Памела Джонсон - Решающее лето
Острая жалость и безграничная нежность переполняли меня, но я не находил слов, чтобы остановить это мучительное самоуничижение.
Элен, однако, нашлась быстрее меня и, притянув к себе Чармиан, крепко поцеловала ее в губы.
— Увидимся завтра. Хотите, пообедаем вместе? Вы можете ненадолго оставить их одних?
— Нет, лучше этого не делать.
— А мне кажется, именно это следует сделать. Как ты считаешь, Клод?
— Бесспорно. Ведь имеешь же ты право на отдых?
Чармиан на мгновение задумалась, а потом сказала:
— Хорошо. Я что-нибудь придумаю.
Часть пути мы прошли пешком в душных и влажных сумерках Улицы тонули во мраке; редкие фонари бросали на тротуар круги неясного зеленоватого света. Элен, воспользовавшись тем, что я не мог видеть ее лица, призналась мне, что ее желание помочь Чармиан столь велико, что она готова на все.
— Вы все примирились с ее горем, — говорила она, — а я не могу. Я верю, что есть выход. Мой брак тоже был несчастлив, и поэтому я должна помочь ей. Клянусь, я сделаю это. Еще не знаю как, но обязательно сделаю.
— Я слишком хорошо знаю Чармиан, — возразил я, — и понимаю, насколько безнадежна эта затея.
— А может быть, ты чересчур хорошо ее знаешь, и это мешает?
— Интересно.
— Да, чересчур хорошо, чтобы поверить в главное.
— Мысль оригинальна, но туманна, как в плохом романе, — заметил я. — Что же, по-твоему, главное?
— Она еще способна сопротивляться. Она не смирилась окончательно, понимаешь? Не сдалась окончательно.
— Если бы ты оказалась права, я верил бы еще во что-то. Считал бы, что это временное, просто надетая ею личина, скрывающая ее сущность. Она не сдалась, и вместе с тем это может оказаться концом сопротивления. Лора станет для нее чем-то вроде якоря спасения, но я в это не верю.
— Почему?
— Детей не следует использовать в подобных целях. Чармиан с каждым годом будет все больше и больше поглощать ее привязанность к ребенку, а потом, когда Лора станет достаточно взрослой, чтобы потребовать разумной независимости, Чармиан не сможет примириться с этим. Вот это меня и пугает. В конце концов это искалечит душу Чармиан. Это то, что пытался сделать с нею Эван.
Элен бурно мне возражала. С искренним негодованием она обвинила меня даже в том, что я недостаточно сильно люблю Чармиан, чтобы поверить в нее.
— Если любишь, то никогда не поверишь, что человека может что-либо испортить, искалечить!
— Только любя, мы и можем предотвратить эту опасность.
Но Элен не желала соглашаться со мной. Возражения ее становились все резче, она уже говорила то, во что, в сущности, и сама не верила, и распалялась тем сильнее, чем больше убеждалась в моей правоте.
Я не пытался спорить с ней. Я знал, как искренне она страдает за Чармиан. Приняв мое молчание за раскаяние, она вдруг тоже умолкла. Мы шли мимо опустевшего парка.
Внезапно Элен остановилась, обвила мою шею руками и так прижалась ко мне, что мне показалось, будто ее сердце стучит в моей груди.
Она поцеловала меня страстно, горячо, как не целовала еще никогда. Она вовсе не собиралась говорить того, что сейчас наговорила, она была слишком расстроена, говорила не думая, я не должен обижаться на нее, я должен помнить, что она меня любит. Важно только это, а все остальное не имеет значения.
— Я вовсе не сержусь, — успокоил ее я. — И вполне понимаю тебя, слышишь?
Она подняла голову.
— Не мучай себя. И когда будешь в Прайдхерсте, не придавай всему значения. Я тоже приеду, если смогу.
Она взяла меня под руку, и мы снова пошли по тротуару.
— Я так устала, — вдруг пожаловалась она — Смертельно устала. В министерстве сегодня был такой суматошный день, а потом еще этот вечер… Чармиан… и наша ссора…
— Мы не ссорились, — возразил я. — Во всяком случае, я. Следовательно, собиралась поссориться только ты.
— Тем хуже, — мрачно изрекла Элен.
Я проводил ее. Она не пригласила меня зайти, сославшись на поздний час, и вдруг неожиданно спросила:
— Если я выйду за тебя замуж, что будет с отцом?
— Ты согласилась бы жить на севере Англии?
— О, конечно. Я об этом тоже думала. Но отец… Можно будет и ему жить с нами?
— Он может жить у сестры.
— Ему будет трудно без меня.
— Ничего не поделаешь, придется, — резко сказал я. — Имеешь же ты право на собственную жизнь! Хватит с тебя всех этих забот и волнений.
— Я не уверена, что смогу оставить его, — упрямо повторяла Элен, глядя на носок своей туфли и словно любуясь им.
Я сказал, что об этом мы поговорим в другой раз.
— Но и в другой раз я скажу то же самое, — вызывающе сказала Элен, казалось, снова с удовольствием воздвигая между нами барьер.
— Хорошо, — согласился я и, поцеловав ее, пожелал спокойной ночи.
На следующий же день утром я написал письмо Колларду и попросил его дать мне возможность еще раз лично переговорить с ним. Я справился, не собирается ли он в Лондон. В душе я уже знал, что приму его предложение, и все же в этот напряженный и тревожный период моей жизни я был полон колебаний и страхов и боялся решений, способных внести перемены в привычную мне жизнь. Уехать на север означало бы оставить Чармиан совсем одну; на это мне по-прежнему было тяжело решиться.
Незадолго до полудня в галерею зашла Джейн Кроссмен. Она была очень красивая и торжественно-серьезная, в черном платье и шляпке.
— Я только что вернулась, — сказала она, — мы приехали в Лондон вчера. Думали не возвращаться до октября, но у Эдгара начались неприятности с желудком, он заболел, когда мы были в Венеции, и, как только ему стало легче, я увезла его домой.
Она села, внимательно посмотрела на меня и жестом отказалась от предложенной сигареты.
— Послушай, Клод, я только сегодня утром узнала об этой неприятности. Я давно не видела английских газет, и разумеется, это было как гром с ясного кеба. Я очень сочувствую вам, ты даже не представляешь как. И Эдгар тоже, он просил передать. Конечно, он воспринял это не так остро, как я, просто потому, что он меньше вас знает. А потом, он вообще не способен на сильные переживания, и меня это всегда бесило, хотя я, разумеется, люблю его, ты сам знаешь…
Если бы мне нужна была вторая Хелена, подумал я, мне следовало бы жениться на Джейн.
— Я чем-нибудь могу вам помочь? — спросила она.
Я поблагодарил ее и за этот вопрос и за искреннее сочувствие, хотя выражено оно было несколько театрально: этот ее костюм, выбранный специально для визита…
— Никто и ничем здесь уже не поможет. Ты не хочешь позавтракать со мной, я тебе все подробно расскажу?
