Джулиет Мид - Капкан любви
Плечи Малькольма ссутулились.
— Да, Мальк? — окликнула его Глория. — Это не моя позиция, это наша с тобой позиция. Постарайся об этом не забыть.
— Тогда нам конец. Мы провалились к дьяволу.
Глория пожала плечами.
— Смотри на это иначе, детка. Что мы потеряем, если задержим позицию на пару дней, пока положение на рынке не успокоится? Всего лишь деньги.
Всего лишь деньги. Им предстояло потерять от тридцати до сорока миллионов фунтов, если Малькольм сделал подсчеты правильно, и он был не уверен, что обойдется только этим. Глория была права в одном — сегодня они ничего не могли сделать. В четыре часа дня центральные банки были обязаны остановить валютную интервенцию. После этого рынок будет тощим. Они были вынуждены дожидаться четверга, а там смотреть, не увеличится ли вместимость рынка. Может быть, люди проспятся, воспримут как неизбежное взлет процентных норм и фунтом даже можно будет торговать к четвергу.
Малькольм решил оставить основных сотрудников на ночное дежурство, на всякий случай. Остальные пусть собираются и расходятся по домам. Бог знает, уцелеет ли их работа, будет ли им куда вернуться. Сам Малькольм решил заночевать в офисе. В любом случае, Джек ожидал бы от него этого.
В шесть вечера Глория, Малькольм и несколько других торговцев сидели кружком в деловой комнате, пили виски и шутили. Малькольм усердно напивался. Ему не нравились эти шутки — от них отдавало могильным юмором.
— Сколько человек погорело на крахе стерлинга? — спрашивал Дик Роджерс.
— Сколько? — хором повторили все, кроме Малькольма.
— Только двое — Норман Ламонт и Глория Мак-Райтер.
Все надрывались от смеха, смеха безнадежности. Малькольм содрогнулся. Это было вовсе не смешно.
— Слышите, парни? — сказал он, прокашлявшись. — Незачем вам всем здесь околачиваться. Этой ночью я останусь здесь — мне нужно только двоих человек на телефон…
— Я всегда говорила, что трое — это уже толпа, Мальк, — заявила Глория. — Как насчет того, чтобы мы с тобой вдвоем подежурили в отделе? Как-никак, ты здесь мой главный мужчина…
Малькольм вспыхнул. Он не спал с Глорией — пока. Однако, у всех в отделе создалось впечатление, что они с ней состоят в особых отношениях. Глории было не знакомо слово «благоразумие».
— Хорошо, Глория, меня это устраивает, — он попытался высказаться в отрывистой, деловой манере, но его голос дрогнул. — Остальные могут расходиться. Глория — я, гм, буду у себя в кабинете, если потребуюсь.
Он удалился с надменным видом, но не достаточно быстро, чтобы не услышать комментарий Дика Роджерса:
— Это значит, Глория, что он засядет в мужскую комнату и наложит там куч со страху!
Малькольм пошел дальше, сопровождаемый взрывами грубого хохота.
Майк в Нью-Йорке чувствовал себя хорошо. Может быть, он и потерял деньги на кроне, но теперь был близок к тому, чтобы вернуть их продажей стерлинга. Он немного сожалел, что находится не в Лондоне — было бы забавно оказаться в своем отделе, в центре событий. Но он мог полностью контролировать свою позицию и из Нью-Йорка. Кроме того, Алекс Фицджеральд дал Майку прямое указание оставаться в Нью-Йорке, пока его не вызовут домой.
Вдруг все десять линий его телефона вспыхнули зеленым и замигали. Майк проигнорировал их — он не отрывался от экрана, быстро просматривая последние новости. Он прочитал их еще раз, уже медленнее. Нет, он не ошибся. Это было официальное сообщение.
В семь часов тридцать шесть минут вечера по лондонскому времени Норман Ламонт выступил с официальным заявлением казначейства и сообщил мировой прессе, что Великобритания приостанавливает действия на валютном рынке.
— Майкл! Фицджеральд требует тебя по пятой линии!
Майк нажал кнопку телефона.
— Да? Это Майк Мичинелли. — Майк сел на стул. Кажется, его вызывали домой. — Ты хочешь, чтобы я вернулся в Лондон, Фиц?
— Дьявольски. И немедленно.
— Большие новости, Фиц, ты слышал? О том, что случилось сейчас? Ламонт отступает, стерлинг падает — держу пари, что до 2,60, как по-твоему? Что за день, босс, что за день! Ты говоришь, шведы установили курс на пятьсот процентов? Неужели ты веришь этому?
— Майкл, я хочу, чтобы ты ушел из отдела.
— Ты разыгрываешь меня.
— Нет. Оставь отдел и иди в офис Ломбарди на шестой этаж. Там пусто, так как Ломбарди сейчас сидит за дверью моего кабинета. Иди туда и немедленно позвони мне по личному телефону. Понял? Сделай это немедленно.
Майк озадаченно тряхнул головой, положил трубку и, быстро пройдя через этаж сделок, вызвал лифт. Он поднялся на шестой этаж и дошел до углового кабинета Ломбарди. Секретаря Ломбарди не было поблизости. Майк вошел в кабинет, закрыл дверь и позвонил Фицу.
— Майкл, — сказал тот. — Это — то самое событие. Рынок пошел в том направлении, которого мы ждали.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, Фиц.
— Тогда слушай внимательно. Я скажу это только однажды. Ты не будешь партнером, Майк — ни в этом году, ни в следующем, ни до самого двухтысячного года. Мы хотим купить «Хэйз Голдсмит». Ты хочешь заработать много Денег. Я тоже. У нас одни и те же нужды. Все, что ты должен сделать — это позвонить Глории Мак-Райтер. Позвони этой суке и договорись с ней, чтобы она подтвердила, что заключила с тобой сделку сегодня, до четырех часов дня по лондонскому времени. Ты продал ей один миллиард фунтов по курсу 2,778 к немецкой марке — с этой ценой закрывался лондонский рынок — в четыре часа дня, сегодня. Сам выпиши документ на эту сумму, и она пусть выпишет такой же документ. Ты получишь пять миллионов фунтов премии к тридцать первому декабря. Ты меня слышишь? Пять миллионов фунтов! Сколько дать Глории, решай сам. Вы с Глорией можете делать все что угодно. Хочешь оставаться в банке — оставайся. Если захочешь вытряхнуться оттуда и начать собственное дело, я поддержу тебя.
Майк долго молчал.
— Фиц, мне все это очень не нравится, — ответил наконец он.
— Доверься мне, Майк. Тебе все это очень понравится. Я улажу все, что только ни придумает твоя дурацкая фантазия.
— А как быть с магнитофонными записями, Фиц? Все сделки записываются на ленту.
— Но не эта, Майк. Выслушай меня. Когда ленты берут, чтобы их прослушать?
— Когда сделка спорная.
— Правильно. Ну, а эта сделка не будет спорной. Ты зарегистрируешь ее, а когда завтра утром в «Хэйз Голдсмит» все выяснится, Глория подтвердит, что заключила ее, ведь так?
— Кто-нибудь может настоять на прослушивании лент.
— Никто не будет прослушивать ленту, Майк. Единственного парня, который может это сделать, нет в стране. Когда он вернется в Лондон, все уже закончится. Лента будет стерта, данные пропадут.
