Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Гулять днем у меня совсем нет настроения. Поэтому спускаюсь в спортзал и убиваюсь на дорожке битых два часа, пока усталость в теле и горящие суставы не разбавляют оставленное Авдеевым взведенное, но не разряженное желание. Только после этого возвращаюсь в номер и еще полчаса торчу в прохладном душе, воображая себя героем романа, который пытается справиться со стояком. Только мой «стояк» в голове.

Весь оставшийся день слоняюсь по номеру, как тигр в клетке. Огромные окна с видом на Центральный парк больше не радуют — они давят, напоминая о том, какой он большой, этот город, и какая я в нем маленькая, потерянная, ждущая своего хозяина.

Хозяина, господи. Докатилась, Крис.

Пытаюсь занять себя делом — вылет в Майами завтра рано утром, значит, нужно собрать вещи. Его и свои. Достаю из шкафа его дорожную сумку — дорогущую, кожаную, от какого-то бренда, название которого я даже выговорить не смогу. Раскладываю на кровати авдеевские рубашки, костюмы, футболки, джинсы. Каждая вещь пахнет им, и я, как последняя идиотка, утыкаюсь носом в кашемировый свитер, пытаясь вдохнуть и удержать в себе его запах.

Пишу ему сообщение, стараясь придать голосу (точнее, буквам) максимум сарказма:

Я: Вадим Александрович, это ничего, что я сложу ваши монаршие тряпки для поездки в теплые края? А то вдруг они неприкосновенны.

Подумав секунду, вспоминаю его утренний «урок», раздеваюсь, падаю сверху на весь его разложенный на кровати дорогущий гардероб, делаю пару голых селфи и скидываю вдогонку. Хочу, чтобы в эту минуту сидел на каких-то своих жутко важных переговорах или типа того, посмотрел — и у него встал. И ему было так же больно, как мне все чертово утро!

Ответ приходит почти сразу, и я даже вздрагиваю от неожиданности.

Хентай: Барби, выебу же как сидорову козу.

Я вдруг дико краснею.

Переворачиваюсь на живот, подтягиваю под себя его рубашку, жадно втягиваю запах.

Пялюсь на экран телефона, который снова оживает.

Хентай: Раком поставлю — и выебу.

Хентай: Пищать у меня будешь.

Хентай: Пиздец хочу тебя, мелкая.

Хентай: Все, не отвлекай.

Я со стоном переворачиваюсь обратно на спину, прижимаю теплый телефон к дрожащему животу и пытаюсь справиться с дрожью.

Складываю основную часть его вещей (стараюсь не слишком часто представлять, как он будет выглядеть в коротких льняных шортах где-нибудь на пляже), принимаюсь за свои. В Нью-Йорк я прилетела с маленькой спортивной сумкой, но день шопинга превратил ее в два чемодана (которые я тоже предусмотрительно купила). На это уходит пара часов.

Еще пару часов трачу на то, чтобы составить маршрут нашего вечера. Не тот, который показывают туристам. А тот, который знаю только я. Места, где я когда-то чувствовала себя живой. Или хотя бы пыталась. Хочу удивить свое Грёбаное Величество. Хочу увидеть на его лице еще что-то, кроме этой вечной снисходительной усмешки хозяина жизни. Хочу, чтобы он хоть на пару часов забыл о своих миллионах и сделках. Хочу, чтобы он увидел меня — не Барби, не игрушку, а Кристину. Ту, которая когда-то выживала в этом городе, не имея за душой ни гроша.

Ближе к пяти я начинаю собираться. Душ. Легкий макияж — только тушь на ресницы и немного блеска на губы. Волосы оставляю распущенными — пусть делают, что хотят. Сегодня я не буду наряжаться в дорогие платья и туфли на шпильках. Сегодня будет другой образ. Мой.

Натягиваю любимые, чуть потертые джинсы, которые идеально сидят на заднице. Ту самую толстовку с кричащей надписью «AMERICAN LUXURY», удобные кеды.

Вадим приходит почти вовремя, всего на каких-то жалких десять минут позже обещанных пяти. Я встречаю его у двери, стараясь выглядеть максимально непринужденно, хотя внутри все вибрирует от напряжения.

— Вижу, ты уже готова показать мне трущобы и притоны. — Он усмехается, скользит по мне взглядом. — Я полагаю, мне надо соответствовать?

— Обязательно, Вадим Александрович, — отвечаю ему в тон, пропуская мимо ушей его «трущобы и притоны». — Сегодня у нас программа «почувствуй себя обычным человеком». Это тебе не на сноуборде понтоваться — это настоящий экстрим.

Он тихо смеется, просит дать ему полчаса на душ и «наряд на вечеринку года».

И как только он уходит, мой телефон пикает входящим.

Я даже не сразу понимаю, кто такая «Марина-Ноготочки», и почему она вдруг спрашивает, какая погода в Нью-Йорке. Даже хочу удалить и заблокировать, в первую минуту решив, что просто ошиблись номером.

А потом доходит.

Так оглушительно, что ноги подкашиваются и я только чудом успеваю уронить свое обмякшее от страха тело на диван. Судорожно хватаю воздух, дергаюсь от внезапного звука из душа, но потом понимаю, что это был просто какой-то мой личный фантом — оттуда разносится только мерный шум воды.

Проверяю сообщение еще раз, но его смысл не меняется.

Гельдман откуда-то знает, что я в Нью-Йорке.

Хотя «откуда» — понятно. Его «крыса» хорошо делает свою работу.

И пока я соображаю, что ответить — и отвечать ли вообще — он присылает следующее.

«Ты же держишь ушки-на-макушке, девочка? И не планируешь вернуться ко мне с пустыми руками? Я бы очень расстроился»

Я быстро удаляю сообщения, так ничего и не ответив, потому что Вадим выходит из душа и сворачивает в спальню.

Пока прислушиваюсь к его шагам, мысленно уговариваю себя пойти ва-банк и все ему рассказать. Сначала про «крысу» — он должен знать. А потом, когда он начнет задавать логичные вопросы…

Но так и не успеваю придумать подходящую для своего армагеддона фразу, потому что выходит Вадим, и я на мгновение забываю, как дышать.

Буквально.

Воздух застревает где-то в легких, а я просто стою и пялюсь на него, как последняя идиотка.

Никаких дорогих костюмов и идеально сидящих рубашек. На нем — обычные, чуть выцветшие джинсы, простая черная футболка, которая обтягивает его мощный торс так, что видно каждый мускул, и короткая кожаная куртка. На голове — черная бейсболка, козырек которой чуть прикрывает глаза, делая его взгляд еще более пронзительным и опасным.

Твою мать. Блядь. Господи, просто… за что?!

Он выглядит… иначе. Совсем иначе. Не как Вадим Авдеев, владелец многомиллионной империи. А как… просто мой Тай. Тот, который может быть жестким, безжалостным, но одновременно — до одури сексуальным и притягательным в своей этой неприкрытой, почти первобытной мужественности. И реально выглядит как какой-то дерзкий пацан. И от этого — еще более желанный.

Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание, как сердце начинает колотиться где-то в горле.

Ты пропала, Крис. Окончательно. Бесповоротно.

Потому что этот Тай, в кожаной куртке и бейсболке, нравится мне до дрожи в коленях, до помутнения в мозгах, до желания забиться под эту куртку и никогда оттуда не вылезать.

— Что-то ты притихла, коза, — он усмехается, видя мое ошарашенное лицо. — Я, типа, перестарался с «соответствием»? Или твой «настоящий Нью-Йорк» не готов к такому брутальному вторжению?

Я сглатываю, пытаясь вернуть себе дар речи.

Подступаю на шаг.

Завожу руки за спину, чтобы не поддаться слишком сильному соблазну обнять его, забить на собственный план и потащить в постель. Или, нет, до постели дальше, чем до дивана.

— Распиздяйство тебе к лицу, Тай, — говорю совершенно промокшим от желания голосом. Слова застревают в горле. Ладно, к черту. — Ты просто… просто охуенный, Тай. Вот так. Напомни мне сначала зайти в магазин хозтоваров.

Он подходит ближе, закидывает руки мне на плечи, наклоняется к моему лицу — как обычно, сгибаясь почти вдвое — и вопросительно ждет расшифровку.

— Купим пару мешков для строительного мусора, — пытаюсь справиться с дыханием, но теперь, когда его лицо буквально у меня перед носом, это уже даже не задача со звездочкой, а нерешаемая теорема Ферма. — Вырежу в них дырки и запакую тебя.