Анна Тодд - После
– Мы скоро вернемся, – говорю я, поднимаясь вслед за ним по лестнице.
– Ну, как вы? – спрашиваю я, когда мы оказываемся в комнате.
Вместо ответа он обнимает меня и приближает губы к моим. Мы прислоняемся к двери, и он прижимается ко мне.
– Я скучал по тебе.
Во мне все тает.
– Правда?
– Да. Я провел несколько часов с отцом в неловком молчании, изредко обмениваясь еще более неловкими репликами ни о чем. Мне нужно развеяться.
Он проводит языком по моей нижней губе и утыкается носом мне в шею. Это что-то новенькое. Приятное, заводит и что-то новое.
Его руки спускаются по моему животу, останавливаясь на пуговице джинсов.
– Хардин, мне нужно принять душ. Я вся в грязи, – смеюсь я.
Он ведет языком вдоль моей шеи.
– Я люблю тебя любой, и чистой и грязной. – Он улыбается с теми же знакомыми ямочками.
Я аккуратно обхожу его, хватаю сумку и устремляюсь в ванную. Я задыхаюсь и путаюсь в одежде и вспоминаю о незакрытой двери, только почти раздевшись. Оборачиваюсь – и вижу ботинки Хардина.
– Можно присоединиться? – улыбается он и заходит в ванную прежде, чем я успеваю ответить.
Глава 71
Он стягивает футболку и включает душ.
– Мы не можем вместе мыться! Мы – в доме твоего отца, и в любой момент могут вернуться Дакота с Лэндоном!
Мысль о том, что я увижу Хардина, абсолютно голого под душем, заставляет меня сладко замереть, но все-таки это слишком.
– Тогда я приму душ, пока ты тут стесняешься.
Штаны и трусы падают на пол, и он заходит мимо меня в ванну. Кожа на его спине двигается, очерчивая мускулы. Он проводит несколько раз по моей одежде глазами, затем осматривает себя. По нему стекает вода, блестят татуировки. Не осознаю, что таращусь на него до тех пор, пока он не задергивает резко занавеску, пряча свою идеальную фигуру.
– Ты не любишь горячий душ после долгого дня? – За шумом воды плохо слышно, но различаю в его голосе самодовольство.
– Не знаю, какой-то голый парень занял душ, – отвечаю я и слышу смех.
– Сексуальный грубый голый парень? – дразнит он. – Заходи, горячая вода заканчивается.
– Я хочу, но мыться в душе – это слишком интимное дело.
– Давай, расслабься. Это просто душ, – зовет он, открывая душ. – Прошу.
Он протягивает руку, и я разглядываю татуированное тело, блестящее от стекающей воды.
– Ну ладно, – шепчу я, раздеваясь, он наблюдает за каждым моим движением. – Прекрати пялиться, – ругаюсь я, и он хватается за сердце, словно раненый.
– Ты не веришь в мое благородство? – смеется он, и я киваю, пытаясь побороть улыбку. – Я оскорблен.
Он помогает мне забраться, а я все еще не верю, что действительно собираюсь мыться в душе не одна. Изо всех сил закрываюсь руками, пока жду, когда он выйдет из-под воды.
– Странно, но мне нравится, что ты все еще меня стесняешься.
Я молчу и осторожно протягиваю руки под воду, которую он заслоняет собой. Его голова опускается на мое плечо.
– Ты привлекаешь меня своей застенчивостью и невинностью, но все же мы займемся грязными делами. – Его тело кажется горячее воды. Я моргаю, и его руки медленно опускаются вниз. – Знаю, тебе нравится, когда я говорю пошлости.
Я киваю, и он улыбается.
– Твой пульс учащается… Я почти вижу, как под твоей нежной кожей дрожат жилки.
Он постукивает указательным пальцем по моей шее. Я не знаю, как я еще держусь на ногах: похоже, ноги (как и мозги) превратились в кашу.
Под ласкающими меня пальцами я перестаю беспокоиться, что в доме есть еще кто-то, кроме нас. Когда его пальцы опускаются на мои бедра, я невольно склоняюсь Хардину на плечо и в порыве безрассудства позволяю ему делать со мной все…
– Я люблю тебя, Тесса. Ты же мне веришь?
Я киваю. Интересно, зачем он снова спрашивает меня, за последние сутки мы же это сто раз говорили.
– Верю, – хриплю я, откашливаясь.
– Хорошо. Я никогда никого раньше не любил. – Переход от игривости к серьезности так быстр, что я за ним не успеваю.
– Никого?
Я знаю; но так приятно, когда он сам говорит это, особенно когда мы так близки. Я думала, он сразу засунет голову мне между ног, без излияния чувств.
– Нет, никого, даже близко.
Интересно, была ли у него раньше любимая девушка? Нет, не хочу этого знать. Он говорил, что ни с кем не встречается, – и мне достаточно.
– А, – только и могу сказать я.
– А ты любишь меня так, как ты любила Ноя? – спрашивает он.
Что-то среднее между кашлем и вздохом вырывается с моих губ, и я отвожу глаза. Хватаю с полки шампунь. Мы тут уже несколько минут, а я еще даже не помылась.
– Да? – настаивает он.
Я не знаю, что отвечать. С Хардином все по-другому, не так, как с Ноем. Мне кажется, я любила Ноя. Любила, но не так. Любить Ноя было удобно и безопасно, чувство к нему всегда было спокойным. Любовь к Хардину – дикая и безудержная, она испепеляет каждый мой нерв, ее всегда недостаточно. Я не хочу расставаться с ним никогда. Даже когда он сводит меня с ума и я решаю держаться от него подальше.
– Я воспринимаю твое молчание как «нет», – говорит он, отворачиваясь от меня и пропуская под душ.
Мне тесно в узком пространстве ванны, и воздуха слишком мало, слишком душно от горячего пара.
– Это не одно и то же.
Как ему объяснить? Он поводит плечами. Я знаю, что он мрачен. Я обнимаю его и прижимаюсь губами к спине.
– Это не одно и то же, но и не то, что ты думаешь. Я люблю тебя по-другому. С Ноем было спокойно, он был мне как брат. Я чувствовала, что должна любить его, но на самом деле это другое, не так, как с тобой. Пока я не полюбила тебя, я не знала, что такое любовь. Даже смысла этого слова не понимала.
За последнее чувствую уколы совести; но я знала, что не люблю Ноя с момента, как впервые поцеловала Хардина.
– Ладно. – Когда он поворачивается, взгляд его уже мягче. Похоть, тревога исчезли, сменившись… любовью? Или облегчением, не знаю. Он наклоняется и целует меня в лоб. – Я просто хочу быть единственным, кого ты любишь.
Как он, раньше такой придурок, сейчас может говорить такие вещи? Несмотря на собственнические интонации, сказанное приятно и для него удивительно прилично.
– Так и будет, – обещаю я. Он, кажется, доволен моим ответом и снова улыбается.
– Теперь не можешь ли ты подвинуться, чтобы я смыла с себя грязь до того, как закончится горячая вода? – говорю я, мягко отодвигая его.
– Я тебе помогу.
Он хватает мочалку и намыливает ее. Я глубоко вздыхаю, когда он трет меня, вздрагиваю, когда он проводит по чувствительным местам, слегка замедляясь.
