Все ради любви - Петерсон Элис
– Сегодня должен ответить.
– Как ты его нашла?
Люси внешне так сильно рада, как будто все утро хотела услышать от Уорда этот вопрос.
– Скажем так, я поразмышляла, кто мог бы хотеть жить рядом с автострадой, а потом вступила в самый элитный клуб директоров компаний по грузоперевозкам.
– Ты гений, – говорит Уорд, к большому удовольствию Люси.
Входит Надин.
– Люси, звонит твой клиент по поводу грузовиков.
– Разговаривай с ним наедине, – инструктирует Уорд.
Через несколько минут Люси возвращается.
Мы ждем. С большим даже нетерпением, чем известия о ее свадьбе.
– Есть предложение!
Я вскакиваю и начинаю хлопать в ладоши. Грэм лезет обниматься. Надин танцует вокруг стола.
– Сколько? – спрашивает Уорд, сохраняя невозмутимый вид.
– Меньше первоначальной стоимости.
– Мистер Кэллахан еще сам приплатить должен, – говорит Грэм.
– Сколько? – повторяет Уорд.
– Меньше на тысячу фунтов.
Уорд кивает.
– Если у мистера Кэллахана осталось хоть чуть-чуть мозгов, он согласится не раздумывая. Позвоните ему, пора уже решать что-то с этим домом.
Он завершает совещание.
– Вот что я имею в виду под командной игрой. Молодец, Люси. Лишний раз доказываешь, что нет таких домов, которые нельзя было бы продать, и что в каждом из нас есть немного от директора компании по грузоперевозкам!
Несмотря на хорошие новости, до самого конца рабочего дня я все еще думаю о том, что Уорд прервал меня. Я знаю, что это не должно меня волновать, ведь это бизнес, и он всех прерывает, но уж если я жертвую ради этих чертовых совещаний возможностью отвести дочь в школу, мог бы и дать мне договорить до конца. Расстроившись, я залезаю в Интернет, чтобы посмотреть на сайте дома с лучшими садами в стране, в том числе Ситтингборн-Парк в Дербишире. Сад может посмотреть любой желающий. Владелице, миссис Харман, под семьдесят, и она очень любит выращивать орхидеи и прочие дикие цветы. За год до бабушкиной смерти мы с Айлой свозили ее в этот сад. Я с ностальгией вспоминаю тот чудный день.
– Посмотри, бабушка! – говорила Айла, словно загипнотизированная. – Тут как будто маленькие пчелки на розовых лепестках.
Она стояла среди множества ярких орхидей и всяких других цветов.
– Эти орхидеи называются «пчелиными», – сказала бабушка. – Ну разве они не прекрасны? И история у них прекрасная.
Для бабушки каждый цветок скрывает свою особую историю, и она показывает, что у всех цветов собственная жизнь.
– Это очень хитрые цветы, Айла. Хочешь узнать почему? Надеюсь, она для этого не слишком мала, – прошептала бабуля, заранее извиняясь.
– Поздно, – ответила я, потому что Айла уже очень хотела услышать истории о цветах.
– Ну, по форме эти лепестки похожи на женских особей пчел, поэтому они сбивают с толку самцов. Они испускают самый прекрасный аромат, чтобы самцы пчел возбудились, думая, что сейчас получат незабываемое удовольствие. Шмель подлетает к цветку и весь измазывается в пыльце, но вскоре понимает, что его обманули, и летит к следующему цветку, опыляя его, а орхидее только этого и надо!
Айла заинтригована, хотя я не знаю, все ли она поняла.
Я вспоминаю бабулю в ее любимой соломенной шляпе с широкой темно-синей лентой, обмотанной вокруг полей. Вспоминаю, как мы втроем ходили по садам, и Лукас плелся в конце, как будто через болото. После каждого нашего визита в сады бабуля набивала багажник горшками цветов и покупала нам с братом мороженое за терпение. Так было и с Айлой. Поездки в сад казались не такими уж скучными благодаря мороженому и интересным рассказам о цветах.
Мой телефон звонит, отрывая меня от воспоминаний.
– Привет, это Марина.
Услышав ее голос, я вздрагиваю.
– Ой, здравствуйте, с вами говорит Дженьюэри.
– Он здесь? Я не могу до него дозвониться.
Я смотрю на красную кнопку.
– Боюсь, что прямо сейчас ваш муж разговаривает с кем-то еще. Сказать, чтобы перезвонил?
– Да. Это важно, – отвечает она и вешает трубку. Они хорошо подходят друг другу. Дома Уорд и его жена, наверное, только и делают, что ругаются. Наверное, он ей никогда договорить не дает.
Я вижу, что Уорд закончил говорить по телефону, и уже собираюсь было передать ему про звонок жены, но затем замечаю на своем столе брошюру, которую мне нужно с ним согласовать, поэтому решаю зайти к нему в офис.
– Простите, – одними губами произношу я, попятившись назад, когда понимаю, что Уорд снова говорит по телефону, но он смотрит на брошюру и просит меня остаться.
– Я все понимаю, миссис Харман. «Баркер и Гулдинг» тоже хорошая компания.
Мое сердце екает. Боюсь, Спенсер выиграл сделку по поводу Ситтингборн-Парка.
– Так много событий… Нет, я понимаю, вы не можете принять решение без мужа.
Так. Возможно, мы еще не проиграли сделку.
Уорд откашливается.
– Если есть что-нибудь еще, что мы можем сделать, обязательно скажите. Мы будем рады представлять ваши интересы, и лето – прекрасный момент, чтобы продать дом.
Я подбегаю к столу Уорда, хватаю ручку и начинаю писать в его блокноте, потому что из всего того, на чем можно писать, мне под руку подворачивается именно он.
– Конечно, миссис Харман, – говорит Уорд, – звоните обязательно.
Я пихаю его, суя ему под нос записку: «СКАЖИ ЕЙ, что пчелиные орхидеи особенно прекрасны в июне!!!»
Уорд читает. Смущенно.
– Скажу напоследок. В июне у вас зацветут пчелиные орхидеи, и можно сделать потрясающие снимки.
Повисает долгая пауза, и я записываю еще одну мысль.
– Да, я тоже садовод-любитель.
Прочитав мою следующую записку, Уорд смотрит на меня с недоверием.
– СКАЖИ! – одними губами прошу я.
– И иван-чай тоже красив в это время года, и…
– СКАЖИ!
– …и шахматный рябчик… – добавляет Уорд.
И глядит на меня с тревогой. Я поднимаю вверх большие пальцы. Уорд расслабляется, говоря:
– Моя мать их выращивала, миссис Харман. Неизгладимое впечатление… Да!
Он смеется.
– Единственное хорошее…
Длинная пауза. Уорд хватает ручку и строчит что-то в блокноте.
– В самом деле? Нет, я уверен, ваш муж не будет против. Такие решения обычно принимает моя жена. Миссис Харман, вы не пожалеете. Равно как и ваш муж.
Он кладет трубку. Смотрит на меня, и на лице его появляется улыбка.
– Ты прекрасна, Дженьюэри Уайлд, – говорит он. И только тут я понимаю, что Уорд обладает некоей силой. Может быть, я не всегда к нему хорошо отношусь, но мне не все равно, что он обо мне думает, и сейчас я чувствую себя так, как будто только что выиграла «Оскар».
– Надень пальто, – приказывает Уорд. – Нечасто у нас так хорошо идут дела.
Уорд набрасывает куртку и спускается вниз, объявив, что все мы отправляемся в бар.
– Дженьюэри только что получила дом в Ситтингборне.
– Обычно первая рюмка – за счет босса, – щебечет Надин, прихватив свою куртку и сумочку – она ведет себя так, словно сегодня ей должны выплатить жалованье.
– За «Шервудс», – провозглашает Уорд, подняв кружку пива.
Мы поднимаем бокалы, рассевшись за столиком в углу в ближайшем к нам пабе, который в это время суток почти пуст. Обстановка здесь старомодная – на полу потрепанный ковер, стены окрашены в горчичный цвет, барная стойка из красного дерева. Тут довольно темно, даже в такой летний день.
– За Дженьюэри, – добавляет Уорд, глядя мне в глаза. – И за пчелиные орхидеи, и за иван-чай.
– За пчелиные орхидеи и за иван-чай, – повторяем мы все, и посетители паба смотрят на нас искоса.
– Знаете, что во всем этом самое шикарное? – спрашивает Уорд. – То, что дом не достался «Баркер и Гулдинг».
Мы чокаемся. Спад лает и пытается запрыгнуть мне на колени, желая участвовать в действе. Я беру его на руки и сажаю к себе на одно колено, а Надин гладит его по спинке и чешет за ушком.
– Давайте посмотрим правде в глаза. Единственное, что имеет значение, – обскакать наших конкурентов, – продолжает Уорд. Он явно имеет в виду Спенсера.