Кэтрин Андерсон - На веки вечные
Хит вошел в маленькую спальню.
— Ну что, малышка? В чем дело?
Он присел на краешек кровати, девочка поднялась на колени и крепко обняла его за шею. «Она пыталась свистнуть, — думал Хит, прижимая Сэмми к груди. — Господи, скорее туда, пока не передумала или, еще хуже, не решила, что нежеланна!»
— Я слышала шум, — неуверенно проговорила Сэмми.
— Извини, сладкая. Я уронил кофейник. Я не хотел тебя разбудить.
— Теперь я боюсь.
«Ну пожалуйста, Сэмми, не бойся. Дай мне немного времени. Ладно?» — стучало у Хита в висках.
— Не надо. Тебе нечего бояться. Мы с Голиафом здесь и не дадим тебя в обиду.
— Я люблю тебя, Хит.
— И я тебя люблю, сладкая. Вот так. — Он широко развел руки.
— Сильно!
— Будь уверена: очень.
Он поглаживал ее по спинке, а все его существо лихорадочно требовало положить ребенка в кроватку и бежать к Мередит — пока еще она не запрятала свое потрясающее тело под одеждой и не похоронила себя под кучей одеял, давая клятву больше никогда так не делать. — И твою маму тоже.
— Хит! Расскажи мне сказку.
«Нет, только не это, Сэмми! Только не сейчас!»
— Какую?
— Про Золушку.
Золушка жила с мышами в подвале, ездила в тыкве, носила хрустальные туфельки, влюбилась, и все. Хит вздохнул и провел пальцами по детским кудряшкам. В голове аршинными буквами стояло: «Иногда отцовство чертовски некстати». Ну ладно. Сколько времени займет сказка? Он расскажет сокращенный вариант.
— Жила-была девочка по имени Золушка, — начал он. — И ей очень хотелось попасть на танцы.
— Ты забыл про злую, противную мачеху и ее некрасивых дочек, — перебила Сэмми. — И Золушка хотела попасть не на танцы, а на левский бал.
— Куда?
Сэмми в изумлении уставилась на Хита.
— Твоя мама умерла и поэтому никогда не рассказывала тебе этой сказки?
Хит только знал: еще одному человеку и в очень юном возрасте грозит преждевременная смерть.
— Память подвела. На левский бал?
— Ну да. В дом, где живет король и дает бал, чтобы принц выбрал себе левскую невесту.
— Ты хотела сказать — королевскую?
— То самое, что я сказала, — левскую.
Потребовалось тридцать пять минут, чтобы Хит с уточнениями Сэмми наконец добрался до конца сказки.
Когда он наконец вошел к Мередит, она, устроившись на кровати со скрещенными ногами, протирала голени смоченным в перекиси водорода ватным шариком. Увидев шерифа, она свесила ноги с постели и плотно прижала полы рубашки к сомкнутым накрепко бедрам. Мередит едва не плакала. Надежда всегда есть, поэтому Хит затворил за собой дверь, закрыл на ключ и подошел к ней.
— Извините, быстрее не получилось. Бог свидетель, как я спешил, но пришлось рассказывать Сэмми сказку.
Мередит слегка улыбнулась, и ее лицо зарделось.
— Все в порядке. Я нашла кое-что в аптечке и продезинфицировала пару царапин. Невероятно глупо все получилось. Не то время. Не та обстановка. Все не то.
— Вы ни в чем не виноваты. — Хит слышал, что фальшивит, как мальчишка в школьном хоре, у которого ломался голос. — И время то. И ноги мне ваши очень понравились.
Мередит вспыхнула, еще сильнее покраснела и наклонилась, сделав вид, что занимается голенью.
— Дайте-ка я. — Хит присел на корточки.
Но Мередит так подскочила, что он готов был поклясться, будто видел, как летели искры от ее попки. Он обвил пальцами тонкую лодыжку — кожа была как бархат.
— Извините, вы из-за меня порезались.
— Ничего. — Стараясь освободиться, она потянула ногу. — Я справлюсь сама. Правда.
— Я настаиваю, дорогая.
Сначала лодыжка, потом изящно изогнутая голень, потом колено с ямочкой. Он готов был целовать каждый сладостный дюйм — вверх по внутренней стороне бедра к треугольнику волос цвета темного меда, который она так лихорадочно пыталась прикрыть рубашкой. Хит взял ватный шарик и приложил к двум царапинам.
— Больших царапин нет.
— Нет.
Хит приподнял ногу, притворяясь, что изучает подошву. Полы рубашки слегка разошлись. Как хорошо, что он обладал боковым зрением не хуже, чем у лошади.
— Да-а.
— Там что, осколки?
Хит приподнял ногу немного выше. Замечательно!
— Да-а.
Мередит наклонилась вперед.
— Много?
«Много. Много маленьких красивых завитушек».
— Не очень. — Хит тыкал ватой в пятку, как слепой. — Вообще нет никаких осколков. Только покраснение.
— Покраснение?
— Местами. — Он отбросил вату и провел большим пальцем по внутренней стороне стопы. — Вам говорили, что у вас очень красивые ноги?
— Ноги?
— Да. Я еще ни разу не видел стопы такой совершенной формы. — Хит наклонился и поцеловал ямку под косточкой. — Миленькие пальчики с маленькими розовыми ноготками. — Он коснулся языком ее большого пальца и чуть-чуть прикусил нежную подушечку. — Вы вся такая милая.
Мередит тянула и тянула рубашку, стараясь прикрыть заветный треугольник, что было совершенно невозможно, поскольку ее нога была задрана вверх. В свете фонаря завитки поблескивали, как драгоценные самородки.
— Хит, — проговорила она дрожащим голосом, — вы меня до смерти смущаете. Мне нужно в ванную, наверное, ноги пахнут.
Он стал целовать и покусывать другие пальцы.
— Вы не можете не знать, дорогая, что цивилизованный мужчина лишен естественного женского запаха.
— Что?
— Мыло, дезодоранты, духи и пудра. Все эти снадобья приглушают естественный женский запах, который мужчина находит чрезвычайно возбуждающим.
— Вас возбуждают грязные ступни? — Мередит снова дернула ногой. — Пожалуйста, не сосите мне пальцы. О Боже, только не пятку! Щекотно! — Она потянула ногу и захихикала. — Прекратите, Хит, я стесняюсь!
— Прекращаю. — И стал целовать и пощипывать голень, притворяясь, что не чувствует, как она вцепилась ему в волосы. От этой отчаянной хватки заболел череп, но Хит готов был облысеть, только бы Мередит не хваталась за полы своей рубашки.
— Ну что вы делаете?
На нелепый вопрос звучит нелепый ответ:
— Ничего.
Хит уже добрался до колена, положил ее ногу себе на плечо и придерживал рукой. С задранной и почти выпрямленной ногой Мередит представляла самое прекрасное зрелище, какое только сотворил Создатель, — живописнее рассвета, заката и всего, что бывает между ними. Хит любовался изгибом ее ноги, покусывал кожу, успокаивал ее прикосновением языка. А Мередит вздрагивала, как от уколов булавкой.
— Боже мой… нога…
— Вы такая сладкая, Мерри. Я хочу попробовать каждый дюйм вашего тела.
— Вы считаете эту мысль удачной?
Самой удачной, пусть даже от этого он начисто облысеет.
