Элейн Гудж - Любящие сестры
– Она была алкоголичкой, – прорычал он в праведном гневе, сверкая на нее налитыми кровью глазами. – Притом задолго до того, как я с ней познакомился. Помнишь поговорку: кто пил, тот всегда будет пить.
Ее взгляд остановился за спиной Вэла, на уровне каминной полки. Отблески света скользили по отполированной металлической поверхности. Там стоял Мусин «Оскар» – за главную роль в фильме «Дорога бурь». Энни помнила, как была счастлива в тот далекий вечер, когда Мусю показывали по телевизору. Было уже очень поздно, но она не ложилась и видела, как Грегори Пек надорвал конверт и провозгласил Мусино имя. А потом сама Муся взошла на сцену, сияя блестками своего платья, благодаря всех и принимая под всеобщие аплодисменты сверкающую статуэтку.
От навернувшихся слез у Энни защипало глаза. Но она не позволила им пролиться. Не хватало только заплакать в присутствии Вэла! Уж он не замедлит воспользоваться таким промахом.
– Если моя мать пила, то это твоя вина! – крикнула она.
Может, это не совсем так, но Энни ни капельки не жалела о своих словах.
– Ах ты маленькая стерва! – Вэл снова схватил ее, и пальцы больно впились ей в плечи, словно щипцы. – Ты всегда кривила физиономию при виде меня. Этакая отличница с задранным носом, которая вечно спешит в свою страшно умную школу, где учат, какой вилкой пользоваться за обедом и как сидеть на лошади, чтобы походить на английского гермафродита! Ты с самого первого дня, как увидела меня, маленькая принцесса Анна, считала, что я всего лишь кусок дерьма!
Его глаза вспыхнули в полумраке. Ей еще не приходилось видеть его в таком бешенстве. Даже, когда он бил Мусю. Опасность висела в воздухе, словно терпкий запах дыма, принесенного ветром.
– Пусти, я пойду, – сказала она, дрожа и кусая губы, чтобы не дрожали, – я замерзла.
Жесткая улыбка растянула его рот. Нагнувшись, он подцепил мясистым пальцем свою пижаму на ковре и бросил ей.
– Надень. – Это прозвучало совсем не как просьба. Энни глядела на скомканную ткань, как на змею. Уронив ее снова на пол, быстро отступила назад.
Издав тихий стон, он бросился к ней. На миг ей показалось, что он ударит. И правда, это было совсем, как удар, – губы, разбившись изнутри о зубы, сразу онемели. От сильного толчка голова мотнулась назад, во рту появился привкус крови и резкая боль. И только после этого она сообразила – он целует ее.
Она пыталась кричать, вырывалась, но он не отпускал руки. Легкий запах одеколона и удушливая вонь перегара совсем оглушили, обессилили ее. В голове зазвенела неизвестно откуда взявшаяся фраза: «Есть на свете чудеса…»
Истерический смех клокотал в ее горле. Нет, этого не может быть! Господи, молю тебя, пусть этого не случится!
– Я хотел, чтобы ты полюбила меня, – заговорил он тоном обиженного ребенка. – Я старался… А ты! Ты вообще не желала меня замечать. Я относился к тебе, как к родной дочери. Потому что я… я всегда любил тебя.
Обезумев от страха, она снова попыталась высвободиться.
– Прошу тебя… отпусти. – На ум вдруг пришло еще одно опасение: – Лори может проснуться.
– Я был нужен ей, – продолжал он свою мысль, словно не слыша. – Она взяла меня потому, что я был сначала с ее сестрой… Черт, мне, конечно, надо было жениться на Долли! Думаешь, я хотел, чтобы все повернулось таким образом? Да разве ты поймешь, каково мне теперь!
– Вэл, – с мольбой произнесла она, доведенная до полного отчаяния.
Снова зажав ее одной рукой, он принялся шарить другой по ее телу. Захватив грудь, гладил ее со странной, нестерпимой осторожностью. Энни казалось, что она сейчас умрет.
– Я только хотел, чтобы ты полюбила меня, – с печалью в голосе повторил он.
Собрав все силы и яростно извернувшись, Энни каким-то образом удалось вырваться. Метнувшись ему за спину, она сразу ощутила фантастическую легкость во всем теле, словно комета, вылетевшая в необозримые пространства галактики. Руки ее простирались все дальше и дальше, пока не захватили нечто твердое и холодное. Мусин «Оскар». В это невероятное мгновение перед глазами снова возник образ матери на сцене в Пентадже: «…но прежде всего я хочу поблагодарить мою маленькую дочку, которая в эту минуту смотрит на меня, хотя ей давно пора спать…»
В полном смятении она, не глядя, сгребла статуэтку с полки массивной золотой подставкой кверху, словно дубинку. Впоследствии она сообразила, что, если бы он стоял неподвижно, она бы промахнулась. Ведь у него отличная реакция, а она вообще не способна нормально ударить. Но она не промахнулась. Удар отдался ей в плечо, словно электрошок. Казалось, ее поразило не меньше, чем Вэла.
Кровь хлынула из его рассеченной правой брови. Ошеломленный, с лицом цвета плавленного сыра, он медленно и робко, будто во сне, дотронулся пальцами до лба. Затем взглянул на окровавленную руку и с его губ сорвался слабый возглас изумления. Внезапно он рухнул на широкую кожаную софу. Руки и ноги у него судорожно подергивались, принимая самые странные позы. Как марионетка, которую дергает за веревочки неумелая рука. Через несколько мгновений он повернулся на бок и застыл неподвижно. Пугающе неподвижно.
«Я убила его», – подумала Энни.
Но ужас случившегося еще не дошел до нее. Единственное, что она чувствовала теперь, – это оцепенение. Словно ей влили изрядную дозу новокаина. Глядя немигающим взглядом на окровавленное тело отчима, она раскладывала в уме свои будущие действия – спокойно, вполне разумно:
«Много я не возьму. Смену одежды, белья, зубную щетку. И Мусины драгоценности. Возьму большую сумку, она не такая тяжелая, как чемодан».
Машину теперь брать нельзя. Да и с самого начала это была глупая идея. Если Вэл не убит, а только ранен, он моментально пошлет за ними дорожный патруль.
Сборы не заняли много времени. Самым трудным оказалось разбудить Лорел. Она спала мертвым сном. И когда Энни все-таки расшевелила ее, у нее был такой вид, будто она не понимает, сон это или явь. Она смотрела отсутствующим взглядом на Энни, на джинсы и свитер, которые та подавала ей.
– Скорее, прошу тебя! – торопила Энни. – У нас совсем нет времени.
Лорел хлопала глазами, словно моргающая кукла, которую наклоняют вперед и назад. Именно кукла, голубоглазая и розовощекая, не имеющая ни малейшего понятия о том, что ей говорят.
– Я должна уехать отсюда, – более спокойно объяснила Энни. – И уже никогда не вернусь. Хочешь поехать со мной?
Бессмысленное выражение лица Лорел тут же сменилось испугом.
– А куда мы поедем?
Это «мы» очень ободрило Энни.
Она задумалась, но так и не нашлась, что ответить. Вероятно, ей с самого начала не надо было планировать каждый шаг так детально. Все решится само собой, когда придет время действовать.
