Звева Модиньяни - Рыжие волосы, зеленые глаза
— Скажи, что тебе меня не хватало, — ласково попросил он, сжимая ее в объятьях.
— Мне тебя не хватало, — повторила она. — Не покидай меня больше, — ее голос звучал умоляюще, она спрятала голову у него на плече. Потом Мария подняла к нему лицо, а он наклонился и поцеловал ее в губы.
Это был их первый поцелуй, смягченный стыдливостью, верной спутницей самых искренних и чистых чувств.
— Ты мне нужен, потому что я люблю тебя, — призналась она.
Его лицо осветилось радостью. Крепко прижимая ее к себе, он прошептал:
— Если бы я не боялся показаться смешным, я тоже сказал бы тебе, что я тебя люблю.
— Тогда почему бы тебе меня не поцеловать? — тихонько спросила Мария.
Петер покраснел, как мальчишка:
— Не думал, что в моем возрасте еще могут происходить подобные вещи.
Несколько минут они стояли обнявшись и молчали, а затем медленно направились к вилле.
Экономка ждала их на пороге дома.
* * *Для Марии это была первая ночь любви. Она испытала удивительно нежное, сладкое чувство, порожденное годами дружбы, взаимного уважения, своего рода обожания, которое питал к ней Петер, и ответной благодарности со стороны Марии по отношению к нему. Они занимались любовью с самозабвенным восторгом, прогнавшим все страхи, а потом улыбнулись друг другу, как подростки, очарованные чудесным открытием.
Мария не стала расспрашивать его о результатах предпринятого им расследования, Петер тоже старался избегать этой темы.
Они очень поздно спустились к ужину. Экономка накрыла стол на террасе, увитой страстоцветом, возле декоративного бассейна с кувшинками, в котором сновали японские кой[44], сверкающие в лунном свете подобно алмазам. Легкий вечерний ветерок шелестел листвой каменных дубов и доносил до них тонкое благоухание лимонных деревьев.
— Что с нами будет? — Глаза Марии радостно светились.
— «И жили они долго и счастливо», — произнес Петер. — Как в сказках.
— Навсегда? — спросила она.
— До конца наших дней, — провозгласил он с шутливой значительностью.
Подошел официант и вполголоса сообщил:
— Ваш сын едет сюда.
— Я пойду в свою комнату, — решила Мария.
— Поставьте еще один прибор, — приказал Петер официанту, ласково, но настойчиво удерживая ее за руку.
— Я не хочу, чтобы он чувствовал себя неловко, — настаивала Мария.
— Я слишком долго прятал тебя от него.
В эту минуту появился Джанни и наклонился, чтобы коснуться губами щеки отца.
Мария приветствовала его улыбкой.
— Какая радость и какая честь наконец-то познакомиться с загадочной женщиной, — промурлыкал молодой человек насмешливым, фатоватым тоном.
Мария пожала ему руку. Он был хорош собой и совершенно не похож на Петера. Только цвет волос был тот же. Джанни выглядел старше своих двадцати пяти лет.
— Надеюсь тебя не разочаровать, — ответила Мария.
— Это вряд ли возможно. У Петера Штрауса есть дар всегда выбирать лучшее. Например, мою мать. Вы ведь незнакомы с моей матерью, верно?
Мария бросила отчаянный взгляд на Петера, взывая о помощи. Но он был абсолютно невозмутим и продолжал есть с таким аппетитом, словно их и не было за столом.
— Конечно же, вы незнакомы с моей матерью, — продолжал Джанни все в той же издевательски-вкрадчивой манере. — Ведь вы с ней принадлежите к двум различным галактикам.
Сделав над собой усилие, Мария не ответила на провокацию.
— Почему бы тебе не поужинать с нами? — вмешался наконец Петер.
— Боюсь, что я прервал вашу приятную беседу. Мне не хотелось бы вам мешать, — возразил Джанни с многозначительной иронией.
— Сядь и съешь что-нибудь, — настаивал отец, не обращая внимания на тон сына.
— Предпочитаю прогуляться, — ответил Джанни.
— Делай что хочешь, — пожал плечами Петер. — Ты у себя дома.
— Внизу на стоянке я заметил потрясающую «Феррари». Пожалуй, прокачусь на ней, — решил молодой человек.
— Тебе придется спросить разрешения у Марии, — остановил его отец. — Дело в том, что потрясающая «Феррари» принадлежит ей.
Лицо Джанни скривилось в приступе еле сдерживаемой злости. Ему отец никогда в жизни ничего подобного не дарил.
— Что ж такого необыкновенного сделала эта прекрасная синьора, чтобы заслужить такой роскошный подарок? — выдавил он.
Петер сумел сдержаться.
— Хватит, Джанни, ты действительно переходишь все границы, — оборвал он сына.
Но молодой человек как ни в чем не бывало продолжал:
— Только не говорите мне, что вы с ним переспали, потому что я этому не поверю.
Она вскочила из-за стола, выплеснула содержимое своего бокала в лицо Джанни и стремительно бросилась к лестнице, ведущей в сад.
Петер поднялся и включил переговорное устройство. Он соединился с караульным помещением у ворот, где дежурила охрана:
— Синьорина уезжает. Пусть кто-то сопровождает ее, — приказал он.
Вернувшись на террасу, он застал сына в слезах.
— Прости, папа, — пролепетал Джанни, — я испортил тебе вечер. Теперь ты видишь, было бы лучше, если бы я не приезжал сюда.
Отец с усталым видом опустился на стул.
— Почему ты ведешь себя так? Эта девушка ничего плохого тебе не сделала. Ты ее не знаешь. Ты и меня не знаешь. Ты считаешь, что тебе все обо мне известно, а на самом деле не понимаешь ровным счетом ничего, — с горечью заключил он.
— Я же тебе сказал, мне очень жаль. Что еще я должен делать? Просить у нее прощения? Если хочешь, я так и сделаю.
— В один прекрасный день эта девушка станет моей женой. Поэтому лучше бы тебе уже сейчас научиться ее уважать, — ответил Петер.
16
Когда Шанталь попросила увезти ее с новогоднего вечера в Сент-Морице еще до полуночи, Мистраль понял, что она действительно серьезно больна. Она была бледна, лицо осунулось от недомогания.
— Увези меня отсюда, — сказала Шанталь, — мне плохо.
Впервые за долгие месяцы она обращалась к нему почти вежливо, потому что нуждалась в помощи. Мистраль отвез ее в их квартиру. Шанталь растянулась на постели.
— Я вызову врача, — решил Мистраль, глядя на нее.
— Не надо. Мне просто нужно отдохнуть.
— Откуда такая уверенность?
Шанталь нетерпеливо передернула плечами.
— Я плохо себя чувствую, а ты пристаешь ко мне со своими дурацкими вопросами. Вот все, что ты можешь! — Она не замедлила вновь перейти на свой обычный тон, холодный и враждебный.
Они были женаты уже два года; их отношения стремительно ухудшались безо всякой надежды на восстановление, и Мистралю приходилось только радоваться тому, что его жена крайне редко сопровождает его во время состязаний.
