. По сути, разве он мог ее остановить? Чем? Премьерой спектакля? Ужином в долине Напа? Его собственное сердце было запечатано под семью замками так давно, что замки эти успели порасти мхом. Он не мог помочь Изабелле.
