Лайза Аппиньянези - Память и желание. Книга 1
– Не надо так сильно задаваться, фрау Сильви. Вы ведь всего лишь полячка, не так ли? Вам известно, что герр Гитлер думал о поляках. Он считал вас расой недочеловеков, рабов. Вашей нации на земле не место.
Герр Карл залился безумным хохотом и показал на стену.
– Видите маленькую дырочку? Я давно наблюдаю за вами. Я знаю, какие вы, женщины.
Презрительно тряхнув головой, он развернулся и вышел, а Сильви осталось стоять посреди комнаты, дрожа от холода.
Она быстро собрала вещи и, стараясь не шуметь, вышла на лестницу. Ее трясло от омерзения. Сильви испытывала странное оцепенение и растерянность. Ей казалось, что впервые за минувшие годы гнилостное дыхание войны опалило ее своими миазмами. Сильви долго сидела на вокзале, дожидаясь поезда. В конце концов он пришел, и она продолжила свой путь. В Остраве пришлось сделать еще одну пересадку, снова дожидаться поезда, и лишь затем она наконец оказалась в Кракове.
Когда Сильви ступила на землю бывшей королевской столицы, ее растерянность не исчезла, а, наоборот, увеличилась. Сильви уже плохо понимала, зачем она сюда приехала, какая сила вынудила ее совершить это тягостное путешествие. Поездка, которая в обычные времена заняла бы от силы два дня, растянулась почти на две недели. Молодой женщине казалось, что начало ее странствий теряется где-то в далеком прошлом.
Она шла по грязным полузабытым улицам, где пахло мусором и нищетой. Худосочные детишки играли в тени каменных домов, взрослые спешили куда-то по своим делам. Повсюду раздавалась русская речь, и от этого у Сильви создавалось впечатление, что она разучилась понимать свой родной язык. Необходимо было найти комнату, отдохнуть. Сильви стала читать объявления, которыми были обклеены стены домов. Но комнат здесь не предлагали. Все объявления были похожи одно на другое: «Если кто-то видел мальчика восьми лет с каштановыми волосами по имени Томаш Пжемик, сообщите, пожалуйста, Розе Пжемик, проживающей по адресу…», «Тадеуш Коморовский, пятидесяти лет. Исчез в Варшаве пятого августа 1944 года. Будем признательны за любые сведения…» Сильви читала объявления, чувствуя, что ее начинает колотить дрожь. Я тоже должна разыскать Анджея, вспомнила она. Нужно тоже расклеить объявления, обратиться в газеты.
– Pani szuka kogos?[15]
Возле нее остановилась пожилая женщина с морщинистым лицом и тонкогубой улыбкой. На голове у женщины был цветастый платок. В первый миг Сильви померещилось, что это бабушка, но она тут же осознала свою ошибку.
– Да… То есть нет. Я ищу одного человека. Но комната мне тоже нужна. – «Женщине можно доверять», – подумала она.
– Мне сказали, что все гостиницы заняты русскими, а мне нужно где-то остановиться.
Женщина внимательно осмотрела ее, задержав взгляд на богатом пальто и дорогих чемоданах.
Сильви быстро сказала, чтобы снять возможное подозрение.
– Я приехала из Парижа, но я полька. Мне нужно кое-кого найти. Вы можете мне помочь?
Немного поколебавшись, женщина кивнула. Жадно взглянув на чемоданы, она подняла один из них.
– Идите за мной.
Вскоре они оказались в темном подъезде, стали подниматься по узкой лестнице.
– Вот мы и пришли, – объявила полька.
У Сильви опустились руки. Она увидела крошечную квартирку, состоявшую из трех комнатенок, одна из которых к тому же являлась кухней. На голых стенах никаких украшений, если не считать деревянного распятия и иконки.
Женщина провела ее в одну из комнат, убрала с кровати детские вещи и показала на хлипкий гардероб:
– Вещи положите туда. Здесь очень чисто, правда?
Она любовно погладила тощий матрас.
Оказалось, что хозяйку зовут пани Баран. Она поставила кипятить воду, чтобы Сильви могла помыться с дороги. Особый интерес у нее по-прежнему вызывали чемоданы, и она жадно смотрела, как Сильви их распаковывает. Увидев голодный блеск в ее глазах, Сильви протянула ей круг колбасы.
– Спасибо, спасибо, – закивала пани Баран, схватила колбасу и побежала прятать доставшееся ей сокровище.
Оставшись одна, Сильви села на кровать и заплакала.
На следующий день, с трудом отделавшись от детишек хозяйки, никак не желавших с ней расставаться, Сильви отправилась во французское консульство. Принцесса Матильда взяла с нее слово, что она первым делом явится к консулу и лично вручит ему рекомендательное письмо. Только теперь Сильви поняла, насколько принцесса была права. Как искать Анджея? Надеяться на объявления? Эта стратегия слишком ненадежна.
Когда Сильви нашла консульство, женщина в приемной – не то экономка, не то секретарша – сказала ей, что консула нет. Он уехал по делам, вернется не раньше, чем через две недели. Сильви пыталась упросить ее, разжалобить историей о пропавшем друге, но женщина оставалась непреклонна.
– Напечатайте объявления в газете, – сказала она, пожав плечами.
Еле сдерживая слезы, Сильви пообедала в грязной забегаловке, сходила в редакцию газеты, а затем вернулась к пани Баран. Хозяйка отнеслась к ее проблемам с сочувствием. Погладив Сильви по плечу, она после недолгих колебаний сказала:
– Пойдемте со мной. Только шляпку наденьте.
Они отправились на центральную площадь города и вошли в древний собор. Под торжественными, пахнущими сыростью сводами высилась раскрашенная статуя Девы Марии. Пани Баран велела Сильви молиться за возвращение Анджея. Она зажгла свечу, склонила голову. Дрожа от холода, Сильви последовала ее примеру. Мысленно она перенеслась в детство – в тот день, когда последний раз возносила молитву Святой Деве. Это произошло после гибели родителей и брата. Голова закружилась. Но молитва, как и тогда, не облегчила душевных мук.
Зато пани Баран была довольна. На лице ее появилась спокойная, уверенная улыбка. После этого они зашли посидеть в кафе на площади. Несмотря на холод, на скудный и почти несъедобный ассортимент, заведение было набито до отказа. Хозяйка подвела Сильви к столику, за которым сидел сморщенный старик, куривший пахучую самокрутку. Пани Баран представила свою спутницу, произнесла имя: Анджей Потацкий. Старик предложил им сесть, затянулся табачным дымом, задумчиво повторил услышанное имя. Потом покачал головой:
– Нет, не знаю. – Его десны обнажились в беззубой улыбке. – Зайдите через пару дней. Послушаю, поспрашиваю. – Тем же тоном он спросил у Сильви: – А сигареты у вас есть?
Сильви развела руками. Порывшись в сумочке, дала старику немного денег. Тот покивал головой, поблагодарил:
– Добже, добже.
Дни тянулись медленно. Сильви все не могла дождаться, пока вернется французский консул. С утра она уходила исследовать очередной квартал – заглядывала в лица людей, читала объявления на стенах, просматривала газеты. Постепенно она привыкла к звучанию польского языка, и ей казалось, что вернулось далекое прошлое. Иногда какая-нибудь из краковских улиц, озаренная особым, неповторимым светом, будила в ее памяти смутные воспоминания. По временам ноздри щекотал удивительно знакомый, хоть и неопределимый запах. Представить в этой обстановке Жакоба Жардина было невозможно, но зато за каждым углом Сильви сталкивалась с картинами своего детства.
