"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Крейн Генри

— Сомневаюсь, мистер Роулингс. Подобные случаи неоднократно рассматривались в судах, но мистеру Капнику не выиграть этот процесс, если даже он осмелится затеять его. Подумайте сами, у него ведь нет никаких доказательств. Что он сможет предъявить судьям? Разве что свои голословные утверждения. В общем, это не должно вас беспокоить, доктор.

Роулингс раздраженно махнул рукой.

— Это не имеет значения. Я все равно хочу найти его.

Злобно пхнув ногой упавшую с дивана подушку, Роулингс сказал:

— Ладно, думаю, что нам больше не стоит здесь задерживаться. Похоже, они еще не приходили сюда. Идем.

Осторожно приложив ухо к двери, Перл прислушивался к происходящему в гостиной. Спустя несколько секунд шаги утихли, и раздался шум хлопающей входной двери.

— Они ушли? — осторожно спросила Келли.

Он кивнул головой и прошелся по комнате.

— Да, ушли. Черт возьми, это я виноват. Как же я не подумал о том, что Роулингс еще коварнее на самом деле и может вытянуть из людей информацию. Ему наверняка кто‑то рассказал о том, кто такой Перл. Квартира засвечена, нам надо поискать себе более безопасное убежище.

Оуэн ошалело посмотрел на него.

— А разве ты не Перл?

Тот широко улыбнулся.

— Да, но я человек разносторонних увлечений. А что тебя так смущает, Оуэн? Я известен людям под разными именами. У меня такое хобби.

Мур судорожно сглотнул и отвернулся. Тем временем Келли провела пальцем по корешкам книг на большой полке, висевшей на стене.

— «Язык и мысли», «Метафизическая поэзия», «Божественная комедия», Плутарх. Тебе все это нравится?

Он улыбнулся.

— Да, это помогает мне жить. Я бы уже давно рехнулся в этом сумасшедшем доме, если бы постоянно не обращался мыслями к своим любимым собеседникам — Данте, Шекспиру, Плутарху. В общем, именно они стали моими учителями и именно из‑за них я иногда пописываю. Но вообще‑то я — дворецкий и шофер.

Она восторженно посмотрела на него.

— А кто ты еще?

Он широко развел руками.

— Я — все и ничто. Я — всякий и каждый. Я просто человек. Вот и все.

Она сняла с полки томик Данте и раскрыла книгу на середине.

— Ты что, знаешь итальянский язык? Что здесь написано? Переведи мне.

Он рассмеялся.

— Ты что, мне не веришь?

Она настойчиво повторила.

— Ну, прочитай, пожалуйста, я тебя прошу.

— Хорошо.

Он стал с выражением декламировать стихи, для пущей убедительности размахивая рукой.

Келли смотрела на него с восторгом.

— И что это значит?

Иссякнут силы, но не воля

и не желание найти тебя.

Небесная механика светил —

Это любовь. Она источник жизни,

света, мирозданья.

Келли рассмеялась.

— Боже мой, до чего ж красиво! Перл, это просто великолепно! Я давно не слышала таких стихов.

Он захлопнул книжку и с улыбкой сказал:

— Да, вообще‑то это рассказ про рай, хотя здесь есть и более мрачные места. В общем, я согласен с тем представлением о рае, которое было у Данте.

Келли задумчиво взяла у него книгу.

— А я люблю современную американскую поэзию. У меня в больнице осталась книга. Очень жаль, что я не успела захватить ее с собой.

Он подошел к полке.

— У меня здесь тоже кое‑что есть.

Ом раскрыл сборник «Метафизическая поэзия» и торжественно прочел:

— Дениза Левертов. Слыхала о такой поэтессе? Я очень люблю ее стихи.

Келли улыбнулась.

— Да, конечно.

Перл пролистал книгу.

— Вот, например, стихотворение под названием «Одиночество». Мне очень близки мысли, которые она здесь высказала. Вот послушай:

Слепой. Я могу на него глядеть,

стыдливо, бесстыдно. Он чувствует взгляды?

Нет, велико его одиночество.

Странная прихоть —

досыта глядеть на чужое лицо.

Не досыта — хочется еще и еще.

В споем мире он сейчас говорит

почти вслух. Его губы шевелятся.

На них беспокойство. И какая–то

радость, почти улыбка.

Неощущаемый мной ветерок

рябит его лицо, словно воду.

Поезд следует к центру, останавливаясь

на станциях. Внутри его громкой

дребезжащей сутолоки покой,

покой молчащих людей —

некоторые смотрят на слепого

мимоходом, а не жадно, как я, —

и внутри этого покоя — его

особый покой, не покой, а вихрь

образов — только какие они, его образы?

Он слепой! И ему все равно,

что он выглядит странно, потому что

обнаженные мысли играют на его лице,

как свет на воде, — он же не знает,

что значит «выглядеть».

Он слеп от рожденья.

И вот он встает и наготове стоит у дверей,

зная, что следующая — его. Он считал?

Нет, он знает и так.

Он выходит, и я за ним.

«Разрешите, я вам помогу».

«Пожалуйста». Безразличие.

Но в тот же миг, когда я

слышу его безразличный голос,

рука его поднимается, ищет,

и мы идем, взявшись за руки, словно дети.

Его рука теплая и не влажная,

крепкая — такую приятно пожать.

И когда он первым проходит

турникет, рука его сразу же ждет мою.

«Осторожно, ступеньки. А здесь

направо. Опять ступеньки». Мы вышли

на солнечный свет. Он чувствует

ласковый воздух. «Славный день», —

говорит слепой. Одиночество

шагает со мной, шагает

рядом со мной, не во мне: его мысли

одиноки, но его рука и моя

так сроднились, что, кажется,

словно моя рука, отделившись,

идет сама по себе. Я перевожу

его через улицу, и слепой

говорит, что теперь сам найдет дорогу.

Он знает, куда идет: в никуда,

наполненное тенями. Он говорит: «Я».

После того, как Перл с выражением прочитал его, Келли улыбнулась.

— Да, я тоже согласна с тем, что она написала. Перл, у нас во многом совпадают вкусы и пристрастия. Это меня очень радует.

За дверью снова послышался какой‑то шум. Оуэн испуганно прошептал:

— Тише. По–моему, там кто‑то есть.

Секретарша Тиммонса печатала что‑то на пишущей машинке, когда в приемной появился окружной прокурор.

— Мне никто не звонил? — озабоченно спросил он. — Я жду кое–какую информацию?

Секретарша протянула ему листок, лежавший рядом с телефонным аппаратом.

— Вот, из лаборатории звонили.

Тиммонс оживился.

— И что сказали?

Секретарша улыбнулась.

— Они не просто сказали, а еще и прислали отчет.

Окружной прокурор радостно потер руки.

— Великолепно. Так быстро успели сделать анализ?

Секретарша кивнула.

— Да. По–моему, там исчерпывающая информация.

— Так, — пробормотал Тиммонс, пробегаясь глазами по сухим цифрам заключения. — Ага, анализ на антигистаминовую группу тоже сделали. Ты смотри, они нашли вещество, которое запрещено к употреблению в медицинских целях. Очень хорошо. Так я и думал.

Тиммонс заметно повеселел.

— Если мне позвонит Сантана Кастильо, то немедленно соедини ее со мной.

— Договорились, — сказала секретарша.

Круз стоял возле машины с включенными фарами.

— Почему ты обвиняешь меня? — едва сдерживая рыдания, сказала Сантана.

— Сантана, при смене фары одна из них всегда горит ярче, потому что ее поверхность не загрязнена. Именно это я и попытался тебе продемонстрировать.

Она все еще пыталась отвергнуть его обвинения.

— Откуда ты знаешь, что это была я? У тебя есть какие‑нибудь доказательства? Легче всего сказать, что это сделала я.

Он сумрачно покачал головой.

— Сантана, как ты не понимаешь, ведь Иден могла погибнуть.

— Это не доказательство! — в истерике завизжала она. — Перестань мучить меня! Выключи свет.

— Я просто проверяю свои догадки, — резко ответил он. — И пока что они подтверждаются. Если ты не согласна со мной, то я могу пригласить сюда экспертов. И они проверят все детально. Но я и сейчас могу сказать, что на поверхности машины наверняка остались следы удара. Так всегда бывает в подобных случаях.