Пенни Джордан - Долина счастья
Тело Видаля уже напоминало ему о неожиданном пробуждении желания. Он все еще помнил запах Флис, вкус ее тела.
Видаль пытался подавить эту бурю чувств внутри себя. Внушал себе, что это был всего лишь кратковременный взрыв похоти, вызванный памятью его тела о девушке, которую он когда-то возжелал. Ничего больше. Это было заблуждение, которое следовало игнорировать, а не зацикливаться на нем и тем самым придавать ему слишком большое значение. Это ничего не значит. Это его проблема и его неудача – неудача, о которой он никому не расскажет. Если бы Видаль понял, что в его характере есть слабое место – идеалистическая вера в любовь на всю жизнь, пламя, которое никакая другая любовь не сможет заменить, – он бы сделал все, чтобы затушить огонь.
Видаль хорошо знал себя. Он сможет любить только такую женщину, в чьей верности не будет сомневаться. Фелисити никогда не станет такой женщиной. Она уже давно доказала это.
Впрочем, для молодого мужчины весьма глупо представлять шестнадцатилетнюю девчонку в образе женщины. Это значило только одно: он был дураком. Невинность, которую, как ему казалось, Видаль нашел в Фелисити, невинность, которую он берег, борясь с собственным желанием, так же не существовала, как и идеальный образ женщины. Вот что он должен был давно понять, а заодно забыть те чувства, которые Флис пробудила в нем. Нет смысла оглядываться на то, что могло бы быть. Прошлое изменить невозможно.
С мрачным видом Видаль развернулся и направился в дом.– Сколько нам предстоит ехать до замка? – поинтересовалась Флис, глядя в лобовое стекло шикарного лимузина. Она сидела на пассажирском сиденье.
Автомобиль отъехал от семейного особняка и влился в непрерывный поток машин.
– Сорок минут, может быть, пятьдесят. Все зависит от интенсивности движения.
Видаль был немногословен, он полностью сконцентрировался на дороге, хотя близость Фелисити, естественно, волновала его.
На девушке было светлое летнее платье, и когда она подходила к машине, Видаль заметил, как солнечный свет подчеркнул ее стройные длинные ноги и изгиб груди. Сейчас, несмотря на запах кожи, которой был отделан салон, он ощущал свежий аромат кожи Флис. Чистый и едва уловимый, он пробуждал в Видале желание придвинуться к ней поближе. Мужчина представил, как она окажется целиком в его власти…
Проклиная себя, Видаль попытался справиться с реакций своего тела, оставив на руле одну руку, в то время как другой маскировал физиологическое следствие его возбуждения. Он был рад, что девушка смотрит на дорогу.
Видаль понимала, что тишина в машине опасна. Она способствует появлению мыслей, от которых он хотел избавиться. Пожалуй, стоит заняться светской болтовней ни о чем.
Стараясь говорить сдержанно и отстраненно, Видаль обратился к Флис:
– Помимо показа унаследованного тобой дома, у меня есть дела в поместье, которые я должен уладить перед тем, как мы вернемся в Гранаду.
Фелисити кивнула и, не в силах сдержаться, быстро спросила:
– Моя… моя мама когда-нибудь была в этом доме?
– Чтобы провести время с твоим отцом?
В устах Видаля это прозвучало как осуждение. То же самое осуждение, которое без сомнения, демонстрировала его бабушка.
– Они любили друг друга, – тут же встала на защиту своих родителей Флис. – Это естественно, если мой отец…
– Отвез твою мать к себе домой с намерением переспать с ней, не заботясь о ее репутации? – Видаль покачал головой. – Филипп никогда бы так не поступил. Но, я думаю, мне не стоит удивляться, что ты так считаешь, если взять в расчет твое собственное поведение.
Флис замерла. Заговорить снова она смогла не сразу.
– Ты не знаешь, что было на самом деле. – Девушка задыхалась от обиды.
Видаль недоверчиво взглянул на нее:
– Ты серьезно думаешь, что я буду слушать твои бредни? Я все видел своими глазами.
– Мне было шестнадцать лет, и…
– Леопард не может смыть свои пятна.
– Не может, – яростно согласилась Флис. – Ты живое доказательство этого.
– Что ты имеешь в виду?
– Я знаю, что ты обо мне думаешь и почему у тебя сложилось такое мнение. Не сомневаюсь, что оно осталось таким же, – ответила Флис.
Видаль сжал руль. Неужели ей известно, что он мечтал о ней уже тогда, несмотря на все его старания спрятать свои чувства – ради нее, не ради себя? «Ну конечно, Флис знала», – усмехался про себя Видаль. Эта распущенная особа и в шестнадцать лет была способна заметить его желание. Считать ее воплощенной невинностью было ошибкой.
– В любом случае это не имеет никакого значения. Я согласился отвезти тебя в дом только потому, что являюсь душеприказчиком Филиппа.
– Хорошо. – Это все, что могла ответить Флис.
Девушка была уверена в справедливости своих слов. Флис не нравилась Видалю все эти годы, не нравится и сейчас. Она и раньше об этом знала, так почему же она испытывает такую боль?
Или, быть может, она в глубине души надеялась, что произойдет чудо? Надеялась на сказочное волшебство, которое избавит ее от мучений, освободив для… Для чего? Для того чтобы найти мужчину, с которым она сможет стать настоящей полноценной женщиной и наслаждаться своей сексуальностью без чувства стыда? Почему для этого Флис необходима вера Видаля в ее невинность? В конце концов, правда известна ей, и этого должно быть достаточно. Должно быть… Внутри Фелисити жило нечто, что могло залечить только… Что? Улыбка Видаля, его прикосновение и принятие ее такой, какой она была на самом деле?
Флис приехала в Испанию, чтобы узнать как можно больше о жизни своего отца – а не за покаянием герцога де Фуэнтуалва.
Она уже давно не была той девочкой, у которой при виде Видаля замирало сердце. Флис много лет назад поняла, что он вовсе не тот герой, образ которого она нарисовала в своем воображении. Он сам доказал ей это, когда несправедливо осудил ее.
Нет никаких причин для волнения, но тем не менее она волновалась. Прилагая огромные усилия, Флис так и не смогла отвести от Видаля взгляд.
В расстегнутом вороте его рубашки виднелся волевой кадык и золотистая гладкая кожа. Если бы Фелисити посмотрела повнимательнее, она, без сомнения, смогла бы разглядеть под рубашкой волоски на его животе. Девушка до сих пор помнила, как они выглядят – с того вечера, когда случайно застала его в ванной.
«Прекрати», – уговаривала себя Флис. От переживаний на ее лбу выступили капли пота, а пульс и сердце зачастили, словно от страха. Она осознавала, что напугана. Фелисити боялась собственного воображения и захлестнувших ее эмоций. Казалось, все это возникло из ниоткуда. Прежде она не поверила бы, что способна на такие переживания.
Возможно, причина кроется в том, что сейчас Флис находится на родине своего отца. Вот и пробуждаются в ней неизведанные доселе страсти. Проще было придерживаться именно такого объяснения, чем признать, что истинным виновником нежелательного и опасного расцвета ее чувственности стал Видаль. Повторялось то, что она переживала в шестнадцать лет.
Видаль уставился в зеркало заднего вида – вовсе не для того, чтобы следить за дорогой, а для того, чтобы не смотреть на Фелисити. Впрочем, ему не надо было смотреть на нее, чтобы видеть. В его голове возник четкий образ Флис – ее лицо, обращенное к нему, с полными возбуждения глазами и жаждущими поцелуев губами. Для Видаля такие мысли были неприемлемы. А такие желания?..
С мрачным видом он нажал на газ. Теперь они были далеко от города, и машина стремительно уносила их вперед.
Будучи подростком и интересуясь своим отцом и его родиной, Фелисити, понимая, что матери тяжело об этом вспоминать, проводила много времени в книжных магазинах и библиотеках, изучая карты, описания и фотографии Гранады и долины Лекрин. Позже, в университете, она узнала еще больше об этой части Испании, но все это не имело никакого отношения к тому пейзажу, который раскинулся перед ними.Конечно, Флис было известно, что Долина Счастья была частью природного заповедника Сьерра-Невада и что после изгнания мавров эта территория оставалась нетронутой в течение нескольких веков. А потому и по сей день здесь стоят мавританские памятники, мельницы и древние замки.
Сады с поспевающими апельсинами и лимонами окружали деревушки с их узкими улочками, выбеленными домами и маленькими пыльными площадями. Несмотря на включенный кондиционер, цитрусовый аромат проник в лимузин. Флис нравился этот резкий, согретый солнцем запах, и она не сомневалась, что он навсегда останется в ее памяти.
– Весной, когда сады начинают цвести, здесь, должно быть, очень красиво. – Слова сами собой сорвались с ее губ, прежде чем Флис вспомнила обещание вести себя с Видалем настолько холодно, насколько это возможно.
– Это любимое время года моей матери, – неохотно откликнулся он. – Весной она всегда приезжает в наше поместье. Больше всего она любит цветение миндаля. – Видаль замолчал, демонстрируя свое нежелание общаться с Фелисити.
