"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Крейн Генри

— Кейт, тебе выпал может быть один шанс из тысячи, воспользуйся им. Ты не пожалеешь.

Тиммонс воспринял эту идею весьма прохладно:

— А почему ты так уверена в том, что мне понравится? — с абсолютно безразличным видом спросил он.

Джина села на корточки рядом с ним.

— Потому, что я изысканная женщина, — многозначительно сказала она. — Таких ты еще не встречал. А ты знаешь мое определение воли?

— Да, любопытно будет послушать, — кисло бросил Тиммонс. — Никогда еще не встречал в Санта–Барбаре человека, который желает разумом сравниться с Фридрихом Ницше. У тебя, оказывается, есть собственное определение воли. Что ж, давай углубимся в философские дебри. Излагай.

Джина, словно получила дополнительный импульс, быстро заговорила:

— Человек может уважать себя только тогда, когда добивается поставленной перед собой цели. Наслаждения, любви, власти. Вот цели, которые преследуют сильные мира всего.

Тиммонс брезгливо поморщился:

— Твое определение не блещет оригинальностью. Так думает половина человечества. Правда, я не могу сказать, что я не разделяю этих убеждений. Скорее я склонен с этим согласиться. Хотя это и выглядит весьма примитивно.

Джина ободренно воскликнула:

— Как бы это не выглядело, Кейт, однако ты из числа тех, кто должен быть наверху.

Тиммонс скептически хмыкнул:

— Интересно, как ты до этого додумалась?

Джина на корточках подобралась еще ближе к окружному прокурору:

— Интересно, как, по–твоему, я должна думать? Ведь ты победил Круза, не оставив ему никаких шансов. Вспомни судебное заседание. Вспомни, как судья Уайли затаила дыхание. Вспомни, как все затаили дыхание, когда я рассказывала о твоих сексуальных подвигах.

Тиммонс не удержался от смеха:

— Да, теперь я понимаю истинную сторону одной восточной мудрости — мужчину делает женщина, так говорили они. Думаю, что в твоем лице я получил стопроцентное подтверждение этой мудрости. По–моему, ты действительно делаешь мужчин такими, какими хочешь их видеть. Мне, кажется, что именно в этом смысле ты упоминала о моих сексуальных возможностях.

Джина смотрела на него, как голодная, изнемогающая от любви кошка. Она и похожа была сейчас на кошку. Ее осторожные плавные движения, тихий завораживающий голос, служили лишь одной цели — затащить Кейта в постель. Она ничуть не скрывала этого.

— Так, может быть, перейдем от слов к делу? — предложила Джина. — Я отнюдь не страдаю от излишней скромности. Думаю, что нам будет хорошо вдвоем.

Разумеется, Тиммонс не мог вот так сразу откликнуться на подобное предложение. Нужно было продемонстрировать хотя бы какой‑то элемент мужской гордости.

— А, по–моему, ты просто боишься, что тебя привлекут к суду за дачу ложных показаний. И именно этим объясняются все твои желания, — с улыбкой сказал он.

Она рассмеялась и, потеряв при этом координацию, шлепнулась на пол.

— Вот видишь, Кейт, до чего ты доводишь меня, — сквозь хохот сказала она. — Я даже на ногах не могу перед тобой устоять. Неужели для тебя это ничего не значит? Другой мужчина на твоем месте уже давно набросился бы на меня с жадным урчанием. А ты зачем‑то пытаешься быть похожим на глыбу льда. Перестань. Кейт, тебе это не идет. Ты же темпераментный мужчина, я вижу это по твоим глазам. Есть ли смысл наступать на горло собственной песни. Кому и что ты хочешь доказать? Здесь же кроме меня никого нет. Не бойся, я не выдам твоих тайн. Это было бы с моей стороны, по меньшей мере, опрометчиво.

— Ты что, боишься меня?

Джина ответила уклончиво:

— Опасаюсь. До тех пор пока ты опасаешься меня. Мы оба взрослые люди и не можем полагаться на волю слепого случая. Нам нужно добиваться всего собственными силами. А чтобы быть уверенными в собственных силах, нужно относиться с уважением к любому сопернику.

Тиммонс надул губы:

— Ну, Джина, здесь ты, по–моему, противоречишь сама себе.

— Почему же это?

— Сегодня в суде я видел твое отношение к Сантане. Ты ее просто презирала. О каком уважении к противнику после этого ты можешь говорить.

Джина сделала брезгливую мину.

— Послушай, я совершенно не желаю разговаривать сейчас о Сантане. Я пришла сюда совершенно не за этим. Меня интересуешь ты. Если ты предпочитаешь не затрагивать эту тему, то мы можем поговорить о чем‑нибудь другом. Кстати, по–моему, мое шампанское скоро превратиться в иену. Его нужно побыстрее разлить по бокалам. Надеюсь, ты не возражаешь?

Окружной прокурор безразлично махнул рукой:

— Ладно, бог с ним. Сейчас я принесу бокалы. Но предупреждаю, если ты рассчитываешь на то, что я быстро поддамся, ты ошибаешься. Честно говоря, у меня сегодня нет особого желания шалить. Я делаю это исключительно из уважения к женщинам.

Джина поднялась с пола:

— По–твоему, я должна быть польщена или оскорблена этим?

Тиммонс, копаясь в баре, сказал:

— А уж это зависит от твоих собственных вкусов. Можешь считать, как хочешь. Хотя, на твоем месте я бы не обижался.

Поправляя слегка измявшийся на коленках костюм. Джина сказала:

— А я и не обижаюсь. Тех, кто обижается, в конце концов, ожидает участь Сантаны. Может быть, одним из самых важных моих достоинств всегда было то, что я не обижалась. Точнее, я не могу сказать то, что мне всегда хотелось простить своих врагов, нет, отнюдь. Даже наоборот, я всегда очень тверда в своих чувствах. Однако я научилась не обращать внимания на такие мелочи, как оскорбительные высказывания и всякие прочие мелкие уколы. Это имеет для меня слишком небольшое значение. Если бы я расстраивалась по поводу всякого обидного слова или глупого оскорбления, то сейчас бы наверно сидела в ближайшем баре и глушила виски двойными порциями. Но, как видишь, я в гостях у тебя с бутылкой шампанскою за пятьдесят пять долларов. Надеюсь, тебе это о чем‑то говорит?

Тиммонс промолчал.

— Ладно, Кейт, не забудь про лед.

Окружной прокурор брезгливо поморщился:

— Он же ухудшает вкус шампанского.

— Зато охлаждает его, — возразила Джина. — В твоем доме, напоминающем сейчас, что такое ад земной, лучше пить шампанское со льдом, чем довольствоваться теплой пеной.

— Ладно, — буркнул Тиммонс и направился на кухню. — Джина шлепнулась на мягкое сидение дивана и, сладко потянувшись, опустилась на подушки.

Когда Роза покинула гостиную Кэпвеллов, Иден несколько минут молчала. София сочла благоразумным не приставать к ней с расспросами. Наконец, после продолжительной паузы, у Иден вырвалось:

— Боже мой, почему люди бывают так несправедливы! Казалось бы, всем все вокруг понятно. Однако на самом деле оказывается все не так.

— Что ты имеешь в виду? — тактично спросила мать. — Ты о поведении Розы?

Иден стояла, отвернувшись к окну.

— Мне кажется, я начинаю понимать положение, в котором находится Джина. Волей–неволей начнешь испытывать к ней сочувствие.

София осторожно заметила:

— Джина даже из такого положения умудряется извлекать выгоду. Хотя, вполне возможно, что ей хотелось бы иного отношения к себе.

Иден задумчиво постукивала пальцами по оконному стеклу.

— Окружающие считают меня прокаженной, — с горечью сказала она. — У меня складывается такое впечатление, будто больше всех виновата в этом деле я. Я постоянно вмешивалась в семейную жизнь Круза, я мешала наладить ему отношения с Сантаной, я порчу все одним только своим присутствием. Даже в тот злополучный вечер я умудрилась как‑то угодить под машину, которую вела Сантана. Мама, — она повернулась к Софии, — неужели все выглядит так на самом деле? Может быть, только я ошибаюсь? Может быть, действительно всему городу кажется, что я виновата во всех несчастьях, обрушившихся на семью Круза?

София не смогла найти прямого ответа.

— Все, что я могу посоветовать, дочка — будь готова ко всему. События могут повернуться самым неожиданным образом.

Иден ошеломленно посмотрела на мать.

— Неужели ты считаешь, что все настолько серьезно?