Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила
— У твоей матери, Нери, очень странные представления о традиционной семье. В ней жена должна быть другом, а не предметом мебели, не рабочей скотиной и не шутом. Мои предки, конечно, тоже не лучший образец, но я их давно не слушаюсь, а вот твоя мать на тебя до сих пор влияет и ты не решаешься настоять на своем. Я допускаю, что Андрею Петровичу с ней хорошо, но не забывай, что мы с ним разные люди.
Увы, понятия Надежды Павловны о семейной жизни распространялись не только на быт — понемногу она прощупывала и более интимную почву. Она не сомневалась, что любой мужчина рано или поздно начнет изменять, а уж о красивом и богатом нечего и говорить. И поскольку с каждым годом вокруг будет все больше женщин моложе и свежее супруги, надо очень умело изворачиваться, чтобы он ограничивался разовыми «прогулками» на стороне и не бросал семью.
Когда мать заявила об этом Нерине открытым текстом, дочь поколебалась, но все же решила задать ей опасный вопрос:
— И что, папа тоже такой? У вас было нечто подобное?
— Твой папа? — переспросила Надежда Павловна, улыбнувшись удивленно, но совершенно спокойно. — Нет, он оказался исключением, это я точно знаю. Но не потому, что он какой-то возвышенный и идеальный, все гораздо проще. Ему немного нужно, вот в чем дело. Он с удовольствием может много лет работать в одном месте, ходить в старом любимом свитере, отдыхать только на даче и общаться с одними и теми же людьми. Мне повезло, что у него такое ленивое отношение к жизни: ведь парнем-то он был красивым, ты уж мне поверь! Не хуже, чем твой муж, но далеко не такой избалованный, да и воспитывался в другое время. А вот за такими, как Костик, нужен глаз да глаз, и еще больше надо следить за собой. Раз муж на тебя денег не жалеет, так пользуйся, совершенствуй свое тело — для нас, женщин, это главное оружие. Белье какое-нибудь поинтереснее купи, в хороший салон красоты сходи, а то по-прежнему ведешь себя как девчонка, а не мужняя жена. Конечно, супружеский долг — дело такое, никто из нас его особенно не любит, но это наша женская доля. Хочешь жить без забот и тревог о будущем, так умей вертеться, Неричка...
Денег, к слову, муж для Нерины в самом деле никогда не жалел — подарил машину, оплачивал любые творческие курсы и поездки, водил на лучшие спектакли и концерты, на которые было сложно достать билеты. Но и она не оставалась в долгу. У Нерины была привычка покупать со своей зарплаты какие-нибудь мелкие, но необычные подарки для мужа или мастерить их самой — булавки для галстука, магниты в машину, брелки, стилизованные под корейские плетеные подвески с какими-нибудь эпатажными элементами.
Костя всякий раз искренне радовался подобным знакам внимания и в ответ баловал жену приятным вечером с чаем, заварными булочками или сладкими роллами, приносил ее любимые пепельно-серые розы. Сам он тоже очень любил цветы, особенно почитаемый у корейцев гибискус, который казался Нерине и красивым, и немного жутким, — ярко-красная сердцевина среди белоснежных лепестков выглядела будто расплывшееся пятно крови. Но она охотно разводила этот цветок у них в саду, который вообще был предметом гордости. Перенимать восточные ландшафтные традиции, как в родительском доме, Костя не хотел, предпочитая диковатую и поэтичную атмосферу Питера и области, с минимумом декора и первозданной красотой хвойных зарослей и грубого гранита.
Словом, Нерине всегда было о чем поговорить с мужем и занять собственный досуг. Новых подруг после Оли она не обрела, а среди соседей по элитному поселку чувствовала себя чужой, — это в основном была обеспеченная молодая поросль корё сарам, связанная старой фамильной дружбой или бизнесом. Костя и сам относился к этому соседству скептически, называя поселок «резервацией», а Нерина как закрытый человек в принципе не умела скучать поодиночке. А бояться неверности мужа она больше не видела оснований, потому что он однажды сказал ей, что для мужчины в сексуальных отношениях главное вовсе не красота белья и даже не молодость тела, а возможность быстро и грубо скинуть стресс. Об этом не принято было говорить вслух в «приличной семье», и истина подменялась именно теми ханжескими представлениями, которым Костю когда-то учил отец, — теми, в которых любовь, семья и секс для мужчины лежали в абсолютно разных плоскостях, и жена существовала для потомства и приличия, а мимолетные связи для облегчения в нервной жизни и возможности побыть самим собой. И Костя не сомневался в правильности такой концепции, пока не встретил Нерину.
Поэтому ему было очень нелегко заговорить об этом с женой и тем более просить ее о чем-то из области потаенных фантазий, в которых не было места «высокому». А если точнее — пришлось переступить через все свои мужские убеждения. Но Костя все же решился, поняв, что от этой грязноватой темы будет зависеть такой возвышенный вопрос, как их семейное счастье. «Видишь ли, Нери, дрянная мужская натура состоит не в том, что ему не хватает одной женщины — это как раз полная чушь, — а в том, что когда он заведен до предела, даже самая любимая женщина воспринимается как нечто безликое и бесправное, существующее только для того, чтобы... ну, ты понимаешь. Знаю, это неприятно звучит, но я просто не хочу тебе врать» — сказал он бесстрастно.
Однако Нерина, к его удивлению, не только не обиделась, но и поблагодарила за такое доверие: ведь перед кем еще открываться во всех интимных потребностях, тайнах и изъянах, как не перед близким человеком? И именно тогда Костя стал понимать, почему женщины относятся к супружеской измене как к душевному предательству.
Единственное, что в самом деле иногда смущало молодую женщину, — то, что она порой задавалась вопросом, любит ли она своего мужа или ей просто на данный момент комфортно с ним. И любит ли он ее? Быть может, он просто сделал разумный и сознательный выбор, который основан не на эмоциях, а на поиске надежного и удобного тыла? Они никогда не обсуждали эту тему, и с одной стороны, их обоих все устраивало и жалеть было вроде и не о чем. А с другой...
О любви Нерина до сих пор судила по канонам странных и в основном мрачных стихов и прозы, где это чувство было связано с болью, бессонницей, метаниями между запретным и дозволенным, наслаждением, замешанном на надрыве, «окрашенном кровью». Но никак не со спокойным чаепитием у камина, не с прогулками по осеннему парку или заснеженному заливу, не с цветоводством и не с долгим приятным послевкусием от близости. И даже не с неловким инцидентом в той поездке, о котором Нерина уже вспоминала с юмором.
А когда она давала волю этим неудобным мыслям, ей вспоминалась короткая и яркая история в Аддис-Абебе, с терпким запахом кофе, огнями ночных баров и постыдными объятиями в темной комнатушке, — и вопреки всем доводам разума холодило внутри сомнение: а не было ли в ней «то самое», с запретами, бессонницей и кровью, дающееся один раз, без другого шанса? Не упустила ли она нечто драгоценное ради стабильности, просчитанных перспектив и покоя родителей? И где сейчас этот парень? Подался ли он обратно в порочную и рискованную стезю отчаявшегося хулигана или сумел все-таки переломить судьбу и тоже, как она, зажил спокойной жизнью с подходящим человеком?
4.Жена за мужа
Нетрудно догадаться, что Нерина спустя столько лет стала искать встречи с бывшим женихом именно из-за того, что тлеющие угольки этих предательских мыслей в конце концов разгорелись. Но не от скуки супружеского однообразного благополучия, не из-за кризиса среднего возраста, хоть она и была из таких натур, которые особенно ему подвержены, а из-за роковой совокупности нескольких факторов.
Назойливая опека Надежды Павловны, с годами все чаще пугающей дочь, что она развалит семью, если начнет расслабляться, была только половиной беды. Нерина успела понять, что если мать за что-то и боялась, то лишь за собственный покой, который обеспечивал зять, даря путевки на хорошие курорты и в санатории. Однако будучи тихой и послушной дочерью, она держала эти мысли при себе, к тому же, у Нерины было мало других собеседников и с годами ограниченность общения начала вызывать горечь и недовольство собой.
