Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми
Сара носком сапога сбила засохшую грязь с двери стойла.
– Как ее звали?
– Лошадь? Черт, не помню.
Он запрокинул голову. Только тогда Сара осмелилась рассмотреть его и заметила, к своему ужасу, что левая его рука была ненастоящая, сделана из резины телесного цвета.
– Диабло. – Том посмотрел на нее, и она покраснела от смущения, что ее застали врасплох. – Нет, Диабло Блу. Ну да. Так я скажу Джеки, что ты скоро придешь? Мне надо съездить в Дувр починить перегородку.
Сара задумалась. Возможно, из-за того, что события вчерашнего вечера потрясли его больше, чем Джеки и ее мужа. Или из-за того, как он поглаживал лошадей по носу, проходя мимо каждого стойла, даже не замечая, что делает. Возможно, из-за его искусственной руки. Но что-то в Томе говорило, что он не представляет угрозы.
– Можно с вами поехать? – Она надела куртку. – Мне нужен банкомат.
Теоретически Том Кеннели жил в Ирландии, но бо́льшую часть недели перевозил лошадей между Англией, Ирландией и Францией. Он сказал, что когда-то был жокеем, пока не потерял руку в результате несчастного случая. Потом сменил несколько профессий, пока не занялся перевозкой.
Работа была не для каждого, сказал он. Многие лошади не желали заходить в фургон. И одного терпения и выдержки было недостаточно, чтобы загрузить и выгрузить их, не нанеся вреда. Нужно было уметь «читать» их, видеть раньше, чем лошадь ступала на пандус, попятится ли она назад, будет ли лягаться или вставать на дыбы наверху. Иногда даже раньше, чем это понимала сама лошадь. Он перевозил старых пони, опытных участников различных мероприятий, иногда спортивных лошадей с изящными ногами, от стоимости которых обливался холодным потом, крутя баранку. За шесть лет до вчерашнего вечера он потерял только одну лошадь. Но нет, он не бросит из-за этого свою работу.
– Она мне подходит, – объяснял он. Они оставили перегородку у сварщика, который обещал починить ее к полудню. После обеда Том планировал перевезти оставшийся груз. – Я люблю лошадей. К тому же моя подружка – девушка самостоятельная. Ей нужна свобода.
– Она любит лошадей?
– Не очень. – Он ухмыльнулся. – Мне кажется, она знала: либо так, либо я перееду на какую-нибудь беговую конюшню. По крайней мере, ей теперь не нужно ухаживать за животными с утра до ночи.
– Мне бы это понравилось. – Сара покраснела.
– Вот твой банкомат.
Он притормозил и остановился напротив мини-маркета. Сара выпрыгнула из кабины и побежала на другую сторону улицы. Вынула из кармана карточку, вставила в автомат и набрала цифры. Обернулась проверить, не смотрит ли он, и затаила дыхание.
Она была готова к тому, что последует отказ или даже завоет сирена, – ей это снилось в кошмарном сне. Но автомат вел себя на удивление послушно. Она сняла еще сто фунтов и засунула деньги поглубже в карман, прося про себя прощения у Папá, Мака и Наташи. Она уже собиралась бежать назад, когда заметила телефонную будку, красную, старомодную, со стеклянной дверцей. Том читал газету, и она вошла в будку, морща нос от запаха мочи. Аппарат принял карточку, и она набрала номер.
Послышались далекие гудки. Когда она уже собиралась повесить трубку, раздался щелчок.
– Неврологическое отделение.
– Могу я поговорить с мистером Лашапелем? – Ей пришлось кричать, так как мимо прогрохотал грузовик.
– С кем?
– С мистером Лашапелем. – Сара заткнула пальцем другое ухо. – Это Сара, его внучка. Вы можете меня соединить с ним? Он в четвертой палате.
Последовала пауза.
– Не кладите трубку.
– Алло? – послышался другой голос.
– Это Сара. Можно мне поговорить с мистером Лашапелем?
– Здравствуй, Сара. Это сестра Доусон. Сейчас принесу ему телефон. Но предупреждаю: его состояние ухудшилось. Если у тебя там шумно, ты можешь не расслышать, что он говорит.
– Он в порядке?
Сестра замешкалась, и у Сары упало сердце.
– Во сколько ты придешь? Хочешь, я организую встречу с врачом для тебя и твоей приемной семьи?
– Сегодня я не смогу.
– Хорошо. Он в порядке, но с речью плохо. Говори громче. Связь не очень хорошая. Я тебя с ним соединяю.
Шаги, скрип двери. Приглушенный голос: «Мистер Лашапель, это ваша внучка. Я приложу трубку вам к уху, хорошо?»
Сара затаила дыхание.
– Папá?
Тишина. Какой-то звук. Или ей показалось, мешал шум проезжающего транспорта. Она зажала рукой другое ухо. Снова голос медсестры:
– Сара, он тебя слышит. Говори, что хотела ему сказать, но не жди ответа.
Сара сглотнула.
– Папá? – повторила она. – Это Сара. Я… я не смогу прийти сегодня.
Какой-то звук, потом приглушенный голос медсестры:
– Он тебя слышит, Сара.
– Папá, я в Дувре. Мне пришлось взять Бо. У нас возникли кое-какие сложности. Я тебе звоню, чтобы сказать… – У нее сорвался голос. Она зажмурилась, приказала себе взять себя в руки, чтобы он не догадался по голосу, какие чувства ее обуревают. – Мы с Бо направляемся в Сомюр. Я не могла сказать тебе раньше.
Подождала, вслушиваясь, пыталась угадать его реакцию. Тишина, до боли гнетущая. Она перебрала в уме миллион вариантов, и чем дольше длилась пауза, тем меньше решимости у нее оставалось.
– Прости, Папá! – крикнула она в трубку. – Я бы этого не сделала, если бы не пришлось. Ты знаешь. Ты ведь знаешь! – Она заплакала, соленые слезы капали на бетонный пол. – Только так он в безопасности. Я в безопасности. Не сердись, пожалуйста, – прошептала она, зная, что он не услышит.
По-прежнему тишина.
Сара беззвучно плакала, пока трубку снова не взяла медсестра.
– Ты все сказала, что хотела? – бодрым голосом спросила она.
Сара утерла нос рукавом. Она отчетливо видела, как дед лежит в постели: на лице застыло беспокойство, едва скрываемый гнев. Она чувствовала его осуждение, несмотря на его беспомощность и большое расстояние. Разве он мог ее понять?
– Сара? Ты еще здесь?
Она шмыгнула носом.
– Да, – сказала она неестественно высоким голосом. – Да, я вас слышу. Грузовик проехал. Я в телефонной будке.
– Не знаю, что ты ему сказала, но он просит передать… – (Сара зажмурилась, чтобы удержать слезы.) – Он говорит «хорошо».
Пауза.
– Что?
– Да. Это точно. Он говорит «хорошо». Он кивает. Все в порядке? До скорого.
Возвратившись в кабину грузовика, Сара отвернулась к окну, чтобы скрыть покрасневшие глаза. Распустила волосы, спрятала лицо. Ждала, когда Том заведет мотор.
Хорошо. Папá сказал «хорошо».
Том выжидал. Когда наконец она взглянула на него, он посмотрел на нее очень внимательно:
