Нора Робертс - Моя любимая ошибка
— Эбигейл!
— Не надо, не ходи за мной! Мне надо остаться одной, все обдумать и успокоиться. Тебе лучше уехать и подождать, когда я смогу рассуждать здраво.
— Неужели думаешь, я оставлю тебя в таком состоянии? Когда ты вся на нервах? Говорю же, что люблю тебя и не хочу причинять боль. А получилось, разбил тебе сердце.
Прижав сжатую в кулак руку к сердцу, Эбигейл посмотрела на Брукса полными слез глазами:
— Никто прежде не говорил мне таких слов. Никто и никогда.
— Обещаю повторять их каждый день.
— Нет, не надо обещаний. Не могу разобраться в своих чувствах. Откуда мне знать, может, эти слова — просто пустой звук? От них кружится голова, но как приятно слышать их от тебя и понимать, что ты говоришь от души! Или это только видимость? Как же разобраться?
— Однажды ты научишься мне доверять и тогда поймешь, что я говорю искренне.
— Как же мне этого хочется… — Эбигейл по-прежнему прижимала руку к сердцу, будто боялась, что, если разожмет пальцы, оно вырвется наружу. — Это желание настолько сильно, что я больше не вынесу этой пытки.
— Тогда осуществи его. Это совсем нетрудно.
— Нет, ты не понимаешь. Это было бы нечестно по отношению к тебе.
— Эбигейл, о чем ты?
— И имя это не мое! — Прижав руку к губам, она снова разрыдалась, а Брукс просто подошел и стал утирать слезы.
— Я знаю.
— Откуда? — Лицо Эбигейл покрыла мертвенная бледность, заплетающимися ногами она сделала несколько шагов и уцепилась в перила крыльца.
— Ты пытаешься от чего-то убежать и спрятаться. Или от кого-то? И ты слишком умна, чтобы не изменить при этом свое имя. Мне нравится «Эбигейл», но разве в имени дело? Я все ждал, когда ты станешь мне доверять и назовешь свое настоящее имя. Похоже, этот момент настал.
— Кроме тебя кто-то знает?
— Ты насмерть перепугалась, и мне это не нравится. С какой стати об этом должен знать кто-то еще? Разве у тебя с кем-нибудь были такие отношения, как со мной?
— Нет, никогда.
— Тогда послушай, что я скажу. И не отворачивайся, смотри в глаза.
— Хорошо.
— Так вот, знай: я никогда тебя не предам. И ты должна мне верить. Ну а теперь попробую объяснить еще раз. Я люблю тебя. — Брукс обнял Эбигейл и держал в объятиях, пока она не перестала дрожать всем телом. — Ну вот, лиха беда начало. И ты меня любишь. Я же вижу и чувствую. Так почему не признаться в этом?
— Не знаю. Не умею.
— А ты попробуй и посмотри, что почувствуешь. Я не буду принуждать.
— Я… я люблю тебя, Брукс. О господи! — Она закрыла глаза. — Кажется, это правда.
— Повтори еще раз и поцелуй меня.
— Люблю тебя, — выдохнула Эбигейл. Изголодавшись по этому чувству, она принимала его как бесценный светлый дар. Любовь. Быть любимой и дарить любовь.
Эбигейл не верила в любовь, не верила в чудеса.
И вот чудо свершилось — любовь пришла.
— И что теперь делать?
— Ничего. Нам и так хорошо.
Эбигейл вздохнула полной грудью. И дышалось теперь по-другому, гораздо свободнее и легче.
— Пойду разогрею наконец ужин. Хочу поужинать вместе с тобой и научить тебя есть палочками. Можно? Можно оставить все как есть, хотя бы на короткое время?
— Конечно. — Если Эбигейл требуется время, Брукс готов его дать. — Только вот насчет палочек сильно сомневаюсь.
— Ты все изменил.
— В лучшую или худшую сторону?
Эбигейл на мгновение задумалась:
— Не знаю. Изменил, и все.
21
Эбигейл занялась приготовлением ужина, и постепенно к ней вернулось самообладание. Простая рутинная работа всегда успокаивает. Брукс больше не настаивал на откровенности, и Эбигейл понимала, что это его умение ждать и является самым сильным оружием. Да, ждать Брукс умел. И знал, каким тоном говорить, чтобы Эбигейл почувствовала себя свободно и избавилась от нервного напряжения. Привела мысли в порядок.
Она смеялась, глядя, как неуклюже обращается Брукс с палочками, хотя подозревала, что делает он это нарочно.
До того как Брукс появился в ее жизни, Эбигейл никогда так много не смеялась.
Уже только ради этого стоило рискнуть.
Конечно, можно отказаться, попросить подождать. И Брукс даст ей время, за которое можно подыскать другое убежище, снова сменить имя и убежать.
Но если она сейчас сбежит, то никогда не узнает, как могли бы сложиться их отношения. Никогда не испытает чувств, которые пережила с Бруксом. Потому что больше себе этого не позволит.
Разумеется, можно найти тихое, относительно безопасное место, как не раз бывало раньше. Только любовь больше не придет.
— Может, прогуляемся? — предложила Эбигейл.
— С удовольствием.
— Ты сегодня устал, — начала Эбигейл, когда они вышли на улицу, — может, лучше отложим разговор?
— Что ж, можно поговорить и завтра.
— Не знаю, хватит ли у меня завтра мужества.
— Тогда расскажи о своих страхах не откладывая.
— Господи, всего так много. И самое главное: если я во всем признаюсь, ты уже не будешь относиться ко мне как прежде. Не сможешь.
Брукс наклонился, поднял с земли палочку и бросил. Берт, устремив выжидательный взгляд на хозяйку и получив разрешение, побежал играть.
— Понимаешь, любовь нельзя включить и отключить, как электричество.
— Мне трудно судить, ведь раньше я никогда не любила, и теперь боюсь потерять тебя и все это. — Она обвела рукой вокруг себя. — У тебя служебный долг, понимаю. Но кроме него есть нечто более важное — кодекс чести. Я знала человека, очень похожего на тебя, который погиб, защищая меня.
— От кого он тебя защищал?
— Длинная история.
— Ладно. Он тебя любил?
— Не так, как ты думаешь. Ничего романтичного и сексуального в наших отношениях не было. Он выполнял свой долг. Но помимо этого просто заботился обо мне. — Эбигейл прижала руку к груди. — Первый в моей жизни человек, который опекал и любил меня. Не за выдающиеся способности, не за ум и не за тщеславные надежды, которые мне следовало оправдать. Любил такой, какая я есть, без всяких условий.
— Так, отца ты не знаешь. Стало быть, это не он. Тогда кто же? Полицейский, исполняющий служебный долг? Эбигейл, ты была охраняемым свидетелем?
У Эбигейл задрожали руки. Как Брукс узнал? Догадался? Почувствовал? Но он уже взял ее руки в свои и стал гладить, согревая теплом.
— Я находилась под защитой, потом мне собирались выдать другое удостоверение личности, помочь начать новую жизнь, но… все обернулось трагедией.
— Когда это случилось?
— Мне было шестнадцать лет.
— Шестнадцать?
— В тот день, когда все произошло, исполнилось семнадцать. Нет, опять говорю не то. Но ведь я раньше даже предположить не могла, что когда-нибудь решусь об этом заговорить. — Эбигейл замолчала, в который раз напоминая себе, что кровь Джона на ее совести.
