Пробуждение Оливии - О’Роарк Элизабет

– Да боже мой, Финн, расслабься хоть немного, – ворчит Эрин. Она достает одно печенье и подносит к моему рту, но я уворачиваюсь.

– Не люблю сахарное печенье, – оправдываюсь я.

На самом деле это ложь. Что я действительно не люблю, так это тошнотворное чувство, которое вызвала у меня эта дискуссия, потому что это живое напоминание о том, что у других есть семья, которой они нужны.

– Прямо перед уходом я видела, как подружка Уилла шла в его кабинет, – говорит Николь с многозначительной улыбкой. Я раньше никогда не представляла Уилла с девушкой и… даже не знаю. Наверное, уж лучше она, чем я. – Похоже, у кого-то сегодня будет жаркое утро.

– Необязательно, – возражает Эрин. – Она ведь работает в университете: может, они просто встречаются за завтраком. Она привлекательная?

– Она же встречается с Уиллом. – Николь закатывает глаза. – Сама-то как думаешь?

Что я думаю – у девушки, которая станет с ним встречаться, должен быть заварной крем вместо мозгов. Плевать, насколько он горяч: никакая внешность не стоит того, чтобы терпеть его сволочизм.

Глава 10

Уилл

В среду наступает невыносимая жара, несмотря на то что лето было удивительно мягким для Колорадо. На утренней тренировке девчонки еле ползут, а когда дело доходит до дневного занятия, я даже не уверен, что это можно назвать «работой на скорость».

Я почти готов отпустить их пораньше. Видит бог, у меня полно других дел. Как только я освобожусь здесь, мне нужно скосить траву по периметру полей и опрыскать территорию между нашей фермой и соседней, которую не обработали на прошлой неделе. Затем я должен начать подготовку зернохранилищ: зерна в них осталось слишком мало, и силы тяжести уже не хватает, чтобы оно высыпалось самостоятельно, поэтому мне придется опорожнять их от прошлогоднего урожая вручную.

Так что я переживаю из-за фермы, из-за девчонок – из-за всего, и в этот момент на стадионе появляется мужская команда. Даже при наилучших обстоятельствах они действуют мне на нервы. Прошла всего неделя с тех пор, как мы с ними стали делить стадион, а меня уже достало, что они вечно пялятся на Оливию во время ее бега. Футбольная команда вообще сочинила целую гребаную песню, которую они заводят всякий раз, как Финнеган проходит мимо. Это просто безумие…

Честно говоря, будь я объективнее, я бы их не винил. Оливия не просто красива. Что-то в ней приковывает взгляд, даже когда вы этого не хотите. Она словно горгона Медуза. Но я, в отличие от этих болванов, хотя бы осознаю, что, очень может быть, Оливия и впрямь способна обращать в камень своим испепеляющим взглядом.

– Классно выглядишь, Финн, – говорит Брофтон.

Она закатывает глаза и продолжает идти, однако в этот момент другой парень, Пирсал, наконец отрывает взгляд от ее груди и замечает что-то на спине Оливии, где ее не прикрывает спортивный топ.

– Боже, – произносит он. – Что произошло?

Он проводит пальцем по ее коже, и Оливия подпрыгивает, будто он ее обжег.

– Ничего, – резко бросает она.

Любому, кто хоть немного знаком с Финнеган, прекрасно известно, что когда в ее голосе появляются такие нотки, то подразумевается «Отвали от меня по-хорошему». Однако Пирсал либо не в курсе, либо просто жаждет смерти.

– Не похоже на ничего, – упорствует тот. – Как это произошло?

Когда все оборачиваются, чтобы тоже взглянуть, на лице Оливии отражаются ярость и паника. Меня это беспокоит, и я понимаю, что уже направляюсь к ней с другого конца стадиона.

– Я не знаю, – отвечает она сквозь зубы. Затем, рявкнув на первокурсника, чтобы тот убрался с дороги, она поворачивается к раздевалкам.

– Что значит «не знаешь»? – смеется Пирсал. – Выглядит так, словно тебя пырнули ножом! Ты должна знать.

Прежде чем я успеваю понять, какого черта происходит, она разворачивается и бросается к нему, хватая его сзади за ворот футболки, как будто планирует пинком отправить парня через весь стадион, хотя он на голову выше ее.

– Я же сказала, что не знаю, – рычит Оливия, крепче натягивая его футболку, так что Пирсал начинает задыхаться. – Задашь мне еще один вопрос – и я затолкаю твои яйца тебе же в глотку.

Тут я наконец прихожу в себя и отрываю ее от Пирсала, а затем велю всем продолжать тренировку. Как только зрители расходятся, я резко поворачиваюсь к Финнеган:

– Что, черт побери, это было?

– Он цеплялся ко мне. – Она стоит раскрасневшаяся, частично от гнева, частично от смущения, и избегает моего взгляда.

– Он всего лишь задал вопрос. – Я удивленно смотрю на девушку, не понимая, почему она так завелась из-за чего-то столь незначительного.

– Он надо мной смеялся, – шипит Оливия. Голос звучит сдавленно, словно горе и гнев сжимают ее горло. – Ты разве не расслышал? Кто-то калечит ребенка ножом, а для вас это все гребаная шутка, да?

Я застываю на месте, мучительно медленно скрывая изумление. Она всерьез утверждает, что в детстве кто-то ударил ее ножом? Я даже не знаю, как на это реагировать. Кто вообще мог такое сделать?

– Он наверняка и понятия не имел, что речь о чем-то настолько серьезном, – наконец произношу я.

– Ну конечно, не имел, – закатывает она глаза. – Ни с кем из вас не происходит такое дерьмо. Вы все только сбегаетесь со своей сраной «заботой», пуская слюни в надежде выведать пару кровавых подробностей. Но почему-то при этом осуждают меня, хотя я всего лишь не хочу выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение.

Я запускаю обе руки в волосы. Я мог бы перечислить великое множество плохих событий, которые случались с другими людьми, но, честно говоря… Похоже, ее история все бы переплюнула.

– Знаешь, если бы ты просто ответила на вопрос, на этом бы все и закончилось.

– Я и ответила на него, – шипит она, отворачиваясь. – Ты сам-то много помнишь из своего детства?.. И в любом случае, даже если бы я знала, это не его собачье дело.

С ума сойти: кто-то ударил ее ножом.

Я никак не могу это переварить… На самом деле я вообще хочу стереть эту информацию из памяти, потому что она пробуждает во мне сочувствие, а Оливия из тех девушек, которым опасно сочувствовать. Сначала вы их жалеете, но вскоре начинаете им многое прощать и делать ради них исключения. Дело в том, что ее шансы прожить еще одну неделю и не подраться с Бетси отнюдь не велики. Какова вероятность, что она проживет без драк целый сезон? Просто нулевая. Поэтому привязываться к ней в лучшем случае бессмысленно, и я хочу выбросить все это из головы – выбросить ее из головы. Должно быть, я впервые по-настоящему благодарен, что могу отправиться на ферму и целиком погрузиться в работу.

– Что-то случилось на работе? – спрашивает мама, когда я приезжаю домой. Иногда она видит меня насквозь с такой легкостью, что это даже немного пугает.

– Ничего такого уж неожиданного.

– Но что-то не так?..

– Все так, – качаю головой я.

Разумеется, это ложь, но правда в том, что я и сам не знаю, что не так. Я не понимаю почему, но, похоже, в моей голове появилось отдельное место специально для Оливии Финнеган: если я не думаю о чем-то еще, мое внимание автоматически возвращается к ней.

Когда я пробыл в поле по меньшей мере часа два, ко мне подъехала мама на гольф-каре.

– Ты оставил в доме свой телефон, – сообщила она, протягивая мне его. – Он все звонил и звонил.

Только тогда я понимаю, что солнце уже садится.

Вот дерьмо…

Как только я беру его в руки, телефон снова начинает звонить.

– Привет, Джесс, – говорю я, уже заготавливая извинения. Я и впрямь самый паршивый парень на свете. Ей столько всего приходится терпеть…