Андреа Кремер - Невидимый
Я слушаю всю эту мрачную историю, а мой разум путешествует в какое-то мрачное место. Да, невидимость – мое проклятие, на которое меня обрекла злая магия. Но кажется, что это не более чем вторичное проклятие. Настоящее проклятие куда более случайное и куда менее магическое: обыкновенное проклятие наследственности. Мама была проклята в тот самый момент, когда родилась у такого злобного человека. Я был проклят в тот самый момент, когда появился у такого злобного деда. Чтобы увидеть это, не требуется искатель заклинаний. Все, что нужно знать, – в моей крови.
В этот день я обращаюсь к Милли впервые:
– Вчера вы сказали, что мой дед был в Нью-Йорке. Вам известно, почему? Вы можете мне сказать, что он здесь делал?
– Я не знаю наверняка, – отвечает Милли. В ее голосе слышится скорбное сострадание. – Проклятия, которые он здесь насылал, были не очень крупными – конечно же, обращенными против людей, которые его как-то рассердили. Но какого-то одного, большого проклятия Арбус не сотворил. Он был здесь по другой причине: возможно, наблюдал за тобой и твоей семьей.
– Но у меня нет семьи, – объясняю я Милли. – Больше нет. Я один.
Милли кивает.
– Понимаю. Тогда, возможно, он сторожил тебя.
– Но я думал, вы сказали, что заклинатели не видят заклятий?
– Тех, что наложены другими людьми. Но свои собственные они чувствуют. Я бы предположила, что, хотя ты был бы для него таким же невидимым, какой ты для меня, он, безусловно, смог бы почувствовать проклятие. Но он не видел бы его таким плотным – они не могут видеть их так, как их видит Элизабет. Ты ведь можешь их видеть, милочка, правда?
Элизабет кивает, но что-то во взгляде выдает ее.
– Ох, – вздыхает Милли. – Это было довольно неприятное зрелище, да?
– Просто ужасное, – признается Элизабет.
Я снова напоминаю себе, что не должен воспринимать это на свой счет. То, как выглядит мое проклятие, не имеет ничего общего с тем, кто я.
И все же – мысль о том, что Элизабет смотрела на меня, а видела что-то ужасное… имеет непосредственное отношение ко мне.
– Коль уж ты хочешь уничтожить проклятие, – произносит Милли, – я снова должна тебя пред упредить: я не уверена, что это вообще возможно. Проще всего мне было бы взять на себя ограниченную ответственность и сказать тебе: откажись от затеи, привыкни к этому. Стивен располагает теми картами, которые ему раздали, и ты просто должна пользоваться ими, жить, извлекая все, что можно, из существующего положения. Очень велик соблазн так сказать. Но то, что не дает мне спать по ночам, – это вовсе не такой вот простой путь, требующий от меня только ограниченной ответственности. Потому что, милочка, ты сама джокер в этой игре. Нельзя исключать – нельзя исключать, – что благодаря тебе невозможное станет возможным. Я не должна тебе этого говорить – у меня такое чувство, что ты уже и так знаешь, – но я все-таки скажу: хотя быть искателем заклинаний – такая же работа, как и любая другая, часть этой работы становится неотъемлемой частью того, чем ты являешься. И эта неотъемлемая часть связана с неотъемлемой частью всех искателей заклятий, живших до тебя. Я жила годы – десятилетия – низко наклонив голову, сосредоточиваясь на самых маленьких картинках. Но теперь мне кажется, что эта неотъемлемая часть говорит со мной, сообщая мне, что пора вернуться к большой картине. Было время, когда искатели заклятий следили за тем, чтобы жизнь была безопасной для всех, кто их окружает. Возможно, пришло время старой искательнице заклятий об этом вспомнить.
– Так что вы собираетесь делать? – спрашивает Элизабет.
– Хочу отточить твое мастерство. Хочу показать тебе разные способы. А потом хочу найти Максвелла Арбуса и сбить с него спесь. Хочу стать первой искательницей заклятий, которой удалось разрушить проклятие невидимости. И я хочу сделать это как можно скорее, потому что у старушки осталось не так много времени.
– Я с вами! – бодро кричит Лори.
Но взгляд Милли обращен вовсе не на Лори.
– Я с вами, – произносит Элизабет.
– Ладно, – говорит Милли, потирая руки. – Мальчики, вы должны нас извинить. Нам предстоит кое-какое обучение.
Глава шестнадцатая
И Милли быстро выгоняет Лори и Стивена из заклинариума. Она даже напевно, тонким голосом произносит: «Кыш! Кыш!» – вот уж не думала, что эти слова можно напеть. Лори покидает комнату и исчезает на лестнице, показав мне большие пальцы. Стивен уходит неохотно, наблюдая за мной. Он пытается скрыть хмурое выражение лица, и я улыбаюсь ему. Я стараюсь улыбнуться как можно шире, хотя на самом деле мне совсем не весело, но я знаю, что он обеспокоен, и не хочу, чтобы он беспокоился. Я там, где мне приходится быть. Мне нужно это сделать, хотя я толком не знаю, что это, и мне вовсе не светит оставаться наедине с женщиной, которую я почти не знаю и которая кричит: «Кыш!»
В конце концов Милли закрывает дверь перед лицом Стивена. Он открыл рот, оставив меня в раздумьях о том, что он собирался сказать. Возможно, он просто хотел попрощаться, но в моем мире, где все каждую минуту поворачивается с ног на голову, я ничего не хочу пропускать. Даже самых обычных слов прощания. Чем больше я узнаю о том, что поставлено на карту, с чем мы имеем дело – с проклятиями, с магией… местью, тем больше я боюсь того, что мы можем утратить без предупреждения.
Я стараюсь не обращать внимания на холод, возникший после разлуки с парнем, которого я полюбила. С невидимым парнем.
– Милочка, милочка, милочка. – Милли щиплет меня за щеки, выводя меня из ступора и заставляя отшатнуться от неожиданности. – Желтые лица нам тут не нужны.
Я уже хотела огрызнуться, спросив, какое отношение цвет моего лица имеет к поискам заклинаний, но передумала. Я знаю, что она пытается выказать доброту таким немного странным, бабушкиным способом, и отчаянно хочу унять нервную дрожь.
Милли снисходительно улыбается мне.
– Сейчас мы будем пить чай с вкусным печеньем.
Да – стопроцентная бабушка.
Милли исчезает за толстой бархатной тканью на стене: сначала я приняла ее за гобелен, но оказалось, что за ней скрывается коридор. Наверное, она пошла на кухню, но что там еще может быть? Живет ли она под землей, под улицами Нью-Йорка, одна, если не считать заклинариума и одноглазого стража наверху?
Сначала меня отпугнула внезапная перемена в поведении Милли, но теперь я даже нахожу это приятным. Поскольку у мамы безумный рабочий график, а я часто отлучалась из дома, чтобы побыть со Стивеном, так вышло, что в последние несколько недель я почти не видела маму. Слушая приглушенное мурлыканье Милли, явно не попадающей в ноты, я вдруг понимаю, что для пожилой женщины это тоже странно. Тот душевный подъем, благодаря которому она собирается разрушать проклятие, возник не только из чувства вины, но из одиночества тоже.
Я растираю руки, дрожа. Заклинариум больше смахивает на катакомбы, чем на жилище: место, чтобы спрятаться от мира и быть им забытым. И Милли жила здесь в ссылке… даже не знаю сколько лет.
Не сомневаясь, что от таких мрачных мыслей неприятно желтеет лицо, я брожу по комнате в поиске развлечений.
Но как мне сделать задачу более легкой? Я ученица. Это школа. Я знаю, что такое школа. Я могу учиться.
Я стараюсь представить, что у меня первый день занятий. Что бы я делала?
До того как Лори загремел в больницу, я была довольно старательной ученицей, сидела за одной из первых парт, отвечала на вопросы. После нападения я стала отстраненной, мрачной, стала раздражаться на одноклассников и даже учителей. Единственным моим желанием стало, чтобы меня оставили одну, и тогда я переместилась ближе к середине класса. Мне хотелось сидеть подальше как от отличников в первых рядах, так и от хулиганов и шутников, сидевших в конце класса. Сидя посередине, я могла присутствовать, но оставаться незамеченной. Я могла незаметно почитывать комиксы вместо учебников. Могла делать наброски вместо того, чтобы вести конспекты.
Я вообще хотела исчезнуть.
Эта мысль заставляет меня остановиться. Невидимость не только представляется мне теперь чем-то совершенно другим, но оказывается, весь смысл моего присутствия здесь в том, что я не могу просто так раствориться в пространстве. Я должна стать тем, кем должна стать, чтобы помочь Стивену.
Распрямляя плечи, я тянусь за одной из толстых книг, прикидывая, что вообще-то могла бы начать еще до того, как Милли принесет чай. Не успела я снять с полки книгу, как услышала бряканье подноса о стол. Чай расплескался через край чашек, но быстро впитался бумажными салфеточками, украшающими серебряный сервиз.
– Нет, нет! – Милли отгоняет меня от полок. Я быстро отхожу от них, потому что не хочу, чтобы мне кричали «кыш».
– Все эти книги об истории, – объясняет Мил ли. – А нас волнует современность. Тебе нужно действие. Прошлое – для размышлений и медитации, и это для другого раза. Садись.
