Долгий уик-энд - Генри Вероника

Весь вечер они с Карен пили дешевые, тошнотворно сладкие коктейли и болтали. Потом пошли танцевать – Колину нравился джазовый боп, поэтому особо блистательным танцором он не был. И когда Карен пригласила его зайти на чашечку кофе – «здесь недалеко», – оказалось так просто сказать «да». Просто было и дальше: когда она сняла платье и осталась в корсете, чулках и неизменных туфлях на шпильке. Карен включила «Сексуальное исцеление» Марвина Гэя и принялась извиваться под музыку. Уверенная в себе, раскрепощенная. Изголодавшемуся по сексу Колину – шутка ли, не заниматься любовью больше двух лет! – показалось, что он попал в рай.

Тогда она выглядела красавицей. Сейчас он понимал свою прошлую слабость. Чтобы устоять, надо было иметь стальную волю.

Нет, одернул себя Колин. Нечего искать оправдания. Его слабость омерзительна. Он поддался низменным инстинктам, не подумав ни об Элисон, ни – как выяснилось – о самой Карен. Вот из-за таких, как он, секс и приобрел дурную славу. Из-за мужчин, у которых мозги не в голове, а в штанах.

Роман длился не так уж долго. Месяцев шесть, не больше. Тайные встречи после спортзала. Или по утрам, если ее смена начиналась поздно; тогда Колин заскакивал к ней перед работой, а Карен встречала его в какой-нибудь умопомрачительно короткой прозрачной ночнушке. Эти соблазнительные одеяния ему ужасно нравились, они ничуть не напоминали застегнутые на все пуговицы пижамы – защитную броню Элисон, мечтавшей обезопасить себя от возможных домогательств мужа. Домогательств, от которых тот давным-давно отказался.

Тогда Колин не тешил себя мыслью, будто для Карен их отношения значат много. Ему казалось – ей льстит связь с мужчиной, у которого самая эффектная машина на клубной стоянке; льстят его ухаживания и цветы. «Порше» он купил себе на тридцатипятилетие. Катался в нем, опустив крышу и включив музыку на полную громкость. Когда исполнилось сорок, перестал – не хотел выглядеть придурком.

Колин порвал с Карен, когда Элисон наконец-то обратилась за помощью; жене диагностировали депрессию и назначили спасительные препараты, вернувшие ее к полноценной жизни. Постепенно женщина, которую он когда-то полюбил, возродилась. Их отношения стали крепче, они расцветали вместе с тем, как расцветали их дети. Единственное, что омрачало брак Колина, – это ежегодные поездки с Карен и Челси…

Он бросил взгляд на часы. Что-то Карен надолго пропала. Пойти посмотреть, где она?

– Вас все устраивает, сэр? – К столику подошел официант.

Колин смущенно посмотрел на нетронутые тарелки.

– Эм-м… мы еще не закончили. Ужин выше всяких похвал. Спасибо.

Официант, обученный ни в коем случае не ставить гостей в неловкое положение, кивнул и растворился в воздухе.

Десять минут. Сколько времени нужно, чтобы выкурить сигарету? Взялась за вторую? Без никотина Карен долго не может; намерена накуриться впрок? Или в туалет пошла.

Колин прождал еще три минуты, потом решил отправиться на поиски. А с ужином что делать? Доесть или забрать с собой? Свою порцию Колин сейчас явно не одолеет. Он встал и нарочито спокойным шагом двинулся через зал ресторана. Кое-кто из гостей бросил на него взгляд, в их улыбках мелькнуло сочувствие. Колин с невозмутимым видом кивнул в ответ.

Карен наверняка где-нибудь на улице рядом с отелем, подзаряжается от своих ненаглядных сигарет. Он пересек холл и вышел из «Приюта». Посмотрел по сторонам. Карен не видно. Только семенят по тротуару туристы, спешащие на ужин или в паб.

В пустом желудке заворочалось беспокойство. Колин вернулся в гостиницу, подошел к портье.

– Эм-м… Скажите, пожалуйста, вы не видели мою… – Он замялся, не зная, как назвать Карен. – Мою спутницу? Высокую, худую, с длинными волосами.

– Блестящий топ и облегающие джинсы? – любезно ответила девушка за конторкой. – Она только что уехала на такси.

– На такси? – Колин сглотнул. – А не знаете, куда?

– К сожалению, нет. Прошло минут пять, не больше.

Пять минут? Ему понадобится минимум десять, чтобы подняться в комнату, найти ключи от машины, добежать до стоянки. И куда ехать? На станцию, наверное… А Челси? Нельзя же оставить девочку одну в номере, пока он будет гоняться за ее матерью.

– Такси какой фирмы приехало? Там можно было бы узнать, куда ее отвезли.

– Вряд ли они скажут, – пожала плечами девушка. – Но я попробую.

Она взялась за трубку, а у него в кармане ожил мобильный. Сообщение. Пот, собравшийся под воротничком рубашки, пополз по спине.

– Нет-нет, не нужно. Не беспокойтесь.

Колин вернулся на улицу, достал телефон, нажал иконку на экране.

«Теперь твоя очередь. Я сделала все, что могла. Поступай, как хочешь. Можешь обратиться в социальную службу, чтобы Челси нашли хорошую приемную семью».

Он сунул мобильный назад в карман и посмотрел в ночное небо.

На душе, как ни странно, было совершенно спокойно.

Пока Лука вел Парфиттов через зал ресторана, сидящие за столиками люди невольно провожали его взглядами. Женщины любовались безупречными ягодицами и красивыми кудрями; мужчины отмечали властный вид в сочетании с демократичной одеждой: черными обтягивающими джинсами и ярко-синей рубашкой навыпуск. Шеф-повар «Приюта у моря» выглядел неотразимо, как рок-звезда, от чего у женщин подкашивались коленки, а в мужчинах просыпалась зависть.

Идущая за Лукой Клэр придирчиво стреляла глазами по сторонам, ни на минуту не забывая о работе. Зал заполнен до отказа, все столы заняты, однако персонал справляется отлично.

Свой ресторан она любила. Чтобы сделать его таким, как нужно, потребовалось немало времени. Клэр с Лукой не хотели излишней роскоши и загроможденности, но и строгая пустота их не устраивала. К тому же ничто не должно было отвлекать посетителей от прекрасного вида, открывающегося из окон. В результате стены выкрасили серой краской, которая отражала мягкий свет от бронзовых настенных светильников и свечей. Пол покрыли широкими досками из лакированного светлого дуба, на них отчетливо виднелись сучки и неоднородный рисунок древесины. Мягкие стулья – подобранные с великим трудом, ведь во время еды так важно чувствовать себя комфортно! – являлись единственными пятнами цвета в нейтральной палитре: темно-серые полосы на их обивке чередовались с коралловыми, бирюзовыми и сливовыми.

По стенам вилась изящная вязь – стихотворение Джона Мейсфилда «Морская лихорадка», написанное тонким витиеватым почерком. Делая художнику заказ, Клэр волновалась, что ее идею сочтут избитой, однако удовольствие на лицах посетителей, читающих за едой известные строки, было очевидным.

Очень выразительное стихотворение, точно передающее дух Пеннфлита. В других украшениях обеденный зал «Приюта у моря» не нуждался.

Когда Клэр вместе с Парфиттами уселась за столик – лучший столик в ресторане, возле застекленных дверей, выходящих на террасу и сейчас закрытых по случаю вечерней прохлады, – ее замутило. Господи, как она будет есть?

– Превосходно! – заявил Тревор, устраиваясь напротив. – Превосходно, как всегда. Должен сказать, Клэр, мы с Моникой часто едим в ресторанах. Часто! Но до сих пор не нашли места, которое смогло бы затмить «Приют у моря». Здесь приветливо, здесь стильно – словом, все как надо. А такого непросто добиться, уж я-то знаю.

– Гордон Рамзи, – сказала Моника. – Вот у кого всегда все как надо.

– Да, конечно. Но Рамзи – совсем другая весовая категория.

– Это не значит, что мы не можем составить ему конкуренцию, – заметил Лука, отодвигая для Моники стул. – Метить надо высоко.