Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер

Столько лет я позволял только ненависти и гневу управлять собой. Теперь, в тюрьме другого типа, я обнаружил, что любовь и надежда подпитывают меня, не имея большей силы.

Я улыбнулся.

— С днем рождения, Пиппи.

Эстель вздохнула.

— Гэллоуэй... — Ее глаза слезились. — Это... это прекрасно.

— Пфф. Это отстой. Но это моя первая попытка. В следующий раз я сделаю лучше.

— Ты всегда так говоришь. А я продолжаю говорить, что я люблю твои первые попытки.

Любовь.

Мое сердце учащенно забилось при мысли о том, что я когда-нибудь смогу заслужить такие чувства.

— Я не хочу второго. — Пиппа обняла деревянную фигурку с зазубренным хвостом и резными усами. — Я хочу эту. Она мне нравится. — Пиппа осыпала мои щеки поцелуями. — Спасибо, спасибо, спасибо. Он идеален.

Я засмеялась, отмахиваясь от нее.

— Ну, я рад, что тебе нравится. Не за что.

Она ушла, расхаживая перед Коннором, делая все возможное, чтобы заставить его ревновать.

Коннор был прав. Что, черт возьми, я могу приготовить для подростка, когда ему исполнится четырнадцать? Он точно не согласится на плохо вырезанного котенка.

Эстель прижалась ближе, ее губы коснулись моего уха.

— Так вот как ты порезался. Вырезал это?

Я кивнул, покраснев от жары.

— Да.

— Мне это нравится, Гэллоуэй. Серьезно. Ты сделал ее такой счастливой сегодня. Спасибо. — Ее палец коснулся моего подбородка, направляя мое лицо к ней. Я послушался трепетного прикосновения и склонил голову, чтобы поцеловать ее.

Мы целовались долго.

Но недостаточно долго.

И я падал так же сильно, независимо от этого.

Я любил эту женщину.

И я не знал, как долго еще смогу сдерживаться, чтобы не сказать ей об этом.

Я не знал, что меня сдерживает. Она уже знала о глубине чувств (как она могла не знать, когда я наблюдал за ней), но я хотел, чтобы этот момент был идеальным. Я хотел, чтобы она знала, что я люблю ее не только за то, что она здесь, но и за то, что она моя навсегда.

Сегодня вечером.

Возможно, сегодня вечером я наконец-то смогу сказать ей об этом.

…

Остаток дня Пиппа играла со своим резным котом, которого теперь зовут Мистер Усатый Деревяшка, а Коннор придумал новую игру-эстафету, в которой они гонялись друг за другом по пляжу, плавали в океане и летали по небу, словно птицы, а не потерявшиеся дети.

Солнце скользило по небу, озаряя нас счастьем, прежде чем, наконец, опуститься и погаснуть на залитом морем горизонте.

Когда сумерки сменились темнотой, ужин был съеден и убран, Эстель стояла и смотрела на уставших детей с такой любовью в глазах, что я был готов поклясться, что в ее взгляде было целое скопление планет.

Это было больше, чем просто любовь. Это было удовлетворение. Полнота.

Кто бы мог подумать, что такие вещи существуют в изоляции.

Мы все были сонные от еды, и мои глаза стали тяжелыми. Однако, как только дети стали укладываться ко сну, у меня появились грандиозные планы, что я сделаю, чтобы преобразить бамбуковую рощу до того, как Эстель присоединится ко мне.

У меня тоже был подарок для Эстель, и он был не только в моих шортах.

Эстель сдвинулась с места, приподнялась на локтях и распустила волосы по плечам, чтобы они запутались в песке. Она была похожа на русалку, которая вылезла из океана на один волшебный вечер. Она выглядела потусторонней... словно могла исчезнуть, как все мифические существа из сказок.

Перейдя в сидячее положение, она перебирала пальцами песок.

Она нервничает... почему?

Не поднимая глаз, Эстель пробормотала:

— У меня есть еще один подарок для тебя, Пип. Если ты не против.

Пиппа села, растянувшись на льняном одеяле у огня. Ее маленькое личико стало торжественным.

— Ты собираешься спеть для меня?

Мое сердце перестало биться.

С тех пор как Эстель проболталась, что она сочиняет песни, она отказывалась рассказывать мне больше, постоянно меняя тему, как будто это было неважно для нашей нынешней ситуации. Но я не преминул признаться, что иногда следил за ней, когда она думала, что осталась одна. Я видел, как она писала в блокноте. Я тайно слушал, когда она напевала определенные строки и пела нежные колыбельные, чтобы уложить детей спать.

Я крал ее секреты один за другим, пока не узнал, как страстно она любила музыку. И какой талантливой певицей она была на самом деле.

Не то чтобы я мог рассказать ей.

Я не должен был знать.

Услышать, как она, наконец, сдается этой части своей вожделенной жизни, было бы величайшим подарком.

Эстель сцепила руки, безуспешно пряча дрожащие пальцы.

— Да, если ты мне позволишь.

Пиппа уткнулась пятками в песок, обняв колени.

— Я буду рада. Пожалуйста.

— Ты хочешь песню, которую знаешь, или что-нибудь оригинальное?

Пиппа пожевала нижнюю губу, полная серьезности.

— Ты можешь спеть обо мне? О нас?

Я не шевелился, пока Эстель смотрела на меня, прежде чем выпрямить спину. Она выглядела окаменевшей, но решительной, словно слишком долго скрывала эту часть себя и больше не могла.

Спой для меня.

Пожалуйста, боже, спой.

— Я могу. Слова принадлежат песне, которую я условно назвала «Песчаное одиночество». Я могу спеть ее, если хочешь.

Пиппа переместилась на живот, положив подбородок на поднятые руки.

— Я бы хотела. Пожалуйста, спой эту песню.

Коннор подражал своей сестре, держа лицо так, чтобы слушать.

— Я тоже не против. Жги, Стелли.

Эстель натянуто улыбнулась, ее внимание было сосредоточено внутри.

Я же, напротив, не мог пошевелиться, застыв в своей позе с раздвинутыми ногами и локтями, уткнувшимися в пляж позади меня. У меня был жуткий страх, что если я пошевелюсь, то спугну ее, и она не будет петь.

А мне нужно, чтобы она пела.

Мой член уже подергивался от эпической радости, что я наконец-то услышу ее. У меня будут большие проблемы, прежде чем песня закончится.

Я хотел ее больше всего на свете.

Если она споет для меня... я сомневаюсь, что смогу продержаться месяц.

Долгую секунду она не двигалась.

Но потом случилось нечто небесное.

Она закрыла глаза и позволила себе ожить. Она превратилась из девушки, в которую я влюбился, в богиню, обрамленную огнем и отмеченную самой амброзией.

Ее хриплый голос держал мелодию лучше любого инструмента, такой свежий и чистый, такой темный и сексуальный. Лирика и стихи лились из ее уст, обволакивая нас, как зеленая рыболовная сеть, захватывая нас навсегда.

В тот единственный момент не было места на земле, где бы я предпочел оказаться.

Однажды на берегу играла маленькая девочка. Ее родители любили ее безмерно, ее брат — совершенно, и ее мир становился все более волшебным.

Однажды жила маленькая девочка, которая разбилась на берегу. Ее прошлое больше не имело значения, ее прежняя жизнь была ничтожной, а ее мир теперь был полон молитв и мольбы.

Но там она нашла спасение.

В виде нежеланного отпуска.

С мужчиной, поклявшимся в проклятии.

И женщиной, лишенной всякой опоры.

Однажды в волнах плавала маленькая девочка. Ее улыбки почти не менялись, ее счастье мрачно бушевало, а ее мир стал мрачным и смелым.

Однажды жила девочка, которая летала над землей. Ее душа была свободна, ее будущее в море, а ее мир сильно отличался по богатству и ценности.

Но там она нашла спасение.

В виде нежеланного отпуска.

С мужчиной, поклявшимся в проклятии.

И женщиной, лишенной всякой опоры.

Однажды жила маленькая девочка, которая подчинила себе сам ад. Ее прошлое давно забыто, ее воля никогда не ослабевала, а ее мир был полон бури и войны с самой собой.

Однажды жила девочка, которая боролась со смертью ради жизни. Ее душа выживет, ее будущее возродится, и ее мир наконец-то будет свободен от тягот и раздоров.

Вот так Эстель украла все и сделала меня своим.