Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила
3.Взрослые не обманывают
Несмотря на такое своеобразное возрождение романа, супружеская жизнь Нерины и Кости началась красиво и размеренно, в полном ладу между традициями, современностью, обязанностями и собственными вкусами. Нерина поначалу боялась, что ее жизнь отныне будет состоять только из ухода за своей внешностью, дабы услаждать взоры мужа и его партнеров, но когда она с успехом закончила аспирантуру, он, к ее радости, сам настоял, что ей стоит работать. У Кости был свой фетиш насчет идеальной жены: наличие интеллекта и харизмы он находил более пикантным, а главное, стойким ароматом, чем умение носить глубокие декольте и вытягивать губы.
Из-за этого ему даже снова пришлось поспорить с отцом, который считал лучшей ролью для женщины украшение и тыл в жизни супруга. Мать Кости, как правильную корейскую жену, этот расклад устраивал, но Нерина, насколько он знал, была совсем другой, и он считал нецелесообразным лишать ее любимого занятия и личных денег, пусть и скромных. Кроме того, она продолжала заниматься творчеством, немало времени уделяя росписи по стеклу, шитью и созданию кукол, которые напоминали гостей средневекового бала с сомнительными забавами и возможной жуткой развязкой. На ее счету даже было участие в нескольких выставках прикладного творчества и она завоевывала уважение у культурной прослойки Питера. Со временем Костя стал охотно привлекать жену к делам — ее финансовые способности были равны нулю, но она давала толковые советы по оформлению залов, любила сочинять всякие немыслимые эскизы скатертей, светильников и занавесок, и он с гордостью говорил об этом другим рестораторам.
Что же до разрыва Нерины с Олей и Митей, то здесь Костя действительно приложил руку, так как эти ребята хорошо относились к Айвару и в той или иной степени могли напоминать Нерине о ее злосчастном романе. Костя не желал брать в их совместную жизнь ничего, что несло в себе такую опасность, и из этих соображений даже скрыл от нее то, что скончался дед Гриша и семья Мити зовет ее попрощаться со стариком, который в детстве считал ее родной. Когда Нерина с опозданием об этом узнала, она ничего не сказала мужу, успев уяснить из поучений матери, что его слово нужно ставить выше собственных «прихотей», но плакала весь день, пока его не было дома. Она знала, что Костя фильтрует ее переписку, но прежде относилась к этому иронично, считая, что ничего интересного он все равно там не найдет. Первое настолько откровенное злоупотребление ее покладистостью очень задело Нерину, и она промолчала, но все-таки взяла эту историю на заметку.
Тем не менее именно старания стать идеальной женой и посвятить семье безраздельно себя всю, как советовала мать, сыграли с Нериной роковую шутку.
Надежда Павловна стала усердно готовить дочь к «правильному» замужеству, как только молодые приняли решение, и девушке показалось, что о ее бывшем женихе мать вообще начисто забыла. Ее хлопоты и умиление предстоящим торжеством были будто скопированы с недавнего опыта, и Нерина про себя горько шутила: заметила ли та вообще, что в «программе вечера» появился другой мужчина?
Андрею Петровичу, к слову, не очень нравилось то, как сваты организовали торжественный банкет, слишком помпезный и, на его взгляд, какой-то холодный. Уже тогда он с ноткой тоски припомнил о тихом Айваре с отсутствием родни, который вообще предлагал расписаться и отметить это в узком домашнем кругу. Нет, он ни в коем случае не возжелал видеть его своим зятем вместо Кости, ему просто хотелось бы немного подкорректировать ситуацию. Но это, увы, было невозможно, поэтому ее пришлось принять как есть.
Заодно он смирился с тем, что ему отныне предстоит быть на вторых, а то и вовсе проходных ролях в жизни дочери. Семья Ким с уважением относилась к Андрею Петровичу, поздравляла во все общие и корейские праздники и даже сделала ему символический подарок, дав новому ресторану название «Золотая слива» — в нем соединялись значения двух родовых фамилий. Но он, будучи человеком скромным и в то же время самолюбивым, крайне не желал, чтобы его заподозрили в подобострастии к людям более высокого ранга, и потому дистанцировался от них сам, несмотря на глубокую тоску по дочери.
Зато мать после свадьбы осталась постоянным наставником Нерины в том, как вести дом и обеспечивать супругу душевный покой и комфорт. Она наконец стала обучать дочь кулинарии, что оказалось безуспешным и очень изматывающим делом: Нерина все добросовестно зубрила, отмеряла и смешивала, но в итоге лишь зря портила продукты. Поскольку Костя не видел в этом никакой проблемы, Нерину эта «учеба» поначалу даже слегка забавляла. Считая, что матери стало некуда пристроить свою творческую энергию, она потакала ей, выслушивала и не спорила. К тому же, многие ее рекомендации казались не просто устаревшими, но и откровенно бессмысленными.
Надежда Павловна, к примеру, настаивала, что хорошая жена обязана вставать на пару часов раньше мужа, чтобы успеть сбегать за пирогами в булочную (если уж никак не может их напечь), а потом накрыть стол по-парадному, нарядиться, сделать макияж и прическу. Мудрости про «любовь глазами» и «путь через желудок», как говорила мать, были придуманы не зря, и доводов против этого у молодой женщины не нашлось.
Однако Нерине было сложно применить это в своем быту, так как Костя сам всегда вставал очень рано, чтобы быстро позавтракать рисовой кашей и желтым чаем, сходить на пробежку, немного поработать и вообще побыть наедине с собой — как он говорил, «без лишней суеты». Этим правилам он никогда не изменял даже при питерской специфике светового дня. Нерина же просыпалась позже, провожала его и только потом неторопливо завтракала сама и ехала на работу. Тем не менее ей подспудно казалось, что в этом есть что-то неправильное, хотя самому Косте только досаждали хлопоты и чрезмерное стремление угодить.
У него была только одна причуда: он любил, чтобы Нерина перед уходом расчесывала и убирала ему волосы, завязывала галстук и подавала пиджак, наподобие какой-то восточной аристократической церемонии. Но ей все это представлялось необременительным и даже приятным, как и прочие корейские традиции, которые Костя позаимствовал из своего отчего дома, — ходить по дому исключительно в белых носках или пить чай из аутентичных керамических чашек тускло-зеленого оттенка. В их доме, как и у его родителей, у каждого была личная территория, но если старшего Кима никто не смел беспокоить без предварительной просьбы чуть ли не в письменном виде, то Нерина могла зайти к мужу в любой момент.
Но почему-то Надежда Павловна не радовалась за дочь, а постоянно указывала ей на то, что та живет слишком вольно для семейной женщины: с чего это при молодой здоровой хозяйке уборку делает помощница? Почему вместо полезных и затейливых домашних ужинов Костя, которому положено быть кулинарным эстетом, заказывает по выходным пиццу или пироги? Как Нерина может засиживаться до глубокой ночи со своими статьями, зная, что супруг предпочитает соблюдать режим и ложиться спать в одно и то же время?
Когда мать выговаривала Нерине что-нибудь на эту тему, это выглядело как тревога за свое непутевое дитя, но молодую женщину всегда что-то царапало в ее словах, будто на самом деле та преследовала какую-то другую цель. Уж очень напористо звучало ее вечное предупреждение: «Ни один мужчина такого не потерпит!»
Однако годы шли и Костя «терпел», а вернее, считал, что в их супружеской жизни роли распределены более чем гармонично, — на нем бизнес, активы, связи, задел на будущее, в том числе родительскую старость, а на жене поддержание уюта, прием гостей, обустройство досуга, решение проблем более мелкого калибра. До него косвенно доходило то, что Нерина обсуждала с Надеждой Павловной, и он не скрывал своего скепсиса по этому поводу. Однажды Нерина осторожно спросила мужа, почему он так критически относится к ее советам, правда, не рассчитывая услышать в ответ что-то кроме отговорки про «бабские дела». Но Костя неожиданно сказал совсем другое, хоть и без особой охоты:
