Юлия Коротина - Самый неправдоподобный роман. Книга вторая
Когда все уже было кончено, все в знак последнего "Прости" стали бросать на гроб Жаклин белые орхидеи. Женщины уже откровенно плакали, да и многие мужчины не скрывали своего горя. Поначалу они, правда, с пепельно-серыми лицами жались друг к другу, не решаясь открыто взглянуть в лицо смерти и подойти ближе к могиле, но первый им подал пример никто иной как Дерек Стефенс, муж Клер. Он шагнул к гробу, бросил цветок, но отошел не сразу. Пару секунд он помедлил, потом взглянул на жену, как бы ища ее одобрения, и прошептал:
— Прости меня, Жаклин! Ты навсегда останешься членом семьи Уайтхорн.
И вернулся на свое место. Дэн все слышал и удивленно посмотрел на Роберта Монтгомери. Но тот его словно не видел, глядя бессмысленным, отсутствующим взглядом на закрытую крышку гроба Жаклин. По лицу его катились слезы. Дэну стало жутко, и он отвернулся. Таким потерянным он еще никогда не видел своего друга, даже в тот период, когда Монтгомери решил исчезнуть на две недели. Неужели он, правда, так любил Жаклин?! Дэн всегда откровенно думал, что чувства Боба к Жаклин — это всего лишь увлечение — не более, что со временем все это пройдет. Теперь он понял, что его бывшая жена стала последней любовью Роберта Монтгомери.
Но вот гроб с телом Жаклин уже скрылся под первыми комками земли, бросаемыми могильщиками. Они работали быстро и споро. Для них это была каждодневная работа, которую они привыкли выполнять быстро и эффективно. Дэн был почти уверен, что они, как и священник, мечтают о том, чтобы эти похороны поскорее закончились. Слишком много скорби всегда угнетало. А здесь скорбь была написана на лицах всех присутствующих. Слезы на лицах мужчин — довольно редкое явление, но здесь плакали даже мужчины. Свежий могильный холм вырос довольно быстро, и Дэн все смотрел на него, точно загипнотизированный. Он не мог поверить в то, что Жаклин больше нет. Возможно, вышла какая-то досадная ошибка? Нет, это не ее похоронили здесь сегодня. Эта могила с белыми орхидеями, погребенными под землей, совершенно не ее. Здесь явно лежит какая-то чужая женщина, которая ненавидела его и Джессику и из-за этой ненависти натворила много ошибок. Все это бред или жуткий сон. Он сейчас проснется в отеле в Венеции и увидит рядом спящую Джессику. Потом они вместе будут завтракать на балконе с видом на мост и канал. Но никак не то, что происходит сейчас! Никак не это! Этого просто не может быть…
Очнулся Дэн от того, что кто-то слегка встряхнул за плечо. Он резко, почти испуганно повернулся. Сзади стояла Джессика. На лице ее отразилось такое изумление, будто она увидела привидение, но на самом деле — это были всего лишь слезы, которые струились по лицу Дэна. На мгновение она опешила, но потом, быстро взяв себя в руки, тихо сказала:
— Пойдем, Дэн! Все уже ждут тебя, чтобы ехать домой на поминальный ужин. Здесь нам больше делать нечего.
— А?.. — Не понял он. — Да, конечно.
Сделав пару шагов прочь от могилы, Дэн внезапно осознал, что до сих пор держит в руках белый цветок, который должен был бросить в могилу. Он рванулся обратно к могиле, осторожно положил цветок на холм, потом тихо прошептал:
— Прощай, Жаклин! Да будет земля тебе пухом. И прости меня…
Он медленно пошел прочь, тяжело опираясь на руку жены. Орхидея долго выделялась на ярком солнечном свете ослепительным белым пятном.
Было где-то около десяти вечера, когда все, кто провожал Жаклин в последний путь, начали постепенно расходиться. Вскоре в доме не осталось никого, кроме Джессики, Дэна, Чарльза, Джулии и Роберта Монтгомери. Боб тоже засобирался домой, но Дэн вовремя не отпустил его, настояв на том, чтобы Боб пожил у него несколько дней. Он чувствовал, что сейчас его нельзя оставлять наедине со своим горем. Джессика тоже хотела поскорее отправиться спать, используя усталость, как предлог, чтобы остаться одной и обдумать произошедшее. Но Дэн задержал ее:
— Подожди, Джес, не уходи! Мне надо поговорить с тобой.
— Этот разговор не может подождать до завтра? — Нетерпеливо спросила она.
— Не может. Это важно. Пожалуйста, — попросил ее муж.
— Ну, хорошо. Слушаю тебя.
— Давай поговорим в библиотеке, — сказал Уайтхорн, потом, обернувшись к дочери и сыну, добавил: — Чарли, Джулия… Я попрошу вас не расходиться. Дождитесь нас. Мне многое надо вам сказать.
— А нельзя завтра? — Поинтересовалась Джулия. Ей было неуютно и неловко находиться рядом с Чарльзом. Отношения между ними стали хуже некуда, особенно после ее неудачной поездки к нему в эскадрилью. Они практически не разговаривали. Но сегодня Джулия все же пришла на похороны Жаклин, поскольку чувствовала, что ей необходимо быть рядом с матерью, мужем и свекром. — Я очень устала сегодня.
— Понимаю, — кивнул Дэн. — Но, пожалуйста, потерпи еще немного. Я прошу тебя.
— Хорошо. Чарли, ты не против немного подождать? — Спросила она у мужа, надеясь таким образом хоть как-то привлечь его внимание. Уайтхорн — младший все это время вел себя, точно сомнамбула. — Чарли!..
Парень очнулся, бросил короткий, мрачный взгляд на всех присутствующих и неопределенно пожал одним плечом, давая, однако, им понять, что ему все равно.
Дэн увел Джессику в библиотеку. Когда они, наконец, остались наедине, Джессика нетерпеливо спросила мужа:
— Что за спешка, Дэн? Зачем ты мучаешь людей, задерживая их на неопределенное время? Все устали, в том числе и ты сам. Доктор говорил, что тебе нельзя переутомляться.
— Я помню об этом, родная моя, поверь мне. Я не самоубийца и хочу прожить с тобой до глубокой старости. Но сейчас речь не обо мне. Я дал обещание и должен его выполнить. Именно сегодня и сейчас.
— Какое обещание? Кому?.. — Удивилась миссис Уайтхорн. — Не говори загадками!
— Помнишь, в Венеции, когда позвонил Роберт, я просил тебя, чтобы ты напомнила мне рассказать тебе кое-что о наших детях?
— Да. Прости, что не напомнила, но я думала, что сейчас это не так важно.
— Важно, Джес. И именно сейчас. Только ты сядь, пожалуйста, это долгая история. И я прошу тебя, не перебивай меня…
— Хорошо, Дэн, — отозвалась Джес и послушно села в кресло.
Он тоже сел и начал свой рассказ.
— Ты знаешь, что когда я разводился с Жаклин, она не хотела отпускать меня?
— Любая женщина не захочет отпускать своего мужа, когда он уходит к другой женщине, — усмехнулась Джессика.
— Это был самый жуткий развод в моей жизни, — продолжал Дэн, словно не слыша ее. — С Долорес все было не так; все было решено обоюдно — с ее и моего согласия. Но Жаклин… Она словно вдруг превратилась в камень, а ее сердце — в кусок льда. Она не хотела ни слышать меня, ни понимать. Одновременно я для нее и перестал существовать, и в то же время весь ее гнев, вся ее обида, были обращены на меня. Долгое время она и слышать не хотела о разводе; твердила о своей любви ко мне, о годах, прожитых вместе. Дошло даже до того, что однажды она упрекнула меня тем, что спасла мне жизнь и поставила меня на ноги. Никогда бы не подумал, что она способна на нечто подобное. Мы уже не разговаривали и ругались на ровном месте. Пока однажды у Чарльза Роберта не кончилось терпение, и он не наорал на нас. Только благодаря этому мы поняли, как болезненно он переживает наш разрыв. После этой истории Жаклин согласилась на развод при условии, что я отпишу ей квартиру на Хайд-стрит и дом на утесе, о существовании которого я сам случайно проболтался ей. Представляешь, она знала, что именно требовать от меня. Жаклин отлично понимала, что значат для меня и дом, и квартира, и рассчитывала, видимо, на то, что я, скорее, передумаю разводиться, чем отдам ей их. Плюс к этому она потребовала романтический ужин в доме со всеми вытекающими отсюда последствиями. Господи, в то время я почти возненавидел ее, готов был убить ее, но я просто не мог заниматься с ней любовью в доме, где был счастлив с тобой и только с тобой. Жаклин знала, что я никогда не соглашусь на это, но такое условие позволяло ей тянуть время, что она и делала. Но я согласился, Джес! Ради возможности быть с тобой я готов был в тот момент отдать что угодно, — голос его охрип, и Дэн, закашлявшись, замолчал. Давала знать о себе старая простуда, переросшая в воспаление легких, которую он получил во время авиакатастрофы.
