Джессика Гилмор - Город сбывшихся желаний
Она колючая и властная. Она не знает имен половины своего персонала и бывает грубой и требовательной с теми, кого знает. Она работает без отдыха. И она беременна.
Конечно, она хорошенькая, даже очень: мягкие светлые волосы, темно-голубые глаза, длиннющие ноги. Но все это лишь внешняя сторона. А глубже? Это интимные разговоры в машине, тщательно спрятанная ранимость, взгляд, проникающий в душу… От всего этого он возбуждается, а она становится для него… очень желанной. Это опасно.
– Что означает дерево? – Ее немного неуверенный голос нарушил тишину.
– Pardon?
– Ваша татуировка…
Он усмехнулся:
– Моя мама ни разу не плакала, пока я проходил лечение, но заплакала, когда я показал ей татуировку. И не от радости.
– По-моему, татуировка очень красивая.
– Это олицетворение жизни. Я хотел, чтобы мое тело отражало рост и надежду, а не угасание и смерть.
– Моя мама говорила, что мне надо поехать в Париж и там влюбиться, – резко переменила тему Полли. – Вот почему я там никогда не была.
– Вы никогда не влюблялись?
– Что-то похожее было, – ответила она. – Ну, приятное общение. И желание тоже было.
Неужели глаза у нее сверкнули в его сторону, когда она произнесла слово «желание»? У Гейба стянуло грудь, и его обдало жаром.
– Но… нет, я не была влюблена. – Полли закусила губу. – Это ведь довольно странно и стыдно для женщины в тридцать один год – не испытать любви?
– Non, – вырвалось у него горячо и страстно. – Настоящая любовь – это редкость, это огромная ценность. Многие никогда ее не испытывают. – Он думал, что однажды встретил такую любовь. И смотрел, как она умирает.
– Моя мама ушла из дома, когда мне было восемь лет. А отец умер спустя два года, но он все время жил с нами. – Голос у нее прервался. – Мы с Раффом нашли его… у него случился удар. Ему был необходим постоянный уход. Мама просто не смогла бы с этим справиться. Она привыкла, что внимание всегда направлено на нее. Она одна из тех хрупких женщин с выразительным взглядом, которые смотрят на вас, словно вы – единственно важный человек. Она уехала отдохнуть и больше не вернулась, нашла кого-то, кто стал для нее самым важным.
– Простите.
– О, это случилось давно. Мне кажется, что я всегда знала… знала, что на нее нельзя положиться. С Раффом было сложнее – он ее боготворил. Но я почему-то не забыла ее слов. Она сказала, что бывала раньше в Париже с друзьями, но когда поехала туда с папой, город превратился в волшебную сказку, и она поняла…
– Поняла что?
– Что влюбилась. И она взяла с меня слово, что я никогда не поеду в Париж, пока не буду уверена, что готова влюбиться. Смешно. Я выросла совсем не такой, как моя мать, я ни на кого не полагалась, всегда выполняла свой долг. Но обещание я сдержала. – Губы у нее сложились в задумчивую улыбку. – Она также говорила, чтобы я всегда пользовалась губной помадой, была причесана и носила дорогую обувь, какую только могу себе позволить. Я никогда не забывала и этого совета.
– Даже на тропе инков?
– Там в особенности.
– Надеюсь, что в один прекрасный день вы приедете в Париж.
Она заслуживает поездки в город ее мечты, заслуживает того, чтобы увидеть самый романтический город на свете, и увидеть этот город с кем-то, кто ее любит. Но от мысли о том, что она пойдет рука об руку по улицам с каким-то незнакомцем, поплывет по Сене, будет целоваться на мосту Искусств, Гейб ощутил прилив ревности. Нелепость какая-то, у него нет причины ревновать.
Ревность подразумевает необходимость быть с кем-то рядом, подразумевает заботу о ком-то. Ему нравится Полли, он ее уважает, она его привлекает. Но это все.
Работай она где-нибудь еще, не будь она беременна, тогда она была бы само совершенство… на какое-то время. Она занята так же, как и он. Так же, как и он, устремлена к определенной цели. Она не захочет, чтобы он заботился о ней, посылал эсэмэски или звонил по пять раз на день. Ей безразлично, если он уедет на уик-энд, чтобы потренироваться, или решит задержаться на ночь в офисе.
Она – его босс, и у нее будет ребенок, поэтому нет смысла размышлять о том, что могло бы быть. И это делает ее еще более запретной для него. Она заслуживает кого-то, кому нужна семья, кого-то, кто повезет ее в Париж.
– Вы даже сможете там влюбиться, – сказал он.
– Все бывает. – Голос ее прозвучал неубедительно. – Это же сказка, а не реальная жизнь. Вот мама – у нее была такая прекрасная возможность, а что в результате? Это не помогло, когда жизнь обернулась не лучшей стороной.
– Понятно. – Что еще на это сказать?
Полли вытащила из прически заколки и распустила волосы, но тут же снова собрала их в тугой валик.
– Это стало тяжелым уроком. Если вы полагаетесь на кого-то, то вы беззащитны. Необходимо быть самостоятельным, полагаться только на себя. – Она вздохнула. – Конечно, было бы здорово встретить человека, кто это понимает, кто не считает, что быть независимой не означает равнодушие. Когда-нибудь я поеду в Париж сама. Или возьму с собой ребенка.
– И посетите парижский «Диснейленд».
Полли скривилась:
– Не уверена, что я готова для этого развлечения.
Гейб бросил на нее взгляд:
– Всему свое время.
Есть что-то пугающее в знакомстве с семьями других людей. Светское общество, разговоры, конференции, коктейльные вечеринки – здесь для Полли не было ничего страшного. Но в чужих семьях она чувствовала себя неловко.
Еще в школе она терпеть не могла, когда другие девочки приглашали ее на выходные к себе домой. Все выглядело странным и смущало: семейные привычки, шутки, перебранки. Это так не походило на дом деда, который своей чопорностью скорее напоминал музей, а не дом для двоих детей.
Когда они приехали в винодельческое хозяйство Бофилей, то ей показалось, что все ее самые худшие опасения оправдались. Она попала в бесконечный поток людей, ее обнимали, целовали, кругом громко говорили.
– Я так рада познакомиться с вами. – Мадам Бофиль взяла Полли под руку и провела через массивную входную дверь.
– Спасибо большое за то, что позволили мне приехать. – Полли предпочитала рукопожатия и не знала, как освободиться от объятий, не причинив обиды. – У вас такой красивый дом.
Притворяться ей не пришлось. Они с Раффом выросли в роскошном старом помещичьем доме в Беркшире, где до сих пор живет дед. Но шато с увитыми плющом стенами в окружении ухоженных садов, которые протянулись до виноградников, пленяло уютом. Всего этого ей не хватало в доме ее детства.
На стенах висели фотографии, детские рисунки в рамках, портреты и сертификаты. Мебель в просторном холле в центре дома была со вкусом и любовью подобрана, хотя диван немного потерт, а на зеркале заметны пятна от древности.
– Здесь беспорядок, – заявила мать Гейба. – Мы вкладываем деньги в перестройку старых амбаров под гостиницы, а оба крыла дома – в квартиры для семей Натали и Клер. Но мне нравится то, как это есть сейчас. Словно мои дети все еще здесь со мной. – Она с улыбкой взглянула на фотографию смеющейся черноглазой девушки. – Это Селина. Больше всего боюсь, что она встретит кого-нибудь в Новой Зеландии и не вернется домой. Это даже хуже, чем когда Гейб был в США. Париж, конечно, лучше. А сейчас он, по крайней мере, находится всего лишь через Ла-Манш.
Полли в душе пожалела отсутствующую Селину. Наверное, это тяжело, когда ты вот так нужен семье. Но с другой стороны, интересно, каково это. Бабушка сердилась, если Полли не появлялась к чаю или не сопровождала ее в магазины. Дед же любил получать от внучки самые последние новости о компании. Но… ни одному из них Полли не была нужна просто так, их устроила бы любая внучка.
– Я поселила вас в Голубой спальне. – Мадам Бофиль провела Полли по парадной винтовой лестнице, занимавшей большую часть переднего холла. – Там есть ванная, туалет, так что вам будет удобно. Может, хотите освежиться, а потом пообедаем и мы покажем наше хозяйство?
Комната, куда мадам Бофиль провела Полли, была просто обставлена, но так и звала здесь остаться. Высокий потолок, темный, натертый до блеска пол и побеленные стены, в углу – широкая деревянная кровать с голубым покрывалом и подушками.
Она подошла к большим двустворчатым окнам до пола, открыла ставни и шагнула на узкий балкончик с видом на сад и ряды виноградников, растянувшиеся за садом. Ей никогда не приходилось видеть ничего подобного: зелень виноградных лоз, пурпурные оттенки лаванды вдалеке, а над головой – синее-синее небо. Полли вдохнула напоенный свежестью воздух и ощутила мир в душе.
С неохотой оторвавшись от потрясающего вида, она взяла косметичку и вошла в ванную. Пора вооружиться макияжем.
Она посмотрела на ярко-красную помаду – свою любимую, на компактную пудру, румяна и блеск для губ. И отложила все.
Не сегодня. Она распустила и расчесала волосы, чтобы пряди естественно падали на спину.
Бросив взгляд на кровать, которая так и приглашала прилечь, Полли вышла из комнаты.