Нелли Осипова - Итальянское каприччио, или Странности любви
Старшеклассники провожали ее гурьбой, а волоокий красавец и известный наглец из десятого «Б», избалованный вниманием девочек, даже осмелился взять ее под руку, что она со смехом пресекла.
Расплата за волейбол последовала незамедлительно: утром директриса, как говорят шахматисты — ан пассан, то есть на проходе, остановила ее и, отведя в сторону, сказала, что педагог, даже если она физрук, не говоря уж о преподавателе такого серьезного предмета, как история, не должен прыгать на волейбольной площадке в непристойно коротеньких трусах и пропотевшей футболке без бюстгальтера.
— Почему? — Аня уперлась взглядом в переносицу директрисы, чего та терпеть не могла.
— Анна Андреевна, помилуйте, ваши трусы больше напоминают бикини, чем спортивную одежду!
«Старая ханжа!» — взъярилась мысленно Аня, но вслух сказала:
— Они столько задниц видят каждый вечер по телеку!
— Но ведь речь идет об учительской, как вы выразились, заднице! — вспыхнула директриса.
— Если вы хоть раз в жизни играли или наблюдали волейбол, то должны бы знать, что на площадке смотрят только на мяч, — отпарировала Аня.
— И все-таки учительница может играть с учениками в волейбол только в нормальном спортивном костюме, в брюках!
— А может, лучше бы подошел противорадиационный? Во всяком случае, тем, кому есть что скрывать, — с этими словами Аня гордо пошла в учительскую.
Там ее ждала телефонная трубка, вернее, англичанка с телефонной трубкой в руках, вовсю кокетничавшая с Олегом.
— Тебя, — проговорила она, с сожалением передавая ей трубку.
Учительская притихла. Олега дамская часть учителей любила, Анин развод категорически не одобряла, и потому его звонок всех заинтриговал. Олег кричал так, что вся учительская слышала все.
— Я вчера прилетел из Милана!
— Догадываюсь.
— Лена шлет тебе тысячи поцелуев.
— Переходи к делу, Олег, у меня урок через три минуты.
— Мне все утвердили, — зачастил он. — На создание сценария дали месяц. Без тебя я не справлюсь.
— У меня начало учебного года, надо…
— К черту надо! Идея твоя? Твоя. Кстати, в титрах так и будет написано: «По идее Анны Хотьковой». Ты просто обязана мне помочь. И в договоре предусмотрена оплата консультанта. Поверь, никакую твою учительскую зарплату и сравнить нельзя.
Прозвенел звонок.
— Олег, слышишь, звонок.
— У тебя сколько уроков?
— Шесть, — покорно ответила Аня.
— Я подскочу к концу занятий, и мы все решим!
Когда она положила трубку, то обнаружила, что никто из учителей, кроме старенькой математички, на уроки не ушел. Все смотрели на нее вопросительно. Заговорила англичанка:
— Ты, надеюсь, согласишься?
— На что?
— Как на что? Да он же всеми словами просит тебя вернуться к нему, неужели непонятно?
— Я лично поняла только, что он просит меня стать консультантом в его новом фильме.
Аня вошла в класс с улыбкой.
— Ребята, — обратилась она к классу, усаживаясь, — если вы пообещаете мне выучить программный материал по учебнику, — она подняла книжку и перелистнула три жалкие странички, — я расскажу вам… — она сделала паузу, придумывая, что же расскажет, — о Нижегородской ярмарке, о гастролях там частной оперы Саввы Мамонтова с молодым Федором Шаляпиным, о том, как он объяснился в любви своей будущей жене, балерине из Италии Иоле Торнаги.
— Конечно, обещаем! — закричал класс.
— Но я проверю на следующем уроке. А теперь слушайте..
…Когда после занятий они выходили из школы с Олегом, Аня услышала, как красавец из десятого «Б» довольно точно пел молодым баском:
Онегин, я клянусь на шпаге, Безумно я люблю Торнаги!
Именно так объяснился в любви Шаляпин, исполнявший партию Гремина в «Евгении Онегине», своей будущей жене и получил за это выговор от владельца оперы Мамонтова, хотя по воспоминаниям современников сам Мамонтов едва удерживался от смеха.
— Ты разбазариваешь сюжетные ходы фильма, — шутливо набросился Олег на Аню.
— Просто у меня хорошее настроение, — ответила она и подумала, что, видимо, причина кроется в нарастающем предвкушении интересной и увлекательной работы с материалами к фильму, а возможно, и в подсознательном ожидании какой-то радости, которая должна же наконец прийти на смену всем ее неприятностям.
Она вернулась домой около десяти. Ее ждало письмо от Лены, каким-то невероятным образом дошедшее за десять дней. Лена рассказывала о событиях, о которых уже сообщил ей Олег. Он все-таки вовлек ее в работу над переводом синопсиса, потом получилось так, что ей пришлось переводить на небольшом совещании по поводу фильма, потом появился оператор-англичанин, и Лена переводила уже и с русского, и с английского на итальянский и обратно, а когда понадобился перевод с французского, она легко справилась и с ним. Продюсер пришел в восторг и сказал, что будет работать только с этим переводчиком, тем более что синьора великолепно знакома с темой фильма.
Аня перечитала письмо еще раз, положила его на стопку книг о Шаляпине, перебрала пачку библиотечных карточек, приняла душ и легла спать.
День, такой яркий, насыщенный, светлый, завершился. Что ждет ее? Будут ли еще такие же дни или со дня на день кончится бабье лето, пойдут дожди и начнется тусклая, серая, промозглая московская жизнь от урока к уроку с редкими выходами в консерваторию или на историческое общество?..
Прошла неделя.
Позвонил отец и предложил пойти в Малый зал консерватории, и Аня, несмотря на крики и вопли Олега, что у них нет времени ни одного часа, согласилась — работа с Олегом очень утомляла, часто вспыхивали ссоры. В творчестве он был обидчив, как ребенок, написанное считал чуть ли не незыблемым, замечания встречал в штыки, одновременно требуя критики.
Несмотря на то что отчетный концерт проходил днем, Аня, зная консервативный вкус отца, принарядилась — благо в школе у нее оказался свободный день, и выглядела так, что и сама осталась довольна собой.
Они встретились с отцом у входа в Малый зал. Стояла хорошая погода — конец октября, бабье лето доживало свои последние дни. Народу собралось довольно много, большинство с цветами. Они поднялись по лестнице на третий этаж. Аня с грустью отметила, как тяжело дышит отец, и предложила прежде, чем войти в зал, посидеть несколько минут на диванчике, у окна, переждать начавшуюся одышку. Она рассказала о письме Лены и о работе с Олегом.
— Ты совершенно уверена, что у тебя к Олегу ничего?
— Совершенно, — с чистой совестью ответила Аня. — Мы друзья.
— Скажу по секрету, мама иногда вздыхает и надеется.
Они встали, взяли у дежурной, сидевшей за маленьким столиком у входа в зал, программку и направились к двенадцатому ряду, давно облюбованному ими.