Элейн Гудж - Любящие сестры
Возле стеклянных дверей террасы, ведущих во дворик, в больших терракотовых кадках стояли карликовые пальмы, отбрасывая при лунном свете кинжально-острые тени на плиты пола. Выйдя в сухую прохладу сентябрьской ночи, Энни направилась к бассейну, поблескивающему в темноте. Гладкая поверхность мерцала искрами оранжевых огоньков, отраженных от электрических китайских фонариков.
Она сбросила халат и нырнула вглубь. Проплыла под водой сразу полбассейна, с наслаждением ощущая мягкое сопротивление воды. Вынырнув на поверхность, захватила открытым ртом большой глоток ночного воздуха, напоенного ароматом жимолости. С каньонов, где горели кустарники, дул легкий ветерок со слабым привкусом дыма, тихо шелестели кусты гибискуса, окружающие дворик, за пригорком виднелся ряд конических пальм. Земля под ними устлана сухими коричневыми листьями, которые давным-давно никто не убирал. Садовник Гектор ушел от них, а Вэл сроду не шевельнул и пальцем ради семьи. Правда, в последнее время он носился с идеей открыть лечебницу минеральных вод и искал спонсоров.
От мысли о Вэле ей снова стало плохо. Уцепившись за поручень бассейна, она стала бить по воде ногами. Она должна что-то предпринять! И как можно скорее! Иначе ей не отделаться от Вэла. Она застрянет в конуре, которую он снимет, и там негде будет даже спрятаться от него. Ей останется только целыми днями, как на привязи, сидеть за машинкой и строчить дурацкие письма для этого тролля Руди.
Она вспомнила, как Руди всегда рассматривает выпученными глазами Лорел. Будто жаба, которая подстерегает стрекозу с радужными крыльями. Он никогда не обращается к ней, но глаза – они всегда тут. Энни содрогнулась. Что ему надо от Лорел? Неужели то же самое, чего добивается от нее самой Вэл?
Нет, это было бы… просто немыслимо! Но если так, она действительно обязана увезти Лорел. В уме вдруг зазвучал голос матери – тот ясный голос, который Энни слышала в детстве: «Милосердный Бог всегда дает нам по нашим молитвам, детка, но удары судьбы лучше принимать стоя на ногах, чем на коленях».
Энни вдруг разозлилась. А ты сама? Как ты могла убить себя?
Оттолкнувшись ногами от скользких плиток бортика, она яростно заработала руками. Плавание удавалось ей легче других видов спорта. Потому что здесь борешься только за себя и не зависишь от неудачных действий других членов команды. И если ты потеешь, никто этого не заметит.
Ее гнев постепенно уступал место печали. Если бы только Муся поговорила с ней, прежде чем принять эти таблетки! Или, по крайней мере, попрощалась бы с ней.
Выбравшись из воды и натянув на мокрое тело халат (надо же было забыть полотенце!), она вдруг с сокрушающей ясностью поняла – ее жизнь зависит теперь только от нее самой.
Ах, если бы она имела право пользоваться своим наследством! Надо поговорить с мистером Мелчером из Хибернии, объяснить, как сильно она нуждается в деньгах. Завтра она позвонит ему и попросит назначить встречу.
Вздрагивая от холода и оставляя на полу террасы мокрые следы, Энни вдруг заметила краем глаза какое-то движение. Помертвев, подняла глаза. В проеме под аркой, ведущей из гостиной к небольшой лесенке на террасу, стоял Вэл. Тени вокруг из черных уже становились серыми. На мгновение она подумала, что сможет ускользнуть. Было так тихо, что звук падающих с ее мокрых волос капель был хорошо слышен.
Двигаясь со странной скользящей медлительностью, он спустился по четырем ступенькам лесенки и направился к ней. В оранжевом свете китайских фонариков, видневшихся сквозь широкие стеклянные двери террасы, его крупное загорелое лицо с перебегающими полосами теней казалось мордой тигра. На нем была морская атласная пижама с монограммой по белому фону – «ВК» – его инициалы.
– Тебе надо надеть что-нибудь потеплее, – сказал он. – Ты простудишься.
– Я как раз возвращаюсь в дом.
Звук собственного голоса вывел ее из оцепенения, словно распрямилась сжатая пружина. Она быстро пошла к лесенке. «Господи, пусть он оставит меня в покое!»
Она чувствовала па себе его взгляд и тут только сообразила, что в мокром халате, прилипшем к телу, она все равно что голая. При этой мысли ее бросило в жар.
В мрачной, как пещера, гостиной Энни прошла по ковру перед камином, который казался ей еще одной пещерой, черной и достаточно большой, чтобы изжарить там целого буйвола. Внезапно на плечо легла рука Вэла, пугающе горячая и сухая. Сердце словно остановилось. Она резко отпрянула в сторону, ударившись коленом о массивный резной стул с тисненым кожаным сиденьем. Вспышка боли прострелила ногу, вызвав безудержное сердцебиение. Кровь бросилась в лицо и ударила в виски.
Но оказалось, что он всего лишь предлагает ей накинуть свою пижамную куртку, которую успел снять, идя следом. Растерявшись, она не знала, как быть. На свой грубый лад он старается быть вежливым. Но эта вежливость казалась еще более отвратительной. Почему, ну почему он не оставляет ее в покое!
Энни стояла неподвижно, уставив взгляд на его протянутую руку, пока пижама не упала на пол и осталась лежать, белея в темноте. Его глаза сузились. Широкое лицо с крупными чертами приняло выражение мрачной злобы.
Она попыталась уйти, но он резко схватил ее и прижал к себе. Положив ладонь ей на затылок и грубо поглаживая его, зашептал:
– Не отталкивай меня, детка! Мне ведь тоже не легко!
Запах, шедший от его дыхания, был до отвращения знакомым – он пьян. Она испугалась еще больше. Он не был алкоголиком, как Муся, но редко отказывал себе в порции двойного виски. А если этих порций было две или три, он становился очень гнусным и немного сумасшедшим.
Энни смотрела остановившимся взглядом на старинный корабельный сундук, который Муся отыскала в какой-то антикварной лавке много лет назад. Огромный и неуклюжий, с поржавевшими металлическими скобами, скрепляющими кожаную обшивку, он впитал в себя запахи веков и темных корабельных трюмов. Когда она была маленькая, то влезла однажды в этот сундук, чтобы испробовать его, а крышка вдруг захлопнулась, погрузив ее в ужасную душную темноту. Она кричала очень долго, пока Муся наконец не услышала и не вытащила ее.
Теперь, стиснутая, придушенная, она будто снова попала в сундук. И на сей раз можно не сомневаться – кричать бесполезно, Муся слишком далеко, чтобы прийти на помощь. Все внутренности в ней ныли от страха.
Внезапный прилив ярости помог ей вырваться. Стараясь сдержать дрожь, чтобы не стучали зубы, она прошипела:
– Это ты виноват в ее смерти! Ты никогда не любил ее! Ты женился только потому, что она была богата и знаменита. И потом… когда она… когда она уже не могла работать, ты обращался с ней, как… как с пустым местом!
