Кевин Милн - Шесть камешков на счастье
Не переставая рыдать, я заглянула в его глаза и не увидела ничего, кроме искреннего сострадания. Наверное, такую неподдельную заботу обо мне я больше не чувствовала никогда. И что-то внутри меня дрогнуло. Словно чтобы проверить, насколько сильно сострадание Нэйтана, чтобы увидеть, как он отреагирует, когда узнает правду, я сдалась.
– Ты действительно хочешь знать? Отлично! Тогда слушай. Я собиралась дойти до перехода над шоссе… и спрыгнуть.
Прежде чем Нэйтан успел отреагировать, я добавила, сотрясаясь от очередного приступа внезапно нахлынувших рыданий:
– Я хочу умереть, Нэйтан. Моя жизнь кончена! Я хочу, чтобы меня переехал грузовик. Я просто… хочу снова быть рядом с мамой.
– Но почему? – выдохнул он. – Как ты можешь так говорить?
Отвернувшись – от смущения – я прошептала:
– Потому что я беременна.
В ожидании его реакции я уставилась в окно. И Нэйтан задал вполне предсказуемый вопрос:
– А Рэнди-то ты сказала?
– Нет. Не могу, – без всякой надежды в голосе ответила я. – Тем более что отец не он.
Говорить Нэйтану правду в тот момент, наверное, было самым сложным в моей жизни. Свое признание я начала словами:
– Помнишь, как Грант напился в день выпускного?
И закончила:
– Вот почему я просто хочу умереть.
Суровая правда заключалась еще и в том, что Грант непременно убьет меня, когда узнает.
У Нэйтана, однако, было свое понимание ситуации. Когда я закончила изливать душу, он завел машину и выехал с церковной парковки. Он не хотел говорить, куда мы едем, но я прекрасно догадалась сама.
Я предупреждала Нэйтана, что бить морду Гранту опасно, пыталась его образумить.
– Ты с ума сошел, – негодовала я. – У него очень скверный характер.
Но остановить Нэйтана было невозможно. Припарковав машину перед моим домом, он приказал мне остаться там. Я опустила стекло, чтобы слышать их разговор. Но сначала они почти и не говорили, потому что, как только Грант открыл дверь, Нэйтан с размаху врезал ему прямо в лицо. Мой отчим отлетел в коридор, однако поднялся на ноги и ринулся на Нэйтана с кулаками. На крыльце они схлестнулись, а продолжился бой на лужайке возле автомобиля. Улучив момент, Нэйтан снова ударил Гранта, на этот раз под дых. И прижал к земле. Изо рта отчима потоком лилась кровь. И нецензурная брань. В адрес Нэйтана сыпались всевозможные ругательства.
– Сукин сын, я в суд на тебя подам! – вопил Грант.
– Только сядете из нас двоих вы, мистер Мак Фэдден! – кричал Нэйтан.
Уверена, Грант догадался, что у меня наконец хватило смелости рассказать, как он годами меня избивал.
– С чего это? Что за небылицы рассказала тебе Мэдди? – напустив на себя удивленный вид, произнес он.
– У вас большие проблемы, – процедил Нэйтан. – Вы вообще в курсе, что вы больны? Она беременна, и отсюда мы оба пойдем прямо в полицию.
– Беременна? Мэдди? – Теперь удивление Гранта стало совершенно искренним. – Ммм… Ну, им с Рэнди все-таки нужно было быть осторожнее. Но ведь ей уже почти восемнадцать, и не то чтобы я мог их остановить… – начал он, но тут Нэйтан окинул его таким взглядом, что тот все понял. – Стоп. Ты что, думаешь, что это я? Что бы там Мэдди ни сказала, я никогда… Слушай, я, конечно, хреновый отец, но чтобы… Да никогда!
Я не могла спокойно смотреть на Гранта, тем более что меня душил очередной приступ рыданий.
– Выпускной! – рявкнул Нэйтан. – Вы здорово накачались. И не только выпивкой. Но не думаю, что суд сочтет это смягчающим обстоятельством.
Грант застонал:
– Я не… Я ничего не помню о той ночи. Как же так получилось?..
Уж не знаю почему, но в какой-то момент я даже сочувствовала ему. Я ведь с самого первого дня подозревала: Грант вообще не помнил, что натворил, и я знала: он бы никогда так не поступил, будучи трезвым. Но когда он снова начал юлить, пытаясь снять с себя подозрения и оправдаться перед Нэйтаном, осыпая того грязной бранью, все мое сочувствие вмиг испарилось.
– Не может быть! – прорычал Грант. – Я бы никогда!
Он орал, словно раненый зверь, хищник, загнанный в угол, но не желающий сдаваться без боя.
– Вы хотите жаловаться в полицию? Вперед. Но кому они поверят, мне или ей? – брызжа слюной, выкрикнул он.
– Суд покажет, кто говорит правду, – отрезал Нэйтан, сильнее прижав Гранта к земле.
– Хорошо. А даже если это и я, то что? Я скажу, что она сама пришла ко мне и все было по обоюдному согласию! – расхохотался тот в лицо Нэйтану.
– Неважно. Она несовершеннолетняя, – ответил Нэйтан.
Грант судорожно пытался придумать какое-то оправдание, но не мог:
– Тогда… тогда…
И тут на его лице проявилось чувство, которое застало меня врасплох. Раскаяние. Трудно сказать, раскаивался ли Грант в том, что он со мной сделал, или же ему просто было жаль, что не получилось ничего придумать, но он выглядел сломленным.
– Хорошо, – выдохнул он. – Слезь с меня. Пойдемте в дом, поговорим.
Нэйтан быстро взглянул на меня через плечо и медленно встал. Очень вовремя, потому что в этот момент мимо дома как раз проходил один из наших соседей. Он выгуливал свою маленькую собачонку, которая отчаянно взвизгивала на каждом шагу.
– Все в порядке, Грант? – спросил сосед. Грант и Нэйтан отряхнулись.
– Да, все хорошо, Стив, – ответил отчим. – Просто Нэйтан показывал мне один боевой приемчик.
В доме Грант отвел нас в дальнюю комнату, где Элиза не могла ничего услышать.
– Слушай, – начал он, – Мэдди, ты же меня знаешь. И знаешь, что я бы никогда не сделал тебе больно намеренно. Просто я был не в своем уме той ночью. Подобное мне даже в голову никогда не приходило… Я имею в виду, ты же моя падчерица. Я ведь все эти годы любил тебя и заботился о тебе.
– И бил, – добавила я.
– Он что, тебя бьет? – в ужасе остолбенел Нэйтан.
– Уже давно нет, – быстро возразил Грант. – Это случалось только тогда, когда я сильно напивался.
Он плюхнулся на стул, на мгновение закрыв лицо руками. Когда снова поднял глаза, сказал:
– Я слаб, Мэдди. Ты это знаешь. Я слаб с тех пор, как потерял твою маму. Но я не плохой человек. А ведь если вы пойдете в полицию, они отправят меня в тюрьму. После всего, что я для тебя сделал, думаешь, я это заслужил? За что?! За то, о чем я даже не помню?
Он посмотрел на меня, словно я должна была что-то сказать, но я не могла ни о чем думать.
Когда Грант понял, что сочувствие вызвать не получилось, он зашел с другого угла:
– Слушай, должен же быть какой-то выход. Я сделал ошибку, или зовите это как хотите, но это не должно испортить нам жизнь. Ты не можешь пойти в полицию, Мэдди. Подумай об этом. Никому нельзя рассказывать. Вы вообще понимаете, что будет, если мы кому-то скажем? Тогда узнают все. Кто-нибудь обязательно проговорится. Полиция будет сновать повсюду с вопросами, и репортеры начнут вынюхивать. Эта история попадет во все заголовки. Узнают все, Мэдди: твои одноклассники, Рэнди, Элиза – все. И все будут помнить об этом всю твою жизнь.
Грант сделал паузу, пытаясь прочесть мои мысли. Наверное, мое отчаянное состояние от него не укрылось, потому что он заговорил с новой силой, надеясь, что сможет меня образумить:
– Ты этого хочешь? Чтобы узнала твоя сестра? А ей не надо этого знать! Мы можем сделать вид, что ничего не было. Я отвезу тебя в клинику, где тебе сделают аборт. Никто не должен знать. У тебя может быть нормальная жизнь, Мэдди. У нас всех. А я вылечусь, обещаю. Никакого больше алкоголя и лекарств. Больше ничего. Обещаю. Знаю: у меня проблема. Теперь знаю, и мне жаль. Я не должен был до такого докатиться. Ни за что в жизни.
– Но докатился ведь, – колко заметил Нэйтан.
– Простите! – взревел Грант. – Сколько раз мне нужно это повторить? Я облажался, детка. Но давай не будем из-за одной ошибки пускать всю жизнь под откос. И речь сейчас не обо мне. О себе подумай. Ты что, хочешь такого унижения? Разве Элиза заслужила, чтобы ее забрали в какой-нибудь там детский дом или в чужую семью? Мэдди, ты слишком умная, чтобы такое допустить. Подумай хорошенько. Я ведь учитель, черт возьми. Если в газетах пронюхают, что школьный учитель мог такое натворить, мы все от этого пострадаем. О нас расскажут по телевизору и напишут во всех газетах – отсюда до самого Нью-Йорка. Ты что, хочешь, чтобы твое лицо мелькало тут и там? Об этом узнают все, Мэдди. Все. Ты этого правда хочешь?
Чем больше он говорил, тем больше я понимала, что он прав, и тем больше мне хотелось просто сбежать. Убежать, спрятаться где-нибудь и никогда не вылезать на свет божий. Я так запаниковала, что у меня даже дыхание перехватило.
– Я… Мне нужно немного воздуха, – сказала я. – Нэйтан, пожалуйста, давай выйдем.
Нэйтан кивнул.
– А вы сидите тут, – приказал он Гранту. – Мы сейчас вернемся.
К тому моменту, как мы оказались во дворе, я чуть было не задохнулась от возбуждения. Легла на траву, пытаясь успокоиться.