Звева Модиньяни - Ветер прошлого
— Когда высадишь нас неподалеку от контрады Сант-Андреа, — сказал он, — получишь еще одну монету.
— Будет исполнено, синьор, — поклонился крестьянин.
Как только Рибальдо взобрался на телегу, крестьянин опустил мешковину и забросал ее сеном так, чтобы никто снаружи не мог догадаться о существовании тайника.
Оставшись в темноте, Саулина и Рибальдо некоторое время молчали. Потом ее маленькая ручка нащупала его сильную руку.
— Не отсылай меня, — прошептала она, — пока еще не поздно.
Телега тронулась в путь, от толчка их тела теснее прижались друг к другу.
— Не могу… — шепнул он в ответ.
Их дыхание смешалось.
— Вчера ты так не думал, — говорила она, заставляя его вздрагивать.
Рибальдо осторожно прижался губами к ее щеке и почувствовал, как ее кожа вспыхнула и загорелась от его прикосновения.
— Когда-нибудь мы снова встретимся.
— Когда-нибудь — это бог знает когда, — ответила Саулина. — Мне хочется радоваться и горевать сегодня, прямо сейчас.
Густой запах сена кружил им головы. Саулина прижалась к Рибальдо и затихла.
— Что такое любовь? — спросила она вдруг.
Рибальдо крепче привлек ее к себе и принялся укачивать в такт движению телеги.
— Любовь — это такое слово. Иногда оно соответствует чувству.
— То, что я чувствую к тебе, — это любовь?
Простой и наивный вопрос. Словно появление первой звезды на небе.
— Ты еще ребенок.
— Может быть. И все-таки мне бы хотелось, чтобы ты меня любил.
— Я тебя люблю.
— Ну так докажи мне это!
— Я везу тебя в безопасное место. Разве это не доказательство?
— Ты мог бы это доказать, позволив мне остаться с тобой.
— Тогда бы я тебя погубил.
— Но ведь я уже стала взрослой!
— Это просто так говорится. Это ничего не значит. Ты слишком молода.
— А когда я буду не слишком молодой?
— Через четыре года. Когда тебе будет шестнадцать.
— Через четыре года я буду старухой.
Рибальдо поцелуями осушил ее слезы.
— Давай заключим договор, — предложил он. — Через четыре года я приду за тобой, где бы ты ни была. И больше мы никогда не расстанемся.
Саулина с детской доверчивостью прижалась к нему.
— А до тех пор?
— Ты подрастешь. Будешь ходить в школу. Научишься жить.
— А Мирелла? — насторожилась Саулина.
— Это всего лишь краткий эпизод.
— Что значит «эпизод»?
— Это значит, что у тебя нет причин ревновать к ней.
— Но ведь она любит тебя?
— Я тоже ее люблю, но не так, как тебя.
— А почему ты прячешься? — вдруг спросила она.
— У меня много врагов.
— «Ты не знаешь, кто такой Гульельмо Галлароли». Так она мне сказала.
Рибальдо вздрогнул в темноте.
— Кто?
— Мирелла.
— Это просто слова ревнивой женщины.
— Но кто ты такой на самом деле?
— Вот приду за тобой через четыре года и все тебе объясню.
— Так долго ждать? Да за это время умереть можно!
— Наступит 1800 год, — объяснил он. — Мы начнем нашу новую жизнь в новом веке.
Такое обещание заставило Саулину улыбнуться: она об этом еще не думала.
— Нашу новую жизнь, — мечтательно повторила она.
Рядом с ним она чувствовала себя счастливой, спокойной, сильной, уверенной в себе.
Они подолгу молчали, лишь изредка обмениваясь несколькими словами. Слова были не нужны. Они обрели любовь, обнимая друг друга, они сами стали любовью в благоухающей темноте, пока придумывали для себя общее будущее.
— Слышишь? — сказала Саулина.
К шуму телеги, тяжело катившей по дороге на скрипучих колесах, стали примешиваться шумы других экипажей и людские голоса.
— Мы приближаемся к воротам.
— Мне страшно, — призналась Саулина.
— Чего ты боишься?
— Сама не знаю.
Она дрожала как в лихорадке. Такое состояние охватывало ее всякий раз, когда она ждала наказания или ощущала опасность. В Корте-Реджине поговаривали, что у Саулины нюх на несчастья, как у животных, умеющих предчувствовать беду. Телега остановилась.
— Мы у ворот, — прошептал Рибальдо ей на ухо.
Он и сам напоминал натянутую струну, но в тайнике из сена им ничто не угрожало. Снаружи его поджидали друзья во главе с Обрубком из Кандольи, готовые прийти на помощь.
Рибальдо прикинул, что телега уже движется по берегу канала в направлении Мельничной площади. Но путь к свободе внезапно оборвался. Телега остановилась, мешковину отбросили рывком, и закатный свет, хлынувший потоком, больно ударил по глазам Саулины и Рибальдо, слишком долго просидевших в полной темноте.
— Можете выходить, синьор, — сказал крестьянин с елейной улыбкой.
Молодой человек высунулся из укрытия, чтобы глотнуть свежего воздуха, и прищурился, пытаясь разглядеть, что происходит. Он увидел Обрубка из Кандольи и его друзей на барже, приставшей к берегу.
— Мы приехали, да? — с сожалением спросила Саулина.
Рибальдо не успел даже рта раскрыть для ответа, потому что в тот же миг в золотисто-багровых сполохах заката блеснули ружейные стволы и мундиры военных.
— Ни с места! — прогремел голос с сильным французским акцентом.
Крестьянин скатился с телеги.
— Спасибо, друг, что доставил нам похитителя девочки, — сказал ему солдат.
Саулина смотрела на солдат со вскинутыми ружьями, не понимая, что происходит, а тем временем с баржи на берег начали спрыгивать люди, кто-то помогал спуститься Обрубку из Кандольи.
— Гражданка Виола? — громовым голосом продолжал жандарм. — Этот человек вас похитил.
— Черта с два он меня похитил, — живо откликнулась она. — Этот человек спас меня и собирался отвезти домой!
Командир отряда, сбитый с толку таким ответом, отдал своим людям приказ опустить оружие. В эту минуту Рибальдо могучим прыжком преодолел бортик телеги и побежал. Солдаты начали стрелять, на белой рубахе молодого человека расплылось кровавое пятно, и он рухнул на землю.
Саулина бросилась к нему, склонилась над ним и положила его голову к себе на колени. Ее золотисто-желтое платье окрасилось кровью.
— Они тебя ранили, бедная моя любовь, — прошептала она, целуя его в губы.
Он не ощущал боли, но силы покидали его. Ему удалось улыбнуться.
— Возвращайся к своей опекунше, — сказал он.
— Это все из-за меня, — зарыдала Саулина. — Я не могу тебя так оставить. Никогда себе этого не прощу!
— Ты тут ни при чем. Уходи, прошу тебя.
Каждое слово давалось ему с трудом, жизнь покидала его.
Саулина это чувствовала.
