Ребекка Донован - Страдать, чтобы простить
– А можно посмотреть?
Эмма села, и я, упершись ногой в пол, зафиксировал гамак. Согнувшись чуть ли не пополам, она задрала футболку и обнажила наколку на боку. Я включил телефон и при тусклом свете экрана рассмотрел рисунок. Полумесяц, профиль мужчины с закрытыми глазами и изысканный фон из бесконечно повторяющихся слов: «Это только сон». Слова эти, повторяясь как заклинание, шли концентрическими кругами сверху вниз и неожиданно прерывались фразой: «Открой глаза и живи».
Я осторожно дотронулся до ее нежной кожи, сразу покрывшейся мурашками, и обвел пальцем вытатуированные крошечные качели, свисающие с букв последнего предложения.
– Быть может, мне следует вытатуировать: «Она по-прежнему дышит»? – прошептал я, когда Эмма опустила футболку.
– Помнишь, ты рассказывал о повторяющемся ночном кошмаре, в котором я постоянно уходила от тебя. Скажи, тебе тогда снилось, будто я умерла, да?
Я не хотел вспоминать о тех ночах, когда мне снилось, что я, опоздав всего на секунду, нахожу лишь ее хладное тело.
– Не всегда, – неохотно признался я. – Иногда мне снится, будто я везде ищу тебя, но не могу найти. И тогда я в панике просыпаюсь. А иногда… будто я опоздал… и из моей груди вырывают еще бьющееся сердце.
Я увидела, как застыл его взгляд при воспоминании о ночах отчаяния, и мне стало трудно дышать. Можно было только представить, каково это – очнуться от ночного кошмара и понять, что все это не сон. Я нежно погладила его по щеке, и он удивленно поднял на меня глаза.
– Я не хочу, чтобы ты ненавидел меня. Я хочу, чтобы ты простил меня, – прошептала я. – Хочу, чтобы ты снова любил меня. Но дело в том, что я сама не могу простить себя. Ведь в любом случае все упирается в умение прощать, так?
– Ты права. – Эван взял в ладони мою руку и прижал к своей груди. – Эмма, я никогда не переставал любить тебя. Но я не знаю, как любить тебя.
У меня по щеке скатилась слеза.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что, если бы я все делал правильно, ты бы не стала ничего скрывать от меня.
– Я боюсь. Боюсь, что когда ты узнаешь правду, то сразу возненавидишь меня. Чего я никак не могу допустить. Эван, я живу только благодаря тебе. Ты даже не представляешь, сколько раз ты спасал меня. Но я боюсь, что не оправдала твоих усилий. А ведь я так хочу стать лучше. Быть достойной тебя. Позволить тебе любить меня. Но я не знаю, как этот сделать.
– Эмма, не надо ничего позволять мне. Я люблю тебя. От тебя лишь требуется любить меня, как я тебя. Это все, что мне нужно. Ты нужна мне. Очень нужна.
Я был потрясен силой наших признаний, начисто лишенных словесной шелухи. Несколько напуган и одновременно воодушевлен. Она наконец-то открыла свою душу. И наконец-то отпала необходимость постоянно вызывать ее на откровенность. Но в то же время меня встревожило то, что она сказала. Я не знал, куда это может нас завести. Более того, мое сердце буквально разрывалось от застывшей в глазах Эммы боли.
Неожиданно Эмма соскользнула с гамака и направилась к лестнице на пляж. Я последовал за ней. Мы спустились вниз и под аккомпанемент рокочущих волн молча пошли вдоль берега.
– Я хочу быть с тобой до конца откровенным, – нарушил я тягостное молчание. – Раз уж нам выпал уникальный шанс двигаться дальше, то, прежде чем это сделать, я хочу честно рассказать, что произошло после твоего отъезда. Тебе будет нелегко, но для меня жизненно важно, чтобы ты выслушала… от начала и до конца.
– Ладно, – едва слышно произнесла она, и ее голос утонул в вое ветра.
Я сел на песок, она устроилась рядом. Я задумчиво смотрел на ревущие волны, чувствуя плечом ее теплую руку.
– Когда ты оставила меня одного в том доме… в том ужасном доме… я страшно разозлился. Я был не в состоянии понять, как ты могла вот так взять и, не сказав ни слова, исчезнуть из моей жизни. И эта злость переборола все остальные чувства, что я испытывал к тебе. Я жаждал отпустить тебя. Я не сомневался, что из нас двоих ты выбрала именно его.
– Джонатана?
– Да, – буркнул я и попытался расслабиться. – Тогда я не знал, что и думать. Но после того как он заявил, что ты доверяешь ему тайны, о которых не способна рассказать мне… я решил, что проиграл.
– Все обстояло совсем не так, – возразила Эмма.
– А как, Эмма? Как? Что произошло между вами? Ты любила его?
– Нет, я его не любила. – Глаза Эммы как-то странно блеснули в темноте.
– Но ведь он тебя точно любил, – прошептал я.
– Он только думал, что любит. – Она смущенно отвернулась. – И он действительно мне небезразличен.
– До сих пор? – поинтересовался я, но она не ответила. Я непроизвольно сжал кулаки, в голове сразу возник текст его сообщения, намертво врезавшегося в память. – Почему его прощение для тебя важнее моего? – с надрывом в голосе произнес я. Эмма повернулась ко мне, на ее лице был написан неприкрытый ужас. Однако для меня это был вопрос жизни и смерти. – Может быть, расскажешь, что между вами произошло?
Глаза Эммы наполнились слезами, она обреченно покачала головой и уставилась вдаль. Я понял, что пришло время задать очередной терзавший меня вопрос.
– Эмма, что было в том письме?
В голосе Эвана я услышала неприкрытую злость.
– Итак, тебе известно о письме, да? – Внезапно засосало под ложечкой. Похоже, Эван знал… практически обо всем гораздо больше, чем я думала.
– Я нашел конверт и буквально перевернул вверх дном мамин кабинет в поисках его содержимого. Мы никогда не затрагивали эту тему, и мама ничего мне не говорила. Вплоть до прошлой недели, когда она призналась в существовании письма. Письмо перевернуло всю мою жизнь. И я вправе знать, что там было написано.
Я уткнулась лбом в прижатые к груди колени:
– Теперь это уже не имеет значения.
– Эм, я не хочу сердиться на тебя. Я хочу простить тебя. Но сперва мы должны честно признаться во всем и расставить точки над «i». Я до сих пор не в силах понять, как ты могла считать, что, бросая меня, ты не уничтожаешь меня, а, наоборот, спасаешь. Потому что на самом деле ты уничтожила меня. При всем желании ты не могла ранить меня больнее. – (Я тихо всхлипнула и еще плотнее прижала коленки к груди.) – Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Но я хочу, чтобы ты выслушала меня. Хорошо?
– Я внимательно слушаю тебя, – прошептала я.
– После твоего бегства в школе сочинили красивую байку, будто ты, дескать, пропустишь выпускной вечер из-за решения уехать в Стэнфорд пораньше. Но все, естественно, были в курсе. Они видели мое лицо, когда через пару дней я вернулся из поездки в Корнельский университет. Ведь мои ссадины так и не зажили к выпускному вечеру. Конечно, подробностей никто не знал, но установить наличие связи между твоим поспешным отъездом и тем, что со мной произошло, было нетрудно. А потом… мне пришлось толкать эту сраную прощальную речь, которую, по идее, должна была произнести ты.
