Сирена и Оракул (СИ) - Горожанкин Владимир
Она развернулась и вышла из моего закутка, оставив меня одного, дезориентированного и взбудораженного. Моя рука все еще ощущала фантомное тепло ее прикосновения. Голова гудела от бешеного контраста — от интимного шепота до холодного приказа, от мимолетной близости до привычной дистанции. Она играла со мной, она это знала, и я это знал. И самое худшее — или лучшее? — было то, что эта игра, эта опасная близость и внезапная отстраненность сводили меня с ума, но одновременно и заставляли работать с удвоенной силой, отчаянно пытаясь заслужить…что? Еще один мимолетный момент ее одобрения? Или просто пытаясь выжить в этом странном, запутанном танце, который она вела? Я глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках, и потянулся к телефону, чтобы начать организацию визита в пыльное царство городского архива. Работа ждала. И Сирена ждала.
Глава 3. Пыльные архивы, живые тени
Городской архив оказался именно таким, каким я его себе представлял: царством пыли, тишины и бесконечных рядов стеллажей, уставленных пухлыми папками и ветхими гроссбухами. Воздух был спертым, пахнущим старой бумагой и легкой плесенью. Единственными звуками были шелест переворачиваемых страниц, мое собственное дыхание да редкое покашливание сонной работницы архива за конторкой у входа. Это было так не похоже на привычный мне мир мерцающих экранов и мгновенных запросов к базам данных. Здесь информация не отдавалась по клику мыши — ее нужно было выкапывать вручную, терпеливо, страница за страницей.
Я провел там часы, которые слились в один долгий, монотонный день. Пальцы почернели от архивной пыли и типографской краски. Глаза устали от выцветших строк и мелкого шрифта на пожелтевшей бумаге. Разрешения на строительство, договоры аренды, акты приемки работ, финансовые отчеты за полтора десятилетия…тонны бумаги, отражающей рутинную жизнь крупной строительной компании. Поначалу я чувствовал азарт первооткрывателя, надеясь наткнуться на явную улику, на кричащее несоответствие. Но «Феникс Констракшн», по крайней мере на бумаге пятнадцатилетней давности, выглядел респектабельно, если не считать обычных для такого бизнеса мелких нарушений и споров. Никаких явных связей с «Вектором» или другими фирмами-пустышками, никаких упоминаний Рида или Торна в неожиданном контексте.
Работа была утомительной, почти медитативной в своей монотонности. Я перебирал счета-фактуры, сравнивал подписи на старых контрактах, вчитывался в протоколы совещаний давно забытых комитетов. В голове назойливым фоном звучал приказ Сирены, ее голос, переходящий от ледяной требовательности к интимному шепотку, и это подстегивало не хуже кофеина, заставляя продолжать, даже когда энтузиазм начинал угасать под слоем пыли.
И вот, когда я уже почти отчаялся найти хоть что-то стоящее, просматривая старые ведомости по зарплате и внутренние кадровые приказы одного из ранних, но крупных проектов «Феникса», я наткнулся на имя. Уолтер Дэвис. Главный бухгалтер того проекта. Ничего особенного, на первый взгляд. Но потом я нашел еще несколько упоминаний его имени в связи с другими ранними контрактами, а затем — приказ о его внезапном увольнении «по собственному желанию» с формулировкой, которая показалась мне слишком расплывчатой. Уволился он как раз незадолго до того, как «Феникс» начал стремительно разрастаться, выходя на новый уровень. Мелькнула мысль: человек, который вел бухгалтерию на заре их деятельности, мог знать что-то о первоначальных источниках капитала, о схемах, которые легли в основу их будущего «успеха».
Найти его оказалось не так уж сложно. В отличие от Рида и Торна, он не пытался исчезнуть. Старые адресные книги, пара запросов по открытым базам — и вот у меня есть адрес на тихой улочке в старом районе города.
Квартира Уолтера Дэвиса оказалась такой же неприметной и увядшей, как и весь дом. Дверь мне открыл невысокий, сутулый старик с блеклыми, испуганными глазами и трясущимися руками. Он смотрел на меня с явным подозрением и страхом, будто я был не частным консультантом, а призраком из его прошлого.
— Мистер Дэвис? — начал я как можно мягче. — Меня зовут Арториус Морган. Я занимаюсь исследованием истории некоторых городских компаний, в частности, «Феникс Констракшн». Я знаю, вы работали там главным бухгалтером много лет назад.
Его глаза забегали еще быстрее. Он попытался закрыть дверь.
— Я ничего не знаю, — пробормотал он, голос был слабым, дребезжащим. — Это было давно. Я ничего не помню. Уходите.
— Пожалуйста, мистер Дэвис, — я осторожно удержал дверь. — Мне не нужны никакие секреты. Я просто пытаюсь разобраться в некоторых финансовых аспектах их ранней деятельности. Понимаете, иногда старые ошибки, старые…неточности могут привести к большим проблемам в настоящем. Для многих людей. Если где-то была допущена несправедливость, если кто-то пострадал из-за финансовых махинаций…разве не важно попытаться восстановить правду?
Я говорил искренне. Часть меня все еще верила, что апелляция к совести, к справедливости, к простой человеческой порядочности может сработать. Что люди в глубине души хотят, чтобы правда восторжествовала.
Но Уолтер Дэвис смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Его лицо побледнело, губы задрожали.
— Правда? — переспросил он с горькой усмешкой, в которой не было и тени веселья. — Вы говорите о правде, связанной с ними? Молодой человек, вы понятия не имеете, с кем связываетесь. Правда…она вас похоронит. Как чуть не похоронила меня.
Он сильнее налег на дверь.
— Я ничего вам не скажу, — его голос сорвался на испуганный шепот — я хочу спокойно дожить свой век. Пожалуйста, уходите. Оставьте меня в покое. Они…они все еще следят. Я знаю.
В его глазах плескался такой неподдельный, животный страх, что я понял: мои идеалистические доводы здесь бессильны. Этот человек был сломлен. Запуган до такой степени, что сама мысль о том, чтобы говорить, казалась ему смертным приговором. Правда важна? Возможно. Но для Уолтера Дэвиса выживание было несравнимо важнее.
Я отступил, позволяя ему захлопнуть дверь. Щелкнул замок, потом еще один. Я постоял несколько секунд перед обшарпанной дверью, чувствуя острое разочарование и…легкую злость. На «Феникс», превративших этого человека в дрожащую тень. На себя — за наивность. Сирена бы посмеялась над моей попыткой воззвать к совести. Она бы нашла другие рычаги. Угрозы? Шантаж? Что-то более действенное, чем абстрактные понятия о правде и справедливости.
Я спустился по лестнице, снова оказавшись на тихой улице. Дэвис ничего не сказал. Но его страх сказал мне больше, чем любые признания. Он подтвердил: там, в прошлом «Феникса», действительно есть что-то грязное, что-то опасное, что-то, что они готовы защищать любой ценой. Мой идеализм потерпел поражение. Но я получил подтверждение, что копаю в верном направлении. И теперь нужно было решить, как копать дальше. И как доложить об этой неудаче Сирене. Она не любит неудач. Особенно тех, что основаны на «моральных принципах».
Я вернулся в редакцию с тяжелым сердцем и пустыми руками, если не считать пыльных папок из архива. Доклад Сирене — это то, чего я боялся едва ли не больше, чем встречи с громилами «Феникса». Я застал ее в кабинете, она изучала какие-то распечатки с непроницаемым выражением лица.
— Ну? — спросила она, не поднимая глаз, когда я остановился у ее стола. — Архив оказался золотой жилой или очередным пыльным тупиком?
— Я нашел кое-что, — начал я, стараясь придать голосу уверенности. — Бывшего главного бухгалтера одного из их ранних проектов. Уолтер Дэвис. Он точно что-то знает, Сирена. Он был напуган. До смерти напуган.
— Напуган? — она наконец подняла на меня взгляд, и в ее золотистых глазах блеснула насмешка — а ты, надо полагать, пытался успокоить его рассказами о силе правды и неотвратимости справедливости? Может, предложил ему взяться за руки и спеть «Кумбайя»?